Леденящая жажда - Андрей Таманцев

Но Трубач уже и так не держал его.

Почувствовав свободу, странный этот человек как ни в чем не бывало уселся снова на скамейку и с видом закиданного камнями, пророка нараспев продолжил:

— Для поэзии и вообще для искусства, брат, именно сейчас самое время. Именно в такое время и рождаются настоящие трагедии! «Все, все, что гибелью грозит, для сердца нашего таит неизъяснимы наслажденья, бессмертья, может быть, залог…» — И тут он вдруг сменил интонацию, как-то странно скосив глаза: — Да, а иначе можно мозгой тронуться…

— Ну тебе это уже не страшно. Терять нечего.

И тут на их скамейку приземлился еще один человек, по-видимому заинтересовавшийся сей нестандартной беседой. Он переводил взгляд с одного на другого и все пытался вставить хотя бы словечко. Для провинциала у него был довольно холеный вид.

— «Да, странен я… не странен кто ж?» — Актер стал в позу, красиво и по- детски обиженно завернулся в плащ.

— Тьфу. Иди, отец, другим песни пой…

— Ну что ж, простимся, так и быть…

— Иди-иди.

— «Да, я шут. Я циркач. Так что же!»

Холеный, видать, не способный распознать цитату, был не на шутку озадачен ее буквальным смыслом. Между тем разговор подходил к концу. Актер решительно встал и как будто между делом, стесняясь собственного голоса, спросил:

— А кто умер-то у вас?

— Сестра.

— Видите как, сами живы, а сестра ваша тю-тю… Сочувствую, поверьте, искренне сочувствую…

И вдруг он заплакал. Трубач даже растерялся.

— А у меня мама умерла, я говорил? — пробормотал сквозь слезы странный.

— Да.

— А вы знаете, где делают Луну? Не знаете…

Актер еще раз покачал головой и побрел в сторону улицы Ленина, на которой и стоял Городской драматический театр. Трубач недоуменно смотрел на его птичью походку. После разговора с этим безумным актером что-то сместилось в его голове. Будто у разочарованного зрителя: он пришел смотреть на трагедию, а ему вместо этого фарс показывают. Хочется поплакать, а тут перед тобой клоун искусственными слезами обливается. Черт знает что!

— Да, странные дела здесь творятся, — послышался голос справа. Трубач обернулся: рядом с ним продолжал сидеть все тот же холеный.

Трубач попытался хоть с этим человеком быть повежливей: вдруг у него тоже кто-то умер и ему хочется поделиться с кем-нибудь своим горем.

— Странные? По- моему, кошмарные.

— Да, я думаю, для вас именно — кошмарные. У вас, как я понял, умерла сестра?

— Да. А у вас?

— Нет. У меня нет. Я вообще сирота. Но мне всех жалко.

— Да… — тяжело согласился Трубач. — Всех.

— Тогда давайте устроим «минуту молчания» в память о погибших.

«Еще один ненормальный!» — подумал Трубач.

Вероятно, эта мысль отразилась на его лице, так как холеный сразу принялся оправдываться. Очень, проникновенным голосом.

— Я не иронизирую, не подумайте ничего такого. Мне хочется сделать что-то хорошее. Но я не знаю что. Я думаю, они, ну погибшие, будут благодарны за это молчание. Может быть, и ваша сестра ждет от вас чего-то такого…

— Ждет?

— Памяти.

— Хорошо. Давайте минуту помолчим. Вы последите за временем?

— Конечно.

И холеный отвернулся в сторону. Нет, надо просто встать и уйти, подумал Трубач. Зачем он вообще сел на эту скамейку? Зачем он разговаривает со странными посторонними людьми? Или это его собственное сумасшествие?

Трубач встряхнул толовой. Нет, морок не пропал. Но еще сильнее стала злость.

Светка, Саша, Сашкин отец, Настин папа, бедная мать этого безумного актера, мужик в автобусе, десятки, сотни людей, которые просили мертвой воды в коридорах больницы… Врачи, которые пытались спасать людей, но сами погибли…

— Минута прошла. Вам стало легче? — развернулся к нему холеный.

— Да, наверное, да.

— Как вы думаете, это дело рук одного человека или какой-нибудь организации?

Черт! Спокойно, Трубач, спокойно! И этот угадывает мысли.

— Ну я не знаю. Разве это не эпидемия?

— Вы же умный человек. Понимаете, что просто так эпидемия не возникает.

— А как она может возникнуть?

— Искусственно.

— Из пробирки, что ли?

И случайный собеседник с удвоенным интересом покосился на Трубача.

Так, этот явно не безумен, но тут что-то другое, куда более опасное.

