Ангелы на льду не выживают. Том 2 - Александра Маринина

– Ну как же… Это ведь именно его она не позволила отпустить за границу. Помните, я вам рассказывала? Уверена, что Володя Власов был далеко не единственным, кому она помешала сделать карьеру из-за денег.

Очень любопытно… Похоже, версию об убийстве чиновницы из Госдумы из-за пожара на Рублевке придется все-таки выбросить на помойку. А жаль. Красивая была версия. Впрочем, оно и к лучшему, учитывая, какую странную реакцию вызвала работа Сташиса в этом направлении и у руководства, и у того неизвестного, который угрожал ему. Осталось только уточнить некоторые подробности.

– И Власов знал, что ему помешала именно Ефимова?

– Знал, – кивнула Волынец. – Я ему сказала, когда сама узнала.

– И как он отреагировал?

– Никак. Он был после тренировки, уставший, ему было не до эмоций. Пробормотал только что-то, не то «вот же сука», не то «вот же стерва». И больше об этом никогда не заговаривал. Тем более и он, и все мы прекрасно знали, что Инна Викторовна меня не любит, это во-первых, не любит моих учеников, это во-вторых, и из чистой вредности и жадности старается сделать все, чтобы не отпустить за границу тех, кто не может заплатить. Хотя платили все равно не ей, а людям из Федерации, но она с этого имела неплохую долю. Всем все было прекрасно известно, так что ничего неожиданного в этой ситуации, в сущности, не было. Вы поймите, активно тренирующиеся спортсмены – они вообще не по части сильных эмоций и страстей, у них на это не остается ни сил, ни времени. В то время Володя уже потерял партнершу, которая не захотела ждать, пока он залечит оперированное колено, но он восстановился кое-как и продолжал тренироваться, он очень упорный был всегда. Тренировался и надеялся, что ему подберут новую партнершу. И вот ему предложили девочку, но для этого нужно было получить разрешение Федерации выступать за другую страну. Разрешения он не получил и на этом сломался как выступающий спортсмен. Он не видел больше перспектив. Ему всего двадцать один год, а карьера уже закончена, и он практически инвалид. Тогда он поступил в институт и начал потихоньку тренировать.

О продолжении регистрации на рейс, которым должна была улетать Волынец, объявляли уже, наверное, в пятый или шестой раз, и Людмила Всеволодовна начала нервничать. Антон вежливо помог ей донести багаж до стойки регистрации и распрощался. Все, что его интересовало, он узнал. Конечно, можно было еще поспрашивать, и наверняка выяснились бы еще какие-то интересные факты, но нервничающий свидетель – плохой свидетель, этому еще в университете МВД учили.

* * *

О том, кто чем будет заниматься в ближайшие часы, договорились быстро: Каменская будет искать и проверять бывшую партнершу Власова, которая не захотела ждать, пока он окончательно вылечит колено, Дзюба поедет к Николаю Носуленко, тренеру, вместе с которым работал Власов вплоть до окончательного ухода из спорта, а Антону Сташису придется навестить самого Владимира Власова и прощупать его на причастность к убийствам и Михаила Валентиновича Болтенкова, и Инны Викторовны Ефимовой.

– А при чем тут Ефимова, если он мстил за своего товарища Женю Зеленова? – спросил Дзюба. – Если же он мстил за себя, то каким боком тут Болтенков, сделавший из него чемпиона России? Или ты думаешь, этот Власов вообще мог пойти вразнос и начать мстить всем, кто так или иначе испортил жизнь фигуристам?

– Ну, не всем фигуристам, а только конкретно ему и Зеленову, – ответил Антон. – Посмотрим.

Когда оперативники начинают заниматься самодеятельностью за спиной следствия и собственного руководства, это всегда вызывает массу сложностей.

«Не смотрите, дети, сериалы про полицию, – думал Антон по дороге к дому, где жил Владимир Власов. – Там неправду рассказывают. Если бы я мог обосновать свои действия так, чтобы не вызвать гнев следователя или своего начальника, я бы заранее попросил выставить наружку за Власовым, посмотрел бы, куда он ходит, с кем встречается, и по крайней мере ехал бы к нему, точно зная, что он дома. И телефонные разговоры его можно было бы проконтролировать, не прослушать, конечно, с этим запаришься у судьи разрешение получать, но хотя бы запрос оператору сотовой связи послать и получить информацию о звонках и эсэмэсках с его номера и с номера Ольги Виторт. Пацаны у Каменской, конечно, отчаянные, наглые, продвинутые и ничего не боятся по молодости лет и скудоумию, но взломать базу сотового оператора им все-таки не удалось. Слава богу, там стоит мощная защита, через которую они кавалерийским наскоком не пробились. Ладно, остается только надеяться, что с Власовым мне повезет».

