Николай II: жизнь и смерть - Эдвард Радзинский

Когда он перестал верить? И когда понял, что последние слова предсказания были попросту дописаны для него в Департаменте полиции?..

И узнаем ли мы, что же предсказал в действительности Серафим Саровский?

ПЕРВАЯ ВОЙНА

В 1904 году началась первая его война — русско-японская. Сын «Миротворца», так ненавидевший войну, решает воевать.

Впоследствии Витте вспоминал: Николая толкали на захваты земель в Маньчжурии, уговаривали, что маленькая Япония никогда не осмелится напасть на Россию.

Витте и мать объясняют ему опасность ситуации. Николай соглашается и предлагает Витте составить проект урегулирования отношений с Японией. Царь уезжает в Польшу, в охотничий замок, и пока он там убивает диких зверей, готовится убийство людей.

Витте составляет проект, который исчезает в недрах архива.

Переговоры с Японией, за которые ратовали мать и Витте, провалены.

Из дневника Николая:

«26 января 1904 года… В 8 часов поехал в театр — шла „Русалка“. Очень хороша. Вернувшись домой, получил от Алексеева телеграмму с известием, что этой ночью японские миноносцы произвели атаку на стоявших на рейде „Цесаревича“, „Палладу“ и т.д. и причинили пробоины. Это без объявления войны?! Да будет Бог нам в помощь!»

«27 января. Утром пришла телеграмма о бомбардировке Порт-Артура. Всюду проявления единодушного подъема духа».

Спокойные записи. Его уверили — японцы воевать не умеют. И его министры спорят: сколько японских солдат стоят одного русского солдата — два или полтора.

Но уже вскоре ему приходится записать в дневнике: «Больно и тяжело».

Последовали невиданные доселе поражения русской армии и гибель флота.

ИСПАНСКОЕ СЛОВО Итак, «Николая толкали на захваты земель в Маньчжурии». Но кто скрывался за этим безликим — «толкали»?

Когда министр внутренних дел Плеве (Департамент полиции входил в состав его министерства) погибнет от бомбы, в его архиве обнаружат копии всех бумаг, касавшихся Дальнего Востока. «Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война». Такова была фраза министра Плеве, сказанная накануне войны одному из сановников.

«Нам нужна…» Но кому?

В своих «Воспоминаниях» все тот же Витте рассказывает любопытный эпизод: в бытность премьер-министром он боролся с еврейскими погромами. Естественно, ему должен был помогать Департамент полиции. И помогал… Но в то же время от одного из чиновников Департамента Витте с изумлением узнает, что борющийся с еврейскими погромами Департамент полиции одновременно изготавливает прокламации, призывающие население… к еврейским погромам! Эти прокламации тайно переправляются в провинцию. Страшный погром евреев в Гомеле начался именно с этих прокламаций. Существовали силы, действия которых не дано было проконтролировать даже премьер-министру…

Вот удивительный рассказ Веры Леонидовны:

«Мой тогдашний друг (она пленительно произносит слово „друг“, улыбаясь вековому воспоминанию. — Авт.)… он был очень близок к графу Витте. И он доказывал, что множество событий, случившихся в царствование Николая, связаны с тайными действиями „камарильи“. Это забытое ныне испанское слово, которое любил граф Витте, обозначало группу влиятельных интриганов при дворе испанского короля Фердинанда VII. Оно стало нарицательным. „Камарилья“ в России — это вырождающиеся знатнейшие фамилии. Они боялись потерять богатство и власть, ненавидели новое время — этот непонятный капитализм. Именно они составляли ближайшее окружение Николая и Александры. Мой друг считал, что в России, как во всякой стране, где существуют вековые традиции консерватизма, давно сложился тайный союз крайне правых, то есть „камарилья“, с секретной полицией. Вот почему, когда Александр II готовил Конституцию, полиция „не уследила“ и он был убит… Мой друг рассказывал, как уже при Александре III в тщательно охраняемом Гатчинском дворце постоянно появлялись записки террористов с угрозами царю. Так укрепляли царя в его ненависти к либералам, подбрасывая эти бумажки через секретную полицию… Мой друг утверждал, что Департамент полиции вышел из-под контроля царя в конце века, когда секретная полиция начала засылать провокаторов в революционные организации. Именно тогда родилась зловещая практика: провокаторы направляют бомбы ничего не подозревавших революционеров на неугодных „камарилье“ царских чиновников.

В то время, говорил мой друг, «камарилья» и тайная полиция провели целую серию опасных интриг. Одной из них и была японская война…»

«НИСПОСЛАННОЕ УТЕШЕНИЕ…»

Война началась — и тотчас сработало вечное правило российской бюрократии: когда замышляется нечто хитроумное, результат будет прямо противоположным. Война, затеянная, чтобы предотвратить революцию, — разбудила ее.

