Дивисадеро - Майкл Ондатже

В какой-то момент этой сомнамбулической прогулки она вошла в закусочную и села за столик. Заказала минеральную воду, яичницу из трех яиц и сосиски с грибами.

Есть зеленые помидоры?

Да.

Двойную порцию.

Официантка подала еду, и Клэр принялась неуклюже ковыряться в тарелке, то и дело роняя нож или вилку. Вот тут-то в кафе вошел человек, похожий на Купа.

Куп?

Сомневаясь, что перед ней не видение из мрака, Клэр его не окликнула. Она просто встала. Человек взглядом поискал свободное место и увидел ее. Лицо его расплылось в изумленной улыбке. Она подошла и обняла его. Это был он. Клэр не выпускала его из объятий, потому что заплакала. Сказались усталость и отголоски зелья. Такого она не ожидала, ее захлестнула радость встречи.

Куп сел напротив. Оба молчали. Он все озирался. Оглянется и вновь посмотрит на Клэр.

Значит, ты живешь здесь?

Нет, в Сан-Франциско. Не здесь.

Куп молча ее разглядывал.

Работаю на адвоката. Поиск, расследование. Для Альдо Ви. Слышал о нем?

Он выслеживает игроков?

Этим занимается прокуратура. Мы — защита.

Только сейчас Клэр сообразила, во что одета.

Была в клубе. Что мне несвойственно. Она сморгнула. Возбуждение и усталость ее подкосили. Куп, я хочу все о тебе узнать, только мне надо…

Пошли.

Он предложил до гостиницы идти пешком, чтоб продышаться. По дороге сказал, что на жизнь зарабатывает игрой, и вновь спросил, чем занимается она. Куп шел чуть боком, чтобы ее видеть.

Что-то здесь расследуешь?

Так, ерунда. Одно дело для шефа… У тебя бандитская походка.

Я игрок.

Понятно.

Живу неподалеку от Лос-Анджелеса. В городке Санта-Мария. Уже несколько лет. Здесь кое-кого ищу.

У тебя дом? В смысле, там.

Номер в гостинице.

Кошмар.

Он остановил такси.

Зачем?

Ты устала. Не дойдешь.

В номере он остался в дверях и спросил, когда она уезжает.

Присядь. Выпей чего-нибудь. Ради нашей встречи я могу задержаться, если у тебя есть время. — Не сводя с него глаз, она плюхнулась на диван и скинула туфли.

Куп подошел к окну, за которым пульсировали огни Тахо.

Днями тут начнется большая игра. Мне пора слинять. Нужна помощь старого друга. Он обернулся — завалившись набок, Клэр уснула.

Куп постоял над ней, потом вздернул ее на ноги, отчего голова ее ткнулась ему в грудь. Слабо пахнуло духами. Запах казался чем-то несовместным с Клэр. Она — девочка, которую он учил рыбачить, ездить верхом, водить машину. В ее лице проглянула знакомая мягкость, и он почувствовал, что улыбается. Как давно они не виделись.

— Давай-ка ляжем.

Сквозь сон она его отпихнула.

— Все хорошо, это я, Куп. Я просто тебе помогу.

* * *

Следующие два дня Клэр занималась делом школьного совета и ждала звонка Купа. Номер, который он оставил, не отвечал. Может, уже уехал? Она заглянула в пару игорных залов и справилась о Купе, но там все молча отворачивались. Похоже, в этом мире анонимность считалась хорошим тоном. Может, она супруга блудного игрока, поди знай. Адреса Куп не оставил, лишь накорябал телефонный номер. После стольких лет она умудрилась вновь его потерять.

