Олег Борисов - Александр Аркадьевич Горбунов

квартиры она обомлела. Кухня в ней была больше, чем ее единственная комнатка в домике в Новобратцеве. Надежда Андреевна понимала, что Олегу здесь хорошо и что все это — прочно. Она сшила Алле свадебное платье. Белое, недлинное. Такое, чтобы она могла его носить и повседневно. Алле оно очень нравилось. Жених был одет скромно — в свой любимый серый костюм.

Со свадебного вечера Олег остался жить у Латынских.

Учившийся с Аллой на журфаке сын украинского поэта Владимира Сосюры — Владимир, секретарь комсомольской организации факультета, сигнализировал ректору университета о том, что студентка Борисова носит обручальное кольцо. Аллу вызвали к ректору, который хотел было прочитать ей лекцию о необходимой для комсомолки скромности, но, услышав вопрос: «А ваша жена не носит кольцо?», аудиенцию прекратил.

На пятом курсе занятий обычно не бывает, студенты занимаются подготовкой дипломной работы. Алла не без умысла выбрала для преддипломной практики редакцию запорожской газеты: в Запорожье были запланированы гастроли театра. Там молодожены, можно сказать, провели медовый месяц.

К моменту гастролей практика Аллы в местной газете закончилась. Они с Олегом расположились в самом центре, в огромной квартире директора запорожского театра, хорошего знакомого Романа Степановича. Запорожский театр уехал куда-то на гастроли, предоставив сцену киевским артистам, а директор разрешил пожить у себя молодым Борисовым.

«Так что с ребенком у нас, — рассказывает Алла Романовна, — все было продумано. Для его рождения выбрали месяц. Хороший, как нам казалось, — апрель. Ленин родился. Только забыли, что в апреле почти всегда — пост. Хотя и бывала я в церкви, особенно перед экзаменами, а житейского соображения никакого не было».

Когда стало ясно, что Алла беременна, Олег сразу стал называть ребенка Юркой. Прикладывал ухо к животу Аллы, прислушивался и спрашивал: «Как там наш Юрка?» Алла хотела девочку. Называла ее Ярославой. Борисовы познакомились тогда с высокой, красивой чешской девушкой, которую звали Ярослава, и Алле понравилось это имя.

Родился мальчик. Роды оказались тяжелыми.

«У меня, — рассказывает Алла Романовна, — была родовая эклампсия. Слава богу, дежурила соседка наша, которая жила в доме рядом с нами. Эклампсия сродни эпилепсии. После этого человек может проснуться слепым, может умереть до этого или после этого, стать слепым. До трех часов ночи я все помню. В восемь утра я проснулась. Бирочка на запястье — сын! Юрочку соседка наша вытащила щипцами. Может быть, и диабет отсюда. Берут же за головку… Поди знай, что да как. Я проснулась, вокруг меня стоят люди: доктор, врачи, среди которых — молодой человек по имени Игорь, с которым я когда-то была в пионерском лагере и который окончил мединститут, моя воспитательница из детского сада… И все подходили и спрашивали: ты меня узнаешь? Боялись, оказывается, что я могла полностью потерять память или вообще не проснуться.

Юрочку мне показали только на третий день. Олегу — в первый же день, в окно. Добрейшая медсестра Мария Ивановна, замечательная женщина. Весил Юра почти четыре килограмма — большой вес плохо для детей, он располагает к диабету. Из больницы я вышла через неделю».

«Занятный был у нас ребенок, — говорит Алла Романовна. — Он уже в пять месяцев сидел на горшочке. Эта фотография у нас есть. Хоть и плохо спинку держал, но сам же сидел. И стоял в кроватке. Любил музыку. У нас в комнате стояла тумбочка с выдвижной радиолой. Сверху — приемник. Мы ставили ему пластинки апрелевские с легкой музыкой: блюзы, песенки о „Ландышах“, о „Сочи“… Юрочка вставал в кроватке, держался за край и пытался двигаться точно в такт ритмичной мелодии.

Пришел Паша Луспекаев: „Ну, покажите ребенка, своего вундеркинда“. Познакомился с Юрой. Продемонстрировали мы „номер“ с этими пластинками. Удовольствие получали все.

Потом, когда Юрочка стал ползать, он подползал к этой радиоле, поднимался, открывал ее и … В стопке пластинок — а они все одинаковые, с голубыми наклейками, — безошибочно находил и „Ландыши“, и „Сочи“… А ведь стоять еще толком не мог. Ему было месяцев восемь.

Мы жили тогда еще все вместе, он ползал по всей квартире. Однажды воткнулся в дверь головой и сломал ключицу… Юрочка занимал в нашей с Олегом жизни все пространство».

«Олег и Алла души не чаяли в Юрочке, — вспоминала Оксана Базилевич, сестра выдающегося футболиста Олега Базилевича, друга Борисова. — Они его боготворили. Это был белокурый ангелочек, которого я держала на руках, чувствуя божественное свечение от ребенка. Он был не по годам серьезным. И еще в младенчестве рассказывал мне „серьезные“ сказки».

Родители Аллы разменяли квартиру, понимая, что жить всем надо раздельно. Брат Аллы был уже взрослый, в год рождения Юры ему исполнилось 18 лет. Спал он в проходной комнате — кабинете Романа Степановича. У Аллы, Олега и Юрочки была своя комната. У родителей — спальня. И еще была общая большая комната — столовая, в которой, к слову, и гуляли в свадебный день.

Неподалеку от театра построили новую пятиэтажку. После размена родители стали жить в трехкомнатной квартире на втором этаже, а Алла с Олегом и Юрой в этом же доме, только в соседнем подъезде в однокомнатной на четвертом этаже. Юра целый день, на «радость» соседям, ставил пластинки. Ставил и сидел рядом с радиолой. Играл с кастрюлями. У него не было автоматов и пистолетов, они его не интересовали.

Потом перебрались в родительский подъезд. «Мы все время проводили вместе, — вспоминает Алла Романовна. — У нас была спокойная семейная жизнь. С родителями порой, уложив Юрочку спать, вели беседы, обсуждали домашние и театральные события до двух-трех часов ночи. Были темы для разговоров, была общность интересов — все время».

Юрочка подрастал. Бегал по двору. Это был двор Музея Тараса Шевченко. Алла пошла работать. Работала на телевидении. Олег пропадал днем на репетициях, вечерами был занят в спектаклях. Юрочка проводил время с Клавдией Григорьевной, помогавшей Латынским по хозяйству. Он называл ее Клавой. Она была для него авторитетом: «Клава сказала», «Клава доктор», «Клава все знает».

Клавдия Григорьевна в свое время была репрессирована после того, как ее мужа, одного из руководителей ВВС на Дальнем Востоке, расстреляли, а детей отправили в детский дом. Роман Латынский выхлопотал ей в Киеве, куда она приехала после освобождения из лагеря и реабилитации, все необходимые документы, стипендию и однокомнатную квартиру.

Читать Юра научился сам — по газетам. Считать — по сантиметру. Годика в три-четыре он начал писать письма — заявки на телевидение. А Клавдия Григорьевна бросала их в почтовый ящик.

Однажды Алла у себя на работе отмечала с коллегами какой-то праздник. Собрались сотрудники молодежной редакции, в которой она работала, и детской редакции. Молодые мамы разговорились о детях — кто из них чем