Принцип мести - Сергей Зверев

– Нет, окончательная. После всеобщего воскресения и преображения зло преткнется. Бог да пребудет во всем, а поскольку он суть любовь и добро, злу негде будет укорениться.

– Но свобода останется, так?

– Пожалуй, что так.

– А свобода чревата бунтом. Мы почему-то называем точкой отсчета грехопадение Адама. Но восстание Люцифера, самого сильного из ангелов, было прежде. И именно оно предопределило грехопадение и всю человеческую историю. Люцифер создал пространство, в котором человек реализует свое право на свободу. И самый трудноразрешимый вопрос религии вовсе не в том, почему согрешил Адам, а почему восстал князь Света. Библия не дает на него ответа. Да, он захотел быть превыше Бога. Но почему захотел? Да, он порицал Бога? Но что заставило его порицать? Все свидетельствует о том, что по достижении Царства Божия и воцарения космической гармонии или чего там еще опять появится некто подобный Люциферу и начнет бунтовать против устоявшегося порядка. Это неизбежное следствие несотворенной свободы. А поскольку отрицание Бога как следствие свободного волеизъявления ведет к новой «порче» и распространению зла, то зло неистребимо, как неистребима свобода. Я вновь возвращаюсь к выводу, что дьявол – это полюс свободы.

– После победы света над тьмой никто не восхочет такой свободы, – устало проговорил Игнатий. – Злые духи перестанут упорствовать в злобе своей, и полнота образа Божия коснется их. Мы не знаем ничего о временах и сроках, не ведаем, как это будет. Замыслы Божии непрозрачны для нас, как и сам Его образ. Говоря словами апостола, мы видим Бога как бы сквозь тусклое стекло. Но надо верить, и Царство Божие не замедлит явиться.

В итоге мы пришли к тому, что ни к чему не пришли. Игнатию не удалось рассеять мои сомнения, мне – эти сомнения разрешить, мы, говоря языком дипломатии, лишь уточнили позиции сторон. Можно было только робко предположить, что Бог – авгур, он не спешит явить себя миру, присутствуя в нем, по выражению одного философа, инкогнито, а свобода – кровообращение Бога. В такого Бога, не абсолютного, но вечно стремящегося к полноте и совершенству и временами достигающего своей цели, верилось легко.

Мне не хотелось трезветь. Мне было хорошо, как бывает хорошо и спокойно не с грозным Богом Универзуса, а с уютным розановским «Богом гнездышка». Но я знал: неотвратимо наступит утро, и будет оно подобно утру после апокалипсиса, пережитому мной однажды на плоту в открытом море, и грядут новые испытания, которые я преодолею или не смогу преодолеть, и будет конец и начало чего-то нового. Наверное, Игнатий испытывал нечто подобное.

За окном раздались приглушенные аплодисменты: хлопая крыльями, с крыши храма взлетела стая голубей. И вдруг я понял: пока мы философствовали и пили водку, утро уже наступило.

* * *

Прошло два месяца. Все это время мы с Игнатием под квалифицированным присмотром сотрудников ФСБ отрабатывали соответствующие легенды и усиленно готовились к предстоящей операции. Пытаясь убедить себя в необходимости и неизбежности такого поворота событий, знаменовавшего собой коренной перелом в моей судьбе, я повторял про себя как заклинание: ты должен сделать это, ты должен сделать это... Ты и только ты, никто, кроме тебя. Это все равно что выбирать жену или профессию – если упустишь момент, то эта женщина или эта профессия будет для тебя навсегда потеряна, она не будет твоей. А значит, жизнь твоя пойдет по ложному пути. Возможно, это была не лучшая формула самовнушения, но она помогала мне создать необходимый настрой. Игнатий относился ко всему с философским спокойствием: за каждым фактом он был склонен видеть явление, за явлением – тенденцию и за всей совокупностью фактов, явлений и тенденций – промысел Божий. Это была весьма удобная позиция на все случаи жизни. Конечно, он очень переживал, что ему на какое-то время придется оставить службу в храме, но с этим неизбежным злом легко мирился, поскольку собирался вернуться в лоно церкви при первом же удобном случае.

