Библиотека современной фантастики. Том 11. Карел Чапек - Карел Чапек

Отсюда видно, как вращается, расходится кругами земная поверхность, как по ней, словно по неспокойному морю, катятся волны… Из домишек выскакивают обезумевшие обитатели, они бессмысленно размахивают руками, силятся удержаться на месте, падают, но их тут же подхватывает некий гигантский, бешено вращающийся волчок. Биндер, крепко вцепившись в карусельные цепи, наклоняется к людям и ревет: «Ко мне, ко мне, люди добрые!» И люди добрые, видя озаренную сияньем карусель, возносящуюся над бешено раскрутившейся землей, спешат, торопятся к нему. Биндер, держась за стальные прутья одной рукой, другую протягивает им и выхватывает из пучин земли детей, старушек, стариков — и вот они уже на карусельной палубе, переводят дух после великого испуга и ахают, завидев летящую по кругу планету. Уже всех вытянул пан Биндер, но по земле еще носится черненький щенок, скуля со страху; он и рад бы допрыгнуть до палубы, да земля вращается все быстрей и быстрей. Тогда Биндер опускается на корточки, свесив руку вниз, подхватывает щенка за ошейник и втягивает его наверх.

В ту же секунду шарманка грянула благодарственную песнь. Она звучит хоралом потерпевших крушенье, где хриплые голоса пловцов вплетаются в детскую молитву; над разбушевавшейся стихией распростерлась радуга мелодии (в hmoll), а небеса распахнулись блаженным сияньем скрипичного pizzicato. Чудом спасшиеся люди стоят на Биндеровой карусели в полном молчании, обнажив головы; женщины тихо шевелят губами, творя молитву, а дети, уже забывая о только что пронесшейся грозе, отваживаются даже погладить жесткую морду оленя и гордо выгнутую шею лебедя. Белоснежные кони снисходительно позволяют детским ножонкам вскарабкаться в их седла; то тут, то там раздается конское ржанье, и лошадь важно, с достоинством цокает копытом. Земля вращается теперь медленнее, и Ян Биндер, высокий, в своей моряцкой полосатой тельняшке, нескладно начинает речь:

— Так вот, люди добрые, собрались мы здесь, бежав от суеты мирской. Тут, значится, мир божий посередь гроз, тут мы уложены, как в постельке. И это нам знамение, что должны мы бежать от мирского шума и найти прибежище в объятиях господа, аминь!

Это или нечто подобное внушал Ян Биндер в своей проповеди, а люди, сгрудившиеся на карусели, внимали ему, словно священнику в церкви. Наконец земля остановилась; шарманка тихо, благоговейно взяла последний аккорд, и люди пососкакивали вниз.

Ян Биндер напомнил еще раз, что катались все задаром, и отпустил их, обращенных в новую веру и возвышенных душой.

А когда в четвертом часу маменьки с детками и старички пенсионеры снова вышли прогуляться между Злиховом и Смиховом, шарманка снова завела свою музыку, земля завертелась, и снова Ян Биндер спасал людей на карусельной палубе и успокаивал их приличествующей случаю проповедью; в седьмом часу с фабрики возвращались рабочие; в девятом откуда-то появились влюбленные, а в одиннадцатом гуляки высыпали из кабачков и кинематографа; все они были подхвачены земной круговертью и уцелели лишь благодаря радушно распахнутым объятиям карусели; спасенные были укреплены для будущей жизни напутственными словами Яна Биндера.

Душеспасительная деятельность пана Биндера продолжалась неделю, после чего карусель покинула Злихов и подалась вверх по течению Влтавы, в Хухли* и на Збраслав*, а затем — в Штеховице*. Уже четверо суток с непреходящим успехом трудилась она во славу божью, пока не разыгралось несколько странное происшествие.

Ян Биндер как раз закончил проповедь и, сотворив крестное знамение, отпустил своих новых учеников с миром. Но тут из тьмы выступила, приближаясь к нему, черная безмолвная масса; во главе ее шествовал высокий мужчина с обвисшими усами; он вплотную подступил к Биндеру.

— А ну, — вымолвил великан, с трудом сдерживая гнев, — сматывайтесь отсюда, а не то…

Биндеровские прихожане, заслышав это, вернулись к своему пастырю, Биндер, чувствуя за собой крепкий тыл, сказал твердо:

— Смотаемся после дождичка в четверг.

— Спокойно, милый человек, — посоветовал кто-то из пришедших, — к вам обращается сам пан Кузенда.

— Оставьте его, пан Гудец, — перебил усатый, — Я один с ним управлюсь. Итак, второй раз вам говорю: сматывайте удочки, а не то я во имя господа бога разнесу все вдребезги.

— Стало быть, убирайтесь-ка и вы восвояси, — ответствовал Ян Биндер, — а не то я во имя господа бога вышибу вам зубы.

— Черт побери! — завопил механик Брых, продираясь сквозь толпу вперед. — Пусть попробует!

— Братья, — мягко увещевал Кузенда, — сперва потолкуем по-хорошему. Биндер, вблизи нашей землечерпальной святыни вы творите ваши мерзопакостные фокусы, но мы этого не потерпим.

— Надувательство это, а не святыня, — во всеуслышанье провозгласил Биндер.

— Что?! — воскликнул пораженный Кузенда.

— Это надувательство, а не святыня!

Трудно передать в связном повествовании, что произошло затем. По-моему, первым на Биндера бросился пекарь из Кузендова лагеря, но Биндер поверг его наземь, треснув кулаком по башке.

Зато лесничий двинул Биндера прикладом в грудь, но в то же мгновенье лишился ружья; какой-то штеховицкий приспешник Биндера вышиб им Брыху передние зубы и сбил шляпу с головы пана Гудеца. Кузендов почтмейстер душил какого-то парнишку, Биндерова последователя. Биндер бросился к нему на помощь, но штеховицкая влюбленная сиганула на него сзади и укусила в плечо, где у пана Биндера был вытатуирован чешский лев. Кто-то из «биндеровцев» вытащил нож, и Кузендова рать в своем большинстве оставила позиции, но некоторые, напав на карусель, все же успели обломать рога оленю и свернуть благородную шею одному из лебедей. Карусель застонала, покосилась, и верх ее обрушился на нечестивцев.

Кузенда, задетый карусельной спицей, потерял сознание. Все погрузилось во мрак и безмолвие. Подоспевшие зеваки узрели такую картину; Биндер сидит с переломом ключицы, Кузенда валяется в беспамятстве, Брых то и дело выплевывает зубы и кровь, а штеховицкая барышня рыдает в истерике. Прочие, взяв ноги в руки, улепетнули.

12. ПРИВАТ-ДОЦЕНТ

Молодой, едва достигший 55-летнего возраста д-р философии пан Благоуш, приват-доцент кафедры сравнительной теологии Карлова университета, довольно потирал руки, подступая к четвертушкам чистой бумаги. Легко начертав заглавие: «Религиозные явления последнего времени», он начал свою статью следующими словами: «Спор об определении понятия «религия» ведется со времен Цицерона». Написав это, приват-доцент погрузился в раздумье, «Эту статью, — решил он, — пошлю во «Время»; погодите, братья коллеги, посмотрим, какой вы поднимете переполох! Эта мистическая лихорадка вовремя подвернулась! Чрезвычайно актуальная выйдет статья!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});