И вот тогда, в разгар страшных поражений, в смуте наступающей революции, — свершилось…

Это случилось в «Александрии», в том маленьком летнем дворце, где Николай четырнадцатилетним мальчиком услышал песню о старухе-смерти и где когда-то влюбленные юноша и девочка вырезали на стекле свои имена. И вот там днем 30 июля 1904 года… «Императрица, — вспоминала Вырубова, — едва успела подняться из маленького кабинета по винтовой лестнице, как родила Наследника».

Из дневника:

«30 июля. Незабвенный великий для нас день, в который так явно посетила нас милость Божья. В час с четвертью дня у Аликс родился сын, которого при молитве нарекли Алексеем. Все произошло замечательно скоро, для меня, по крайней мере. Нет слов, чтобы достаточно благодарить Бога за ниспосланное Им утешение в эту годину трудных испытаний…»

Командир кирасиров, генерал Раух, вспоминал слова Николая:

«Императрица и я решили дать наследнику имя Алексей, надо же как-то нарушить эту череду Александров и Николаев». Так шутил счастливый отец и почетный председатель Русского Исторического общества. Действительно, цари с именами — Николай и Александр правили Россией целое столетие.

Но с именем «Алексей» дело обстояло непросто. Имя «Алексей» было не в почете в Романовском Семействе. После того как по велению Петра Великого был тайно убит его сын и наследник Алексей, Романовы избегали давать это имя наследникам престола. Существовала версия о проклятии романовскому роду, которое успел прокричать перед гибелью убиенный царевич Алексей… Но Николай решился на это имя, так как его давно привлекал образ другого Алексея — царя Алексея Михайловича.

Незадолго до рождения наследника состоялись знаменитые костюмированные «Исторические балы». Залы Зимнего дворца заполнили «бояре и боярыни» времен первых Романовых… Николай появился в сверкающем золотом и каменьями одеянии царя Алексея Михайловича. Аликс — в осыпанном драгоценностями платье жены Алексея, царицы Натальи Кирилловны. Для Николая это был не просто маскарад, но воспоминание о его любимом царе. Царь Алексей, своей религиозностью, добротой и благонравием заслуживший прозвище «Тишайшего» и столь много сделавший для государства, но не жестокостью, яростной волей, подобно Великому Петру, а кротостью и постепенными реформами… И Николай дал сыну его имя…

Из дневника:

«Крестины начались в 11.00. Утро было ясное, теплое… Перед домом на дороге у моря встали золотые кареты и по взводу конвоя — гусар и атаманцев…»

Конвой при рождении — и будет при смерти.

Швейцарец Жильяр, будущий воспитатель Алексея, в то время давал уроки его сестрам. И вот в комнату, где он занимался с девочками, пришла царица с ребенком. Наследнику было полтора года. Это был принц из сказки — с белокурыми локонами и большими серо-синими глазами.

Но потом швейцарец редко видел волшебного мальчика. Слухи о какой-то болезни бродили по дворцу.

Однажды мальчик вбежал в классную комнату… И тотчас следом за ним появился опекавший его дядька-матрос. Мальчик схвачен, его уносят, в коридорах слышен его негодующий крик… И он опять исчезает на месяцы.

Разгадка приоткрылась Жильяру во время царской охоты в Спале (замок в Польше, где с древности была охота польских королей и где любил охотиться царь). Семья жила в этом старинном охотничьем замке. Охота, бесконечные увеселения… На одном таком празднестве Жильяр вышел из бальной залы во внутренний коридор замка.

Он очутился как раз перед дверью, из-за которой слышались отчаянные стоны. Через мгновение швейцарец увидел Аликс: она приближалась бегом, придерживая мешавшее ей длинное платье. От волнения она не заметила Жильяра.

Это была тайна, которую охраняла вся Семья: вскоре после рождения сына врачи установили то, чего Аликс боялась больше всего на свете, — ее ребенок унаследовал болезнь, которая была в ее гессенском роду и которая передается только отпрыскам мужского пола (т.е. наследникам тронов — насмешка судьбы над королями!). Неизлечимую болезнь — гемофилию. Когда Жильяру доверили наконец воспитание Алексея, врач наследника, доктор Деревенко, подробно объяснил ее симптомы: оболочка артерий гемофиликов так хрупка, что любой ушиб, напряжение, падение, порез вызывают разрыв сосудов и могут стать началом конца. Эта болезнь — проклятие гессенского рода…