Шантаж - Ольга Лаврова

— Нет. Позвонил вчера, что поздно вернется и чтоб засов не задвигали. Но по сию пору не явился.

— И часто он в загуле? — осторожно поинтересовался Токарев.

Вероятно, слишком осторожно, потому что девушка внимательно осмотрела Мишу.

— Как соседка я на Петра Ивановича не жалуюсь. И, если человек получает пенсию, он волен расходовать ее, как ему нравится, разве нет?.. Вы правда из собеса?

— Мы выборочно обследуем условия жизни… — начал Токарев, замолчал, махнул рукой. — Сдаюсь, — и показал удостоверение.

— Что-то случилось? — забеспокоилась она.

— Сергеев курит?

— Как паровоз.

— Не заметили, что?

— «Беломор».

— У него есть родинка над губой?

— Да.

— Тогда я остаюсь. Спасибо вам, — обернулся он к заву. — Скажите нашим в машине, что я остаюсь здесь.

Он еще побеседует с девушкой, выяснит все, что та способна сообщить о прошлом Чистодела, его занятиях, родственниках, друзьях, а среди последних — что самое главное — нет ли кого, напоминающего шантажиста. Достойное внимания передаст Знаменскому и засядет ждать Чистодела-Сергеева. И да пошлет ему наконец судьба удачу после непрестанных его промахов в деле Миркина!

23

Однако ждать было уже некого.

Гораздо раньше, чем начал Токарев гулять под дверями собеса, в район Расторгуево срочно вызвали судебно-медицинского эксперта. Ему предстояло осмотреть и исследовать то, что где ошметками, где кровавыми кусками облепляло рельсы и валялось на шпалах. Тут по телу человека прошел товарняк. Ночным делом машинист даже ничего не заметил.

Работа «судмедика» — впрочем, трудно и работой-то назвать это ежедневное пропитывание смертью в самом тяжком ее виде — порождает в эксперте самозащитный рефлекс, запрещающий ему воспринимать чьи-то останки как… чьи-то останки. Перед ним только объект изучения, материал.

Материал возле Расторгуево на профессиональном жаргоне именовался «бефстроганов». И не обвиняйте «судмедиков» в кощунстве. Представьте, что вам надлежит тщательно разобрать и систематизировать «бефстроганов», дабы установить, из кого он изготовлен. Пол? возраст? телосложение? рост? какие-либо черты внешности? следы внутренних болезней? И многое другое. И быстро. И безошибочно.

Эксперт все это осуществил. Кроме того, сумел сложить обрывки попавшихся там и сям окровавленных бумажек и понять, что недавно они составляли пенсионное удостоверение некоего Сергеева.

И — сверх того — там же, на железнодорожных путях, пока закрытых для движения (что вызывало бурное возмущение многих людей), он проделал несколько биохимических тестов и успел обнаружить следы яда. Под поезд был сунут только что умерщвленный человек. (Через два часа в НТО уже ничего не нашли бы).

24

Пал Палыч выслушал донесение Токарева, машина, вернувшаяся с объезда пенсионеров Сергеевых, доставила маленькую, с белым уголком карточку Чистодела. Его легко было представить бьющим в барабан на похоронах (деталь из рассказов соседки), но чтобы торговал шлихом?..

Кого-то он Знаменскому смутно напоминал. Правда, не имеющего отношения к делу Миркина, так что не стоило утруждать извилины. Но ощущения подобного рода привязчивы, и Знаменский все щурился на квадратик с белым уголком. Тьфу ты, чушь какая — плакат на платформе с надписью «Берегите жизнь!». Там-то и маячил впереди локомотива похожий гражданин, только в шляпе. Что ко мне прицепился этот идиотский плакат? Прошлой ночью вдруг приснилось, что гражданина сшибло-таки локомотивом и послышался даже хруст костей. А шляпа покатилась под ноги Знаменскому… Кошмарами он отродясь не страдал, видно, история с Зиной натянула нервы до звона.

— Паша! — заорал в коридоре Томин.

— Да, входи.

— Открой!

Сам он отворить не мог: обе руки были заняты влажными еще фотографиями.

— Бери сначала из левой.

В фотолаборатории не постояли за форматом, и то, что осталось от Чистодела, прохватывало оторопью. Томин наскоро объяснил, что к чему.

И выложил рядком фотографии из правой руки. Они не отличались резкостью и точка для съемки выглядела странно — брала чуть снизу и вполоборота — но без сомнения на Пал Палыча смотрели с двух — Чистодел и с двух — шантажист.

— Откуда?! — поразился он.