Клэр позвонила Ви — известила, что задержится, и попросила установить по номеру адрес. Мол, хороший знакомый, почти родственник. Она уже начала сомневаться. Был ли Куп вообще? Может, его сочинила та половинка таблетки? Маленький подарок в конце безмерно долгой ночи.

~~~

В городке Санта-Мария, что угнездился в холмах к северо-западу от Лос-Анджелеса, Купер допоздна играл, лишь под утро возвращаясь в гостиничный номер. Жил он замкнуто, почти ни с кем не знался. Сто лет назад округ Санта-Барбара населяли рабочие-эмигранты — мексиканцы, колумбийцы, вьетнамцы, италоамериканцы, трудившиеся на ранчо и овощных полях за большаком. На холмах жили богачи, среди которых нашлись блудные сыны, любящие азарт. Вот так в долинах утвердилась демократия. Временами Купер рисковал съездить на побережье, чтобы по-крупному сыграть с любителями, но лучше всего ему было в его придорожном городке. После того случая в Вегасе, когда он уделал Братию, Куп не высовывался. Днем ходил в кино, читал детективы, покупал шлюху, если хотелось, а вечером садился за карты. Вставал поздно и совершал пробежку, дабы выветрить затхлость прошлой ночи. Противовесом умеренной жизни было шулерство. В Вегасе и Тахо он больше не появлялся. Здешние игроки его не знали. Он не горел желанием вернуться в прошлое.

Ранним вечером Купер приезжал в мясной ресторан «Мартышка» на Тафт-роуд, где в баре выпивал скверную «маргариту» и садился за столик. Обычно он уходил еще до наплыва посетителей. Предпочитал есть в одиночестве. Ночь пройдет в общительной компании за карточным столом, а здесь он молча разглядывал почти пустой зал, прислушиваясь к разговорам едоков. Его заинтересовала женщина, по понедельникам и пятницам ужинавшая с бородачом. Ресторан не славился быстрым обслуживанием, и, дожидаясь заказа, Купер пытался угадать профессию ее спутника. Маркшейдер? Водитель погрузчика, что букашками шныряют в аэропорту? Рослая, футов шести (пожалуй, вровень с Купером), эта женщина, чьи нош, прикрытые шерстяной юбкой в черно-белую клетку, едва помещались под столиком, полыхала энергией. То и дело она вскакивала, чтобы переговорить с персоналом или уточнить имя и дату в афишах, развешанных по стенам, и сообщить информацию своему кавалеру.

Частенько она приносила с собой книги. Купер разглядел название одной — «Химия». Женщине было чуть за тридцать. Пара всегда появлялась в одно и то же время. Может, он — ее преподаватель? Или брат? Друг к другу они не прикасались, но весь ужин безумолчно болтали. Они тоже всегда садились за облюбованный столик. Иногда раньше приходил Купер, иногда они. Подчас женщина оглядывала его как нечто знакомое, но однажды, чему-то рассмеявшись, одарила обворожительным взором, и Купер ответно улыбнулся. На секунду между ними возникло единение, которое он бережно запрятал в душе. Бывало, женщина вдруг вытянет ноги. Она казалась чужой в этой обшитой деревом харчевне, освещение которой выставляло напоказ морщинистые шеи старых игроков и их сезонных напарников. Но каким бы ни был здешний свет, его следовало упаковать, чтобы он повсюду сопровождал эту женщину и покинул ее лишь после похоронного обряда.

Хотелось просто смотреть на эту загадочную незнакомку. Разглядывать ее лицо и светлые волосы. Привлекала не красота, а непохожесть. Может быть, в Вене эта женщина показалась бы заурядной, но в Санта-Мария она выглядела пантерой, которая по понедельникам и пятницам втискивалась между столиком и сиденьем, располагаясь напротив человека, который, возможно, был фокусником-любителем и в каком-нибудь затрапезном баре забытого богом калифорнийского городка распиливал ее пополам. Перегнувшись через стол, она что-то нашептывала своему приятелю или кем там он ей доводился.

Купер возвращался в свой номер, гадая, чем она занимается. Он сознавал, что ничего о ней не знает. Даже тембра голоса не уловил. Ровно в восемь он ужинал, а затем отправлялся на игру. В харчевне он поедал спенсер-стейк, приготовленный на уличной жаровне размером с плавательный бассейн. Средневековая сцена: повара в майках исполинскими щипцами управляются с жарким. Потом до трех ночи он играл в карты, медленно переваривая двенадцатиунциевый кусок мяса.

Однажды она пришла без спутника. Встретившись с ней взглядом, Купер машинально помахал рукой, и в ответ она кивнула. Он не знал, что теперь делать. Обычно она, увлеченная беседой с кавалером, не замечала его взглядов. Женщина возила вилкой по салфетке, излагавшей историю ресторана. Купер уставился на свою такую же. Сага начиналась с 1886 года, когда Эмери Ноттс открыл салун. Жена одного из его восьми сыновей, которого звали Мартышка, была первой здешней телефонисткой. Своих детей они назвали Дружок, Сосунок, Рыжик и Пискля; во времена сухого закона торговали самогоном, в сороковые держали игровые автоматы и зал для покера. «О заведении прошел слух, и люди ехали за сотни миль, чтобы здесь побывать, — повествовала салфетка. — Долгие годы в баре жила мартышка…»

К вам можно? — Женщина встала, одернув юбку. Купер молчал, пока она устраивалась напротив.

Где ваш приятель?

Бог его знает. Может, уже далеко. Она все усаживалась. Ясный голос ее был очень близко. Духами совсем не пахло. Сначала это показалось странным, ибо в игорных залах женщины утопали в ароматах, а мужчины источали запах талька и одеколона.

Она что-то мурлыкала себе под нос — то ли молилась, то ли напевала. Позже Купер узнает, что это ее привычка. Но сейчас он тужился, стараясь ее расслышать.

Однажды на «форде» я мчал сквозь пыль… Глядь, Мэйбеллин гонит в «куп де виль»…[41]