Ночь Саммерсенда - Линдалл Клипстоун

мне, что Тея спрашивала о Виолетте.

Я сжимаю челюсть. И натянуто киваю.

– Мы придумали для нее объяснение.

Она наблюдает за мной в течение нескольких секунд, сжимая пальцами серебристые ключи, которые носит на цепочке на шее. Она беспокойно перебирает их пальцами туда-сюда, а затем опускает руки. Она непривычно неспокойна.

– В следующем месяце будет костер Глубокой Осени. Может быть, тогда будет подходящее время, чтобы… сообщить всем, что ее больше нет.

Я отпускаю ложку. Она со звоном ударяется о край тарелки.

– Я не хочу говорить об этом.

– Роуэн, ты лорд. У тебя есть обязанности…

– Я не собираюсь идти на костер, чтобы стоять перед жителями деревни, петь и вести себя так, словно все в порядке. Я не расскажу им – или кому-либо – что Лета умерла.

– Ты не можешь лгать об этом вечно.

В ее взгляде нет осуждения. Она просто… печальна. Я неотрывно смотрю в пол. Избегая ее взгляда.

– Это не ложь, Флоренс. Ты была здесь. Ты видела, что произошло после ритуала.

– Я знаю, что ты не хочешь мириться с этим. Знаю, как тебе больно. Но я думаю, что, если ты разрешишь себе оплакать ее, станет легче.

В ее словах нет ничего, кроме доброты. Но я подобрался так близко к Лете в видении, из которого только вернулся, что они вонзаются в мое сердце, словно лезвие. Я думаю об озере и бледных деревьях. Изморози на земле. Наших тенях, прокладывающих дорожку к воде. Мое последнее, отчаянное обещание, когда она исчезала. Я найду тебя.

Я встаю и подхожу к двери. Я оставил ее открытой, и теперь я многозначительно смотрю в сторону холла.

– Спасибо за ужин. А теперь я бы хотел остаться один.

Флоренс медлит, а затем она медленно выходит из моей комнаты. Проходя мимо меня, она касается моего плеча. Ее прикосновение ласково.

– Ариен заслуживает шанса должным образом оплакать свою сестру.

– Я сказал, что не желаю говорить об этом.

Ее рука зависает в воздухе. Она отворачивается. Я слушаю звук ее шагов на лестнице, который становится все тише. Чувство вины тяжело давит мне на грудь. Я не могу отрицать правдивости ее слов. Мне стыдно за то, как мы с Кловер спорили о Лете перед Ариеном. Никто из нас и не подумал спросить о том, что чувствует он.

На моем подоконнике ярко и неровно мерцают свечи. Я задуваю их тяжелым, грубым выдохом. Дымок стелется вокруг меня, когда я беру с комода перчатки.

Я выхожу из комнаты. Закрываю за собой дверь.

Я направляюсь в другую часть дома. В коридоре темно, и звук моих шагов гулко разносится по дому. Когда я прохожу библиотеку, то бросаю взгляд через дверь на портрет своей семьи. Он торжественно висит между двумя пустующими полками. Лунный свет обрисовывает серебром лица моей мамы и отца. Но Элан облачен во тьму. Его глаза стали ониксовыми.

На лестничной площадке я останавливаюсь под сводчатым окном. Надеваю свои перчатки. Туго завязываю шнурки на манжетах рубашки. Не могу избежать тревожности. Такое чувство, что я собираюсь отдать еще одну десятину. Глубоко вздохнув, я поднимаюсь по лестнице туда, где находятся комнаты Леты и Ариена.

Я сжимаю кулаки, проходя мимо закрытой двери комнаты Леты. Я не был здесь со мгновения перед ритуалом. Теперь я стараюсь не думать о том, что бы я увидел, если бы зашел внутрь. Ее неубранная постель. Брошенное платье осталось скомканным на полу в ворохе кружев. Книга стихов, которую я ей подарил, страница все еще смята там, где я ее пометил.

Вместо этого я поворачиваюсь к комнате Ариена. Дверь открыта, но его там нет. Вздохнув, я иду обратно по коридору. Я все еще чувствую притяжение из комнаты Леты. Оно холодным эхом пробегает по моей спине. Не исчезает, пока я не прохожу лестничную площадку. Я чувствую его, даже когда спускаюсь по лестнице, оставляя целый этаж дома между мной и этим пространством, наполненным воспоминаниями.

Огонь на кухне не горит, окна закрыты ставнями. Но из кладовой пробивается луч света. Через приоткрытую дверь я вижу Ариена. Он сидит за рабочим столом, склонившись над блокнотом. Его алхимический футляр открыт. Он заполнил некоторые отделения ингредиентами. Банками с солью. Древесным углем. Засушенными цветами.

Заслышав мои шаги, он поднимает взгляд. Мы пристально смотрим друг на друга. И я первым нарушаю молчание.

– Я должен перед тобой извиниться.

Его губы складываются в угрюмую усмешку.

– Честно говоря, ты задолжал мне целый миллион извинений.

Я захожу в кладовую и присаживаюсь рядом с ним.

– Ариен, прости. Я должен был спросить тебя о Лете. О том, чего хотел бы ты.

Он вздыхает.

– Я не знаю, чего хочу. – Ариен растерянно смотрит на стол. На блокноты, ручки и незаконченные наброски. И произносит тихим, едва отличимым от шепота, голосом. – Я так злюсь на нее, Роуэн.

Чувство вины в его голосе накрывает меня волной сочувствия. Мягко я произношу:

– Ты имеешь право злиться.

– Я думал, что, если отправлюсь с ней на ритуал, она будет в порядке. Я должен был понимать, что случится. – Он закусывает свою губу, сдерживая слезы. – Я позволил ей уйти. Во время ритуала, когда разверзлась земля, я сказал ей идти.

– В этом не было твоей вины. Она сделала чудовищный выбор, когда заключила сделку с Подземным Лордом, и это произошло из-за меня. Если бы меня не поглощала Гниль, если бы не нужно было меня остановить, тогда…

– Итак, это не моя вина, но теперь ты собираешься винить в этом себя? – Ариен одаривает меня нерешительной улыбкой. – Что она отдала Подземному Лорду взамен силы, чтобы остановить тебя и излечить от Гнили? Она так мне и не рассказала.

Я замолкаю на долгое, мучительное мгновение. Я тоже не хочу ему говорить, но он заслуживает правды. Неважно, насколько она ужасна.

– Она… отказалась от своих воспоминаний о вашей семье. В этой жизни и в следующей.

Произнося это вслух, меня охватывает то же отчаяние, что и тогда, когда я впервые услышал слезное признание Леты о сделке. Улыбка Ариена мгновенно тускнеет. Он в ужасе бледнеет.

– Ты имеешь в виду…

– Она будет одинока, даже после смерти.

Его взгляд становится туманным. Слезы наполняют его глаза, но он прижимает руку к лицу и останавливает их.

– Я не знаю, что хуже, – говорит он с несчастным видом. – Что Подземный Лорд может быть таким жестоким, или что Лета может быть такой ужасно глупой. Она так много отдала ради нас, и я знаю, что это был ее выбор…