— Сам удивляюсь. Нашли мы, понимаешь, местечко на лестнице у Праховой, поставили, такую… ну, камеру специальную с таймером… Решили последить несколько дней, кто станет в квартиру захаживать, Миркиным интересоваться. Честно сказать, мелочь среди прочих мероприятий. Ребятам просто хотелось опробовать новую технику. И вот — на тебе!

— Оба побывали у Праховой?

— Вчера вечером. А пленку можно менять только ночью.

Знаменский позвонил, позвал Зину: для верности пусть опознает врага.

— Ну кто ожидал, что они попрутся к старухе?! — бурлил Томин.

— Н-да… надо сесть и подумать.

Они сидели и думали, порой нелогично и непоследовательно, но почти синхронно проходя этапы осмысления событий. Короткие реплики ставили точки над «i».

— Чистодел шел первым?

— Угу — пробный шар.

Полминуты молчания.

— Расторгуево близко от Домодедова…

— Я передал словесный портрет в аэропорт.

Десять секунд молчания.

— Собаку не пробовали?

— След не взяла.

Еще минута.

— Чистодел сколько пробыл?

— Всего ничего.

Стук в дверь — оба обернулись вопросительно: Кибрит возвещала о себе иначе.

Появилась секретарша НТО. После того как шантажист с легкостью получил сведения о Зине, отделу устроили взбучку и народ ударился в бдительность.

Знаменский встал между секретаршей и столом, заслоняя снимки.

— Зинаиде Яновне пришла телеграмма странная…

— «Петровка, 38. Научно-технический отдел. Кибрит З.Я. лично. Никогда не забуду вас и ваших близких. Надеюсь встретиться», — прочел Пал Палыч вслух.

Телеграмма означала, что противнику стало известно о «предательстве» Кибрит.

— Спасибо. Не говорите ей пока.

— И, пожалуйста, пройдите назад левым коридором, — быстро добавил Томин, ограждая Зиночку от подозрительной встречи.

Знаменский переложил расторгуевские ужасы на шкаф.

— А шантажист сколько?

Томин наклонился к фотографиям:

— Вот он на входе, а это — на выходе. Час сорок пять.

Они перемолвились молча, глазами. Неожиданный поворот, но чего на свете не бывает…

Знаменский нашел на календаре номер телефона.

— Антонина Валериановна? Простите великодушно, что беспокою, следователь Знаменский. Никто не справлялся о Миркине, не заходил?.. Понятно… Да-да, друзья познаются в беде. Ну, извините, всего доброго.

«Вот так, о мудрейший из следователей!»

…Зина вскрикнула и закусила губу при виде своего злодея.

— Взяли?!

— Нет еще, — вздохнул Пал Палыч и пояснил, откуда снимки. — А Прахова говорит, никто не приходил.

— Могли припугнуть, как и меня, чтобы молчала, — предположила Кибрит и сама же усомнилась: — Но про что молчала?

— Версия есть, — взялся Томин суммировать совместное со Знаменским думанье. — Чистодел единственной ниточкой соединял Миркина и курьера с приисков. Нынешней ночью Чистодел убит. Вероятно, нужда в нем отпала. Но обратно металл курьер не повезет — он тогда конченый человек.

— То есть его посещение Праховой?.. — догадалась Кибрит.

— Увенчалось успехом, — докончил Томин. — Беру машину с радиотелефоном и — на запрещенной скорости в Домодедово. Пожелай успеха в охоте.

Зиночка прижала ладонь к горлу — видно, там колотилось сердце.

— Шурик, я на тебя надеюсь, как…

— …на отличного инспектора угрозыска! — приобнял ее за плечи Томин и попутно вынул у Знаменского из кармана телеграмму.

«Верно. Хотя текст, скорее, прощальный, но начальство не мешает пугнуть. Зиночку надо охранять как зеницу ока».

Она опустилась на диван. Ни разу на памяти Знаменского не укололась пружиной.

— Я побуду с тобой, ладно?.. А почему Шурик в Домодедово?

— Чистодела нашли там… невдалеке. А из Домодедова рейсы практически во все золотоносные районы.

Пал Палыч позвонил дежурному БХСС, попросил опечатать комнату Чистодела, какую-нибудь засаду оставить, а Токарева немедленно привезти к нему, Знаменскому. И немедленно же послать сотрудников на квартиру Миркина и под благовидным предлогом дожидаться там дальнейших указаний, не спуская глаз с Праховой.

Версию они с Томиным составили по оперативным данным. А надо было получить доказательства, достаточные для прокурорской санкции на обыск.

— Сережка сегодня чуть не удрал гулять.

— А пороть ты его не пробовала? — в сердцах спросил Пал Палыч. — Пусть изволит поболеть! Дай ему жароповышающего, слабительного, придумай чего, но чтоб из дому ни ногой!