Жили мы на квартире в заброшенном аварийном доме, который по всем канонам и законам физики должен был превратиться в руины еще четверть века назад, но другого, более благоустроенного жилья «контора» предложить нам не могла, дабы наш имидж безработных лоботрясов не пострадал. Надо отдать должное, «ксивы» нам сделали исправные, ни один паспортный стол и ни одна таможня не усмотрела бы в наших новых паспортинах липу. Под стать бомжующим полуинтеллигентам, коими мы являлись, была и наша экипировка. Я как бывший военнослужащий, выгнанный из армии «за систематическое пьянство», как именуют армейские бюрократы этот стихийный процесс, ходил в форменной куртке с эмблемой РХБЗ, на которой было изображено шестигранное бензольное кольцо с элементами радиоактивного распада. На фоне бензольного кольца в потоках ионизирующих излучений красного цвета была отчетливо видна зловещая фигура ворона... Для полноты впечатления мне не хватало справочника мародера под мышкой. Игнатий ходил в рабочей спецовке и широких матросских штанах. Он был патриотом российской глубинки, о чем свидетельствовал неизвестно где добытый им нарукавный знак – герб города Харовска, заслуживающий отдельного описания: в верхней его части на голубом фоне присутствовала ель и циркулярная пила, чуть ниже – контуры заводского здания, символизирующего развитие деревообрабатывающей промышленности. По легенде, Игнатий был типичным неудачником: отслужив срочную, подался на заработки в районе крайнего Севера, прогорел, вернулся и устроился, по его словам, в спецподразделение трамвайного депо, откуда был уволен за прогулы и ярко выраженную склонность к тунеядству.

На жизнь мы зарабатывали доставкой мебели в магазине «Все для дома». Деньги у нас водились, хватало даже на развлечения: каждый день мы посещали какой-нибудь захудалый ресторанчик или пивбар и приблизительно один-два раза в месяц в целях конспирации напивались до положения риз. Однажды мы надрались так, что не смогли самостоятельно выйти из кафе «Ветерок»; Игнатий остановился в дверях, покачнулся и, как сказано в Библии, «пал на лице свое». Он был мертвецки пьян. Я попросту свалился под барную стойку. Однако после того, как разгневанная официантка вызвала в кафе «Ветерок» наряд милиции, нас как ветром сдуло – конфликтов с правоохранительными органами мы старались по возможности избегать.

Впрочем, злоупотреблять своей свободой и спиртными напитками нам было не с руки. Мы все больше склонялись к мысли, что здоровье надо беречь. Так, на всякий случай. Вдруг пригодится?

В перерывах между кратковременными запоями мы спарринговали и занимались силовыми упражнениями для развития выносливости – благо места в брошенном доме было предостаточно. Для выполнения поставленной задачи нам нужно было поддерживать хорошую физическую форму. К началу октября нас уже знал весь городской сброд, дно живущего своей интенсивной ночной жизнью мегаполиса, чего мы, собственно говоря, и добивались. Несколько раз нам приходилось участвовать в пьяных потасовках, из которых мы без особого труда выходили победителями, но дальше драк с деклассированным элементом дело не заходило. С криминальными структурами мы старались не перехлестываться – это выходило за рамки создаваемого нами образа забубенных головушек. Зачем все это было нужно? Несмотря на то что у меня иногда возникали сомнения в целесообразности избранной нами тактики, ничего другого в сложившихся обстоятельствах мы предпринять не могли. По сведениям, поступившим из Непала, где по-прежнему гостевала Анюта, в одном из злачных заведений нашего города производился набор «гладиаторов» для боев без правил. Естественно, устроители состязаний не нуждались в лишней рекламе, поэтому нам приходилось действовать на свой страх и риск.

Однажды Олег, куратор нашего направления, назначил нам встречу – установленным сигналом, оставив записку в тайнике возле городской свалки, он вызвал нас в маленькое привокзальное «Бистро». В условленное время в обычном своем «прикиде», мы пришли на стрелку и заказали по сто грамм «Метаксы». Олег подсел за наш столик и после нескольких ничего не значащих фраз вполголоса сказал:

– Китайский ресторан. Это достоверная информация.

– Когда?

– Чем быстрей, тем лучше. Устройте там небольшой содом и геморрой. Ведите себя так, чтобы вас заметили и сразу зауважали. Но хочу предупредить: весь обслуживающий персонал, по преимуществу выходцы из юго-восточной Азии, в совершенстве владеет приемами у-шу. Шеф-повар имеет четвертый или пятый дан. Будьте осторожны.

Остограммившись, мы тут же отправились в китайский ресторан. Открылся он сравнительно недавно, в помещении бывшей ресторации «Под львом», прославившейся своими дебошами с битьем зеркал, старинных сервизов и потрясенных, ничего не понимающих посетителей. Здесь еще в застойные годы произошло наделавшее много шуму побоище с участием курсантов высшего общевойскового командного училища и местных воров-перекупщиков. Первую скрипку играл в нем Садовский. Незадолго до этого он здесь же познакомился с Сандрой, которую я узнал позже под именем Валерии. Как давно это было. С тех пор утекло немало воды. И, пожалуй, не меньше крови. Валерии тоже не стало – появилась Миледи. А что касается ресторана, неожиданно сменившего европейский интерьер на азиатский, то в нем мне предстояло дебютировать двенадцать лет спустя. В качестве непонятно кого.