И Трубач послал холеному встречный холодный взгляд. Глаза холеного тоже превратились в лед, а потом совсем окаменели. Они смотрели друг на друга долго, напряженно, профессионально. Лица были неподвижны, бесстрастны. Глаза тоже.

Этот немой диалог был похож на армрестлинг. На битву, в которой есть и своя тактика, и своя стратегия, свои законы и хитрости, но побеждает всегда сильнейший. Трубач признал, что противник не уступает ему.

Тот, должно быть, тоже осознал это. Поэтому оба одновременно отвели взгляд и расслабленно улыбнулись. Оба что-то поняли друг о друге.

— Откуда вы знаете, что это отравление? — спросил холеный. — Понимаете, какое дело, наука не знает такого сильнодействующего яда, который мог бы отравить весь город. Для этого пришлось бы сбросить на Глазов несколько десятков тонн отравы. И то она бы испарилась через два-три дня. А тут — чем дальше, тем больше. Фантастика.

— А я и не говорил об отравлении. Это была ваша версия.

— У меня пока нет никакой версии. Я только еще хочу понять, что это и зачем. И с какой стати в городе появился чуть ли не целый полк МЧС. Ведь, как вам, должно быть, известно, анализы воды не обнаружили никаких отравляющих веществ. Во всяком случае, известных отравляющих или бактериологически опасных веществ.

Слово «известных» холеный произнес с ударением.

— Я всего лишь пытался мыслить логически. И…

Пронзительный женский крик заставил Трубача обернуться; молодая женщина упала на газон и стала корчиться в судорогах. Кто-то пытался ее поднять. Уже бежали люди в белых халатах.

На скамейке рядом с ним уже никого не было. И в радиусе видимости тоже. Холеный испарился.

И только тут Трубачу пришло в голову, что оба эти странных субъекта были вполне здоровы, хотя вокруг болезнь косила и косила горожан одного за другим. Оба они разговаривали с ним так, будто знали, как уберечься от загадочной напасти, при этом явно считая его посвященным в ту же тайну. Он кинулся на улицу — искать холеного, обежал весь квартал, едва снова не попав в руки «санитаров», но странного собеседника, конечно, уже и след простыл.

Впрочем, это же было почти неважно. Во всяком случае, теперь Трубач, кажется, действительно знал, что должен делать…

Через полчаса Трубач трясся в полупустом автобусе, ехавшем в сторону его родного дома. Нужно забрать вещи, заколотить намертво двери, повесить замки и главное — проверить. Проверить то, что не удалось проверить городским врачам и эпидемиологам.

Когда он вышел из автобуса и добрался до дома, то прошедшие сутки, со всеми их ужасами и безумием, откатились куда-то за пелену тумана беспамятства. А пустой дом ничем не напоминал о недавних кошмарах. Вот только крысы…

Проверить версию отравления воды можно было лишь опытным путем. Трубач решил провести эксперимент именно там, где он столкнулся с этим впервые.

К эксперименту он подошел с дотошностью настоящего ученого. Нужно прокачать все варианты! Необходимо проверить воду: а) из водопровода, б) из колодца, в) из реки, г) минеральную (ту, которую он пил сам). Подопытных животных долго искать не пришлось. Когда он открыл дверь в сени, крысы отхлынули от нее омерзительной серой волной. Для опытов он довольно быстро поймал пять особей и посадил их в отдельные стеклянные трехлитровые банки, на которые наклеил таблички с именами подопытных (Басаев, Гитлер, Бен Ладен и Пол Пот). Пятую, контрольную, обозвал просто Крысом.

Крысы воду упорно не хотели пить, а ждать, когда их одолеет жажда, было некогда.

В местном медпункте, в котором уже никого не было, Трубач раздобыл одноразовые шприцы. Крысы сопротивлялись, но он был непреклонен. И каждую из них с помощью шприцев напоил полагающейся ей жидкостью, впрыснув ее прямо в пасть.

Результат не замедлил проявиться. Через полтора часа первая крыса (Басаев, ей он давал воду из водопровода) стала с жадностью пить. Причем в огромных количествах. Трубач даже не успевал подливать ей новые порции. Через час симптомы повторились с Гитлером (вода из реки). Еще через некоторое время крысы оставили попытки выбраться наружу, стали апатичными. Потом последовали судороги, потом одна за другой крысы сдохли. Бен Ладен, который пил воду из колодца, был подвижен дольше. Но и он в конце концов сдох. И только, как и предполагалось, счастливчик Пол Пот все продолжал озабоченно прыгать на стекло, находясь все в том же бодром состоянии.

Сомнений больше не было — город убивала не эпидемия, его убивали люди, если их можно было назвать людьми… И убивали ядом, которого нет в природе. Который невозможно обнаружить. Которого просто не может существовать.