Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было заметно, что замок на двери часто меняли. Тот, который функционировал сейчас, был врезан высоко над ручкой, поскольку места, более для этого подходящие, оказались раздолбаны настолько, что стали негодны для этих целей.
Гаджинюк нажал на кнопку дверного звонка, и приятная мурлыкающая мелодия огласила тишину лестничной клетки. Через несколько секунд за дверью послышалось тихое шарканье, затем раздался осторожный голос Куксикова:
– Кто та-ам?
– Это я, Виталик, – просто ответил Гаджинюк.
Раздался щелчок дверного замка, дверь мгновенно распахнулась и на пороге появился хозяин квартиры.
Лицо его было помято вчерашней ударной пьянкой, волосы всклокочены, глаза сквозь очки сверкали негодованием. Из одежды на нем были лишь «семейные» трусы красного цвета с белыми полосками на боках, по спортивному образцу.
– Я убью тебя, мерзавец! – вскричал Куксиков, при этом посторонившись и пропуская Гаджинюка в квартиру.
– Угу-у, – одобряюще протянул Виталик и, переступив порог, направился в зал квартиры, сопровождаемый яростным взглядом Куксикова.
Войдя в зал, Виталик уселся в просторное старое кресло, обшивка которого была порвана в нескольких местах. Подобной же старой мебельной рухлядью была заставлена вся квартира руководителя молодежного театра «Самолет».
Виталий, запрокинув голову на спинку кресла, тяжело вздохнул и произнес:
– Ох, и устал я сегодня. Представляешь, Димусик, клиентка попалась ну настолько дремучая, что даже мне, опытному психологу, пришлось с большим трудом продираться сквозь дебри и колючие заросли ее подсознания. А на самом-то деле все оказалось гораздо проще… Все эти навороты психики – личностная холодность, неоткликаемость, властность, язвительность, ярко выраженная гиперактивность, все это, словно грязь, легко смывается хорошей тугой струей спермы, выпущенной ей в лицо.
Гаджинюк театрально вздохнул, довольный своей немного вульгарной аллегорией, и продолжил:
– Баба просто не может наладить отношения с мужиками, отсюда заскорузлая сексуальная неудовлетворенность, которая приводит к еще большей душевной черствости, и так по спирали все глубже и глубже она планирует в пропасть под названием шизофрения или маниакально-депрессивный психоз.
Виталий весело взглянул на напряженного Куксикова, который, стоя у шкафа, сунул в рот сигарету, нервно пережевывая ее губами.
– Ей бы мужичка хорошего, – подытожил Виталик, – чтобы отношения наладить нормальные, постоянные. Чтобы вдувал ей побольше и почаще. Сексотерапия, знаешь ли, очень хороший метод.
Виталик хитро улыбнулся Куксикову и сказал:
– Дима, может быть, ты возьмешься за это дело? Она баба состоятельная – поить, кормить будет.
– Похоже, сексотерапия – это твой любимый метод лечения, – с презрением на лице сказал Куксиков, поджигая сигарету огнем зажигалки.
– А что, – пожал плечами Виталик, – во все времена очень эффективная методика.
– Видимо, сегодня ты ее снова применил на практике, раз так устал, – толстая нижняя губа Куксикова скривилась в еще более презрительной усмешке, – не понимаю, как это можно за всю свою жизнь так и не определиться в своем пристрастии к одному из полов? Спать с мужчинами и с женщинами – вот настоящее извращение, – Куксиков глубоко затянулся и с возмущением выпустил струю дыма в сторону Гаджинюка.
– Что здесь странного, – ответил тот спокойным и задумчивым голосом, снова откинув голову на спинку кресла, – это же совсем разные ощущения. И в том и в другом сексе есть свои прелести. Чем больше разных партнеров, тем больше разных ощущений… Поиск новых ощущений – вот то, что стимулирует меня в жизни, что по-настоящему возбуждает.
В голосе Виталика неожиданно послышались искренние нотки. В его взгляде, устремленном в потолок, отразилась глубокая задумчивость.
– И еще, конечно, деньги, – язвительно заметил Куксиков. – Презренный металл тебя возбуждает, пожалуй, сильнее всего.
Виталик стрельнул своими прозрачными глазками в сторону актера.
– Я не очень понимаю, о чем ты говоришь? – пробурчал он.
– Он не понимает, – возмущенно всплеснул руками Куксиков. – Он, видите ли, не понимает. Вы только посмотрите на него! Как только речь заходит о деньгах, он сразу перестает что-либо понимать!
Возмущение Куксикова нарастало. Он крупными шагами прошел по комнате, остановившись у старого письменного стола, стоящего у окна.
Рывком открыв ящик стола, он развернулся к Гаджинюку и продекларировал:
– Здесь лежал медальон. Серебряный, на цепочке, в пакете из-под молока. Сейчас его тут нету.
– Что ты говоришь? Неужели он пропал? – удивленно проговорил Виталик.
Где-то на дне его прозрачных глазок зародилось подобие сочувствия.
