Бестолочь - Илья Николаевич Романов

я, зазря тебя деньгами спонсирую! Отрабатывай, родной, моё образование…

Узнав около десятка слов, я понял, что больше в голове у меня сегодня слов не поместится, и мы стали ложиться спать. Перед сном я вышел на улицу якобы справить физиологические надобности. Ойха меня проводил до какой-то ямы. Понятно, компостная яма. С удобрением навозом полей тут, похоже, знакомы, только ждать вам ещё год, пока компост не перегниёт, иначе посевы сожжёте. Хотя кому это я мысленно объясняю. Всё вы сами отлично знаете. По-любому, в сельском хозяйстве местные знают поболее моего.

Ты иди, Ойха, я сейчас вернусь, показал я жестами. Угу, как же! Вышел я в туалет. Мне сейчас важнее на небо в ночи посмотреть! Да, вот такой я романтик, в небо с физиономией дятла люблю смотреть.

А небо меня не радует. Звезды как звезды. Звезды в пасмурную погоду смотрятся плохо, но хуже, что Большую Медведицу нигде на небе не видно. Завтра если рассвет наступит не в полдевятого, а в одиннадцать с чем-то, то надо привыкать к мысли, что я Джон Картер из книжной эпопеи Берроуза про марсиан[31] с поправкой на то, что тут нет четвероруких Тарков. Хотя чего к этой мысли привыкать. Мне и так всё уже понятно, просто из упрямства и страха перед неизвестным я себе это признавать не хочу…

Утро вечера мудренее, буду спать в кольчуге с мечом и топором под рукой, ближе к стенке. Нож в руке под шкурой, и пусть паренёк рискнёт. Я, конечно, не мастер — основатель айкидо, который умел просыпаться, когда его атаковали ученики, но надеюсь, что нож уравняет шансы выжить при неожиданной побудке моей персоны. Так пришёл мой третий день.

Глава 5

Инопланетный партизан,

или о том, как я учу язык на вражеской территории

В моей жизни всё было по-разному. Бывало и плохое, и хорошее. Я падал и поднимался. Временами ходил по краю, временами поднимался по жизни. Сейчас же непонятно, что мне делать и как быть дальше…

Я осваивал прелести сельской жизни и учил язык. После утомительных обменов жестами и скупой связки слов я понял, что медные монеты здесь разного номинала, и договорился с Ойхой платить за постой по одной большой медной монете за два дня или за день такую же по размерам медную монету, но меньшего номинала, выбитого на ней.

Ойха тоже оказался не промах. Я его понимаю. Ему дочку растить и его приёмышей из прошлого поселения на ноги ставить. Сам он на правах крепостного, то есть приписан к земле, в отличие от местных. Чтобы понять, что крепостные, а по сути рабы сильно поражены в правах, много ума не надо. Вникать во все тонкости различий в правах между свободными и крепостными у меня не было желания и возможностей языка, но даже то, что я понял, навевало лишь грустные мысли об участи семейства Ойха.

Одни они тут, и от местных помощи ждать не стоит. Отселил их властитель по весне из сожжённой деревеньки в эту деревеньку. Да и в самом деле, что четверым делать на пепелище, а тут, может, выживут, если с местными будут от пришлых отбиваться. Староста выделил кусок земли, всё, что на земле, — твоё, а чего нет, то плати подати барину через него. Стервец наверняка сам половину от подати барину себе забирает, а если его родичи в лесу случайно дровишками разживутся, то на это и глаза можно закрыть.

В общем, не с руки было Ойхе на меня стучать. Я живу, на глазах местных не мелькаю, а пока живу, то семейству погорельцев денежка капает на новый скарб и приданое дочери. Похоже, что-то вроде этого Ойха объяснил Тапио, пареньку, что поначалу смотрел на меня диким зверем. Паренёк-пастушок выгоду от моего проживания смекнул, но я всё равно был настороже. Взять денежки с мёртвого и прикопать ночью труп в лесу ещё более выгодно получается.

От Ойхи и Тапио я ожидал топор в спину, точнее топор в голову, от Аники отравы в еду, и только от Лайне, самой младшей, ждать неприятностей не приходилось. Лайне — единственная, от кого я не ждал осложнений. Разговаривать с местными обо мне ей наверняка отец запретил, а больше она мне неприятностей причинить не может. Характер не тот, да и с Лайне мы в самых хороших отношениях.

Поначалу она меня сильно боялась, но тут я раскрылся по полной. Поизображал хомячка, издавал всякие смешные звуки, пучил глаза, да и прочие глупости делал, и Лайне хоть и не переполнилась ко мне доверия с любовью, но всё же стала держаться поспокойнее. Ну, а раз начало положено, то контакт возможен.

Лайне по малолетству мало что можно было дать из работы, и она почти всё время была предоставлена самой себе. Разве что в огороде грядки пропалывала, за водой ходила, за огнём следила, кур кормила, ну разве это работа? Да и то, она больше на подхвате у Аники была. Меня тоже к хозяйству не припашешь. Вот и получилось, что словарный запас я больше от Лайне пополнял. Набрал бересты, оказывается, берёза здесь растёт, выпрямил один из крючков и присобачил его к палочке. Получилась примитивная бумага и ручка. Чернилами я, само собой, не пользовался, а просто процарапывал, продавливал буквы на бересте.

Ойха, увидев мои каракули, удивился, покачал головой и стал уважительнее относиться ко мне. Ну как же, большой человек был, пока память не потерял. Учёный! Писать умеет. Н-да, Новгородом с его поголовной грамотностью тут и не пахнет…

В итоге набралось у меня на бересте, наверное, сотни три слов. Пиз…ть, говорить как Троцкий я, конечно, не стал, но выдать предложение из несвязанных местоимениями слов могу. По сути, мне было нечем заняться, кроме как работой над языком и маханием мечом в тренировочном бою с тенью, навыки-то надо восстанавливать.

Уходил я в лес подальше от чужих глаз, да и окрестности изучить тоже не лишнее, и давай работать над связками, контратаками, привыкать к чужому мечу. За неделю, понятно дело, на прежний уровень не подняться, да и за месяц-другой тоже не подняться, но всё же с тренировками больше шансов выжить. Чтобы войти в хорошую форму, надо как минимум три месяца на физуху с четырьмя-пятью тренировками в неделю и прочие заморочки со спаррингом, всё по нескольку часов.

Кстати о часах. Сутки в этом мире на полтора часа больше. Притяжение вроде