Дом, в котором, согласно полученным данным, проживал Владимир Власов, стоял совсем близко от МКАДа, на окраине «старой» Москвы. Типичная многоподъездная многоэтажка, по числу проживающих в ней людей сопоставимая, наверное, с маленьким городом. Опасения Сташиса не оправдались, дверь ему открыли после первого же звонка. Перед Антоном стоял высокий, хорошо сложенный молодой мужчина с невыразительным, каким-то тусклым лицом и недоуменно приподнятыми бровями.

– Вы ко мне? Что вы хотите?

Взглянув на удостоверение оперативника, Власов, похоже, ничуть не удивился, но и не испугался. Просто едва заметно пожал плечами и кивнул.

– Ну, проходите.

Прихожая в квартире была весьма условной, сделав буквально два шага от порога, Антон оказался в комнате, довольно просторной и разделенной словно на две части. В одной все «как у людей»: диван, телевизор, небольшой столик с компьютером и еще один столик перед диваном, судя по немытым чашкам и тарелкам, использовавшийся в качестве обеденного. Другая же часть комнаты походила на студию художника, каковой, как понял Антон, присмотревшись, на самом деле и являлась. На полу вдоль стен стояли картины, совершенно однотипные, их даже, по мнению Антона, живописью назвать нельзя, просто тонкие многоцветные орнаменты на разном фоне – черном, голубом, красном, желтом…

Нарушая все правила приличия, Сташис быстро прошел через жилую часть комнаты к мольберту, на котором стояла незаконченная картина. Тоже какие-то цветные линии на черном фоне, но не такие, как на других картинах. Он не был дома у Аллы Томашкевич, но работы, висящие у нее на стенах, Каменская описала очень подробно. И даже дала ему распечатку кадров из того фильма, где видела рисунки фигур Панина-Коломенкина.

Похоже, хозяин квартиры и был тем самым художником. Только совершенно непонятно, почему Томашкевич не назвала его имя и утверждала, будто вообще не интересуется личностью автора картин. Власов и Зеленов катались в одной группе и дружили, и мать Жени Зеленова вряд ли могла об этом не знать. А она ссылалась на Ольгу Виторт, которая якобы привозила эти картины неизвестно откуда. Но, может, и в самом деле не знала? Может быть, Ольга скрывает от Аллы Владимировны своего любовника? Мало ли по каким соображениям…

Антон открыл блокнот и достал сложенный вчетверо листок с распечатанным рисунком. Оглянулся – Власов торопливо убирал со стола перед диваном грязную посуду. Быстро развернув листок и сравнив рисунки на распечатке и на картине, Сташис снова спрятал его в блокнот. Ну надо же, как интересно порой бывает!

Он резко развернулся и почти нос к носу столкнулся с Власовым, который, оказывается, уже стоял у него за спиной.

– Так вы художник? – Антон сделал вид, что удивлен и озадачен.

– Да какой я художник, – небрежно ответил Власов. – Смех один. Так, балуюсь в самой незамысловатой технике. Я живописи не обучался.

– А что за рисунок? Он что-то означает?

Власов, казалось, смутился, замялся.

– Это дорожка.

– Дорожка?

– Дорожка шагов в фигурном катании. Я же катался когда-то… раньше…

По-видимому, тема была для Власова неприятной. Странно. Почему? Что плохого в том, что человек занимался фигурным катанием? Или он действительно причастен к убийству тренера и не хочет обнародовать свою связь с этим видом спорта?

– Я знаю, что вы бывший спортсмен, – нейтральным тоном сказал Антон, словно тема спорта вообще была не важна в данном разговоре. – Кстати, вы знаете о том, что ваш бывший тренер убит?

– Михаил Валентинович? – Власов сохранял полное спокойствие. – Конечно, знаю. И в новостях это было, и ребята звонили. Ужасно… Кто его? И за что?

– Ну, на вопрос «кто» ответа мы пока не знаем, а вот на вопрос «за что?» мы бы хотели получить ответ от вас.

Владимир отвел глаза, но не нервозно, а как-то задумчиво и печально.

– Слушай, давай перейдем на «ты», – предложил он. – А то как-то по-дурацки получается…

– Давай, – согласился Сташис. – Так за что могли убить твоего тренера Болтенкова, а?

– Я представления не имею, за что можно убить Михаила Валентиновича, – неторопливо ответил Власов, – и вообще не представляю, за что можно убить тренера по фигурному катанию, тем более если он не тренирует тех, кто будет бороться за олимпийские медали. Если бы это был топ-тренер, у которого тренируются претенденты на олимпийский пьедестал, ну тут еще можно было бы пофантазировать… Там свои игры, своя грязная кухня. Но Болтенков… Нет, не представляю. Мы так и будем у мольберта стоять? Давай хоть сядем, что ли.