– Да, он пропал! И ты, мерзавец, знаешь об этом лучше, чем кто-либо, – с пафосом заявил Куксиков.
– Да-а-а, – равнодушным голосом протянул Виталик. – Что ты хочешь этим сказать?
– То, что ты его украл, – решительно произнес Куксиков.
– Почему ты так думаешь? – так же спокойно переспросил Гаджинюк. – Здесь у тебя много всякого народа отирается, у тебя не квартира, а проходной двор. Почему ты подозреваешь именно меня?
Губы Куксикова снова скривились в усмешке:
– Ты, видимо, меня совсем за идиота держишь? – надменно произнес он.
Гаджинюк ничего не ответил, лишь неопределенно повел бровью.
– А я давно заметил, что все кражи происходят, когда ты здесь присутствуешь. Кроме того, все знают твою слабость ко всяким дорогостоящим безделушкам. Только за этот год у меня пропали золотые запонки, заколка для галстука, педикюрный набор и еще много разных ценных вещей.
– По-моему, ты преувеличиваешь, – хладнокровно заметил Виталик. – И заколка для галстука, и запонки были отнюдь не золотые.
– Неважно, – срывающимся голосом ответил Куксиков. – Они были мне дороги как память. Мне их дарили известные люди, почитатели моего таланта. А этот кулон мне был особенно дорог. Мне его подарила мама в день моего совершеннолетия. Этот кулон привез еще мой прадед из Германии, откуда пошел наш род.
– С ума сойти, – усмехнулся Виталик, – никогда бы не подумал, что Куксиков – это чисто немецкая фамилия.
– Куксиковым звали моего папу, а фамилия моей мамы – Шварцман, – с гордостью заявил Дмитрий.
– Еще чище, – продолжал улыбаться Виталик.
– Прекрати издеваться надо мной, мерзавец! – гневно вскричал Куксиков. – Мало того, что ты меня обворовываешь, ты еще и издеваешься… Ты не человек, а букет, собранный из мерзких пороков и страстей!
Истерика Куксикова продолжала нарастать. Он побледнел, глаза его метали молнии и были полны праведным негодованием.
Флегматично наблюдавший за всем этим Виталик неожиданно вскочил с кресла и, стремительно подбежав к Куксикову, ухватился своими цепкими ручками за талию негодующего артиста.
– Главная моя страсть – это ты, Димочка!
Ошеломленный таким неожиданным поворотом событий, Куксиков смотрел на Гаджинюка широко раскрытыми глазами, в которых ярость быстро сменилась растерянностью.
По мере того как движения руки Гаджинюка становились все настойчивее и ритмичнее, большие карие глаза Куксикова все больше и больше затягивались поволокой сладострастия. Он побледнел, дыхание стало тяжелым и частым.
– Мерзавец, – еле слышно прошептал Куксиков, закрывая глаза и уперевшись руками в стол, стоящий сзади него. – Как тебе не стыдно… Это фамильный кулон… Из Германии…
Последние слова Куксикова были едва слышны – настолько ему захорошело от интимных ласк Гаджинюка.
– Но вот он и восстал, – с улыбкой произнес Гаджинюк, глядя на результаты своих трудов. – Наше стенобитное орудие снова готово к тому, чтобы взломать ворота моей маленькой крепости… Это одно из самых ярких, ни с чем не сравнимых ощущений в моей коллекции, которое можешь доставить мне только ты, мой сладенький персик.
Далее события развивались так же бурно и стремительно. Уже через несколько секунд оба партнера, совершенно голые, заняли исходные позиции, чаще всего культивируемые этой парой, и уверенно начали восхождение по крутому, извилистому серпантину, ведущему к вершине оргазма.
Однако этот путь был прерван почти в самом начале новым неожиданным поворотом событий – за спинами Куксикова и Гаджинюка раздалось негромкое покашливание.
В центре комнаты стоял, засунув руки в карманы брюк, Костя Титов. Сзади него прислонился к дверному косяку Юрий Пастухов.
Несколько секунд в комнате царила гробовая тишина, которую прервал Костя Титов:
– Тьфу ты, блядь! – Титов с презрением сплюнул на пол.
– Здрасьте, девочки! – в свою очередь поздоровался с хозяевами Пастухов, на лице которого играла язвительная усмешка.
Куксиков с Гаджинюком переглянулись, после чего Дмитрий разрядил свою нереализованную сексуальную энергию в яростном вопле.
- Люди шторма - Сергей Зверев - Боевик
- Свинцовая метель Афгана - Сергей Зверев - Боевик
- Презент от нашего ствола - Сергей Зверев - Боевик
- Славянский «базар» - Сергей Зверев - Боевик
- Боевое сафари - Сергей Зверев - Боевик
- Потерянный взвод - Сергей Зверев - Боевик
- Полундра - Сергей Зверев - Боевик
- Таран - Сергей Зверев - Боевик
- Мыс мертвой надежды - Сергей Зверев - Боевик
- Боевой вирус - Сергей Зверев - Боевик