Только ты и я - Пэнси Вейн

– Конечно, я сказала, что он должен уйти к Люси. Ради этого ребенка. Люси потом сказала, что их чувство зародилось давно… Я решила, что Винс – он вообще-то очень добрый – хочет смягчить для меня удар. Люси говорила, что они оба хотели этого ребенка. Она также очень хотела, чтобы мы с ней по-прежнему оставались подругами. Короче, они очень быстро поженились, переехали жить в квартиру Винса, а я по-прежнему хожу к ним в гости, – скороговоркой закончила она.

Руди потрясенно молчал. Они предали ее оба – и Винс, и Люси. Они встречались за ее спиной, когда она верила, что Винс любит ее. А потом – какое страдание она должна была вынести – видеть регулярно любимого (она любила и, наверное, до сих пор его любит!), который уже принадлежит другой женщине. Сам он, узнав, что Белла принадлежит другому, не смог даже остаться с ней в одной стране!

– Ты продолжаешь с ней дружить… Но как твоя лучшая и близкая подруга, она должна была…

Мишель стремительным движением закрыла ему рот ладонью.

– Я сама все знаю, что ты можешь сказать. Поверь, мне достаточно наговорили о том, что она должна была, мои сестра и мама.

– А ты сама так не считаешь? Ты могла бы поступить, как она?

– Откуда я знаю, что я могла и что не могла? – возразила она горячо. – Я не была в ее ситуации. Я представляю, что их потянуло друг другу с такой силой, что они не смогли устоять. Кто же тут виноват? И я сама… не всегда была идеальной подругой. – Она вскинула плечи. – Мы дружим с Люси с пятого класса – когда я перешла в эту частную школу. Знаешь, как там относятся к новичкам? Люси была самой красивой и самой популярной девчонкой, и она сразу взяла меня под свою защиту.

– Ты нуждалась в защите? Ты, как мне кажется, не из робких…

– Ну… тогда, наверное, я была и правду робкой, комплексовала из-за внешности. И я никогда не любила конфликтов и драк. С такой авторитетной подругой, как Люси, мне было… проще. И я ей до сих пор признательна. Но однажды я поступила предательски по отношению к ней.

– Не могу поверить.

– Потому что я на самом деле никакой не ангел. Летом мы были в скаутском спортивном лагере, и Люси натерла ногу и не могла идти в поход. Она хотела, чтобы я осталась с ней. А я очень хотела пойти, и пошла. Но Люси меня тогда простила… хотя и не сразу.

– Вам тогда было, наверное, лет по десять. И, по-моему, это никак не сопоставимо…

– А по-моему, предательство есть предательство в любом возрасте. Ты разве не согласен?

– Согласен. Но в твоем случае я не вижу никакого предательства… – Он не стал говорить вслух, что Люси уже тогда, видимо, была большой эгоисткой, если хотела, чтобы Мишель из-за нее отказалась от удовольствия пойти в поход.

– Люси всегда была красавицей, и всегда за ней увивались мальчишки, – продолжала Мишель, не слушая его. – Но один раз, в последнем классе, к нам пришел новенький, и… он очень понравился Люси, а ему… ну, я ему понравилась больше.

– И ты почувствовала себя виноватой?

Она сердито взглянула на него.

– Вот и не угадал! Просто я была к нему равнодушна и сделала все, чтобы он проявил внимание к Люси.

Интересно, как она это делала?

– Как видно, твоя Люси для тебя дороже всех парней, – сказал он с внезапным раздражением.

Она фыркнула.

– У меня нормальная ориентация, если ты на что-то намекаешь. Но я считаю, что друзей надо прощать за все.

6

Некоторое время они шли молча. Кто я такой, чтобы читать ей наставления, думал Рудольф. Люси пользуется ее добротой и благородством, она, как видно, просто не может допустить, чтобы Мишель кому-то понравилась больше. Он покосился на нее – она спрятала руки в рукава куртки, на ней снова не было перчаток.

– Ты замерзла?

– Чуть-чуть. Но я люблю, когда холодно, – сказала она, мелко стуча зубами. – Хотя в холодную погоду хорошо и посидеть в тепле, со стаканчиком глинтвейна.

Рудольф остановился и, медленно взяв ее за руки, поднес ее пальцы к губам и подышал на них. Она замерла и подняла на него глаза, которые показались ему в тени густых ресниц совсем черными, огромными и печальными. Сейчас у нее был такой вид, словно она вообще не умеет улыбаться. И внутри все у него сжалось от жалости и нежности. Руди поймал себя на странном чувстве – он готов был пойти к этому самому Винсу и пинками пригнать его к ней, только бы она не страдала. А для Люси он нашел бы пару ласковых слов…

– А ты совсем не замерз. У тебя руки даже горячие… – пробормотала Мишель удивленно, глядя ему в глаза. Жар от его рук медленно проник в нее, поднялся до плеч, дошел до сердца… Она затаила дыхание.

Если бы она знала, что одна ее близость согревала его лучше любого глинтвейна. А увидев, как она снова улыбается, он едва не подпрыгнул от радости.

– Насчет глинтвейна… я знаю тут неподалеку такое место.

– Я тоже, только они варят его на Рождество и на Новый год, но праздники уже кончились.

– Давай все-таки заглянем?

Она кивнула, Руди подхватил ее под локоть, и они побежали через дорогу на желтый свет светофора. На другой стороне он резко обернулся.

– Ты не знаешь того типа?

– Какого? – Мишель тоже обернулась, и ее волосы скользнули по его губам.

Но высокий странный человек в черном пальто, который стоял у светофора, уже успел исчезнуть. Или Руди только показалось…

– Его нет… ничего, забудь.

В шведском кафе, несмотря на вечер, народу было немного, а глинтвейн по-прежнему подавали! Они заказали по большому бокалу, и еще маленьких пирожков с мясом, потому что оба проголодались.

– Ну расскажи наконец, как тебя занесло в Ирак? – спросила она, и в ее голосе появились прежние шутливые нотки. – Патриотический порыв? Ненависть к тирану?

– Скорее, природная глупость, – с усмешкой произнес он, подделываясь под ее тон.

– Тут замешана женщина? – Мишель не донесла до рта пирожок. – Я почему-то так сразу и подумала. Неужели она тебя отвергла и ты из-за этого полез к черту на рога?

Она решила, кажется, что личная драма – удел ее одной? Что его история просто забавна? Ну что же, он был готов ее посмешить.

– Сейчас мне это тоже кажется странным, но тогда я так не думал. Казалось, что небо рушится, – пожал он плечами и отпил горячий ароматный напиток. – Впрочем, может быть, ты больше любишь анекдоты из армейской жизни?

Она сразу стала серьезной.

– Прости. Если не хочешь, можешь не продолжать.

– Да нет, просто не уверен, что это интересно.

Она посмотрела на него очень внимательно.

– Нет, мне правда интересно.

Рудольф почувствовал, как в его голове прокручивается назад пленка – словно он готовился заново посмотреть уже знакомый фильм, где главную роль играл известный ему человек. И ощущения были примерно те же, как когда говоришь о хорошем знакомом, которого постигла небольшая неприятность – с легким дружеским сочувствием.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});