Семь лепестков - Cергей Кузнецов

– Надо было еще водки взять, – сказал Белов, пряча в карман бумажку.

«Это же и есть третий лепесток», – вдруг пробило Женю. Она до сих пор не могла поверить, что все обошлось.

– А Брежнев в самом деле говорил… – начал Альперович.

– Понятия не имею, – сказал Володька, – Он что, проверять по книжке будет? – Он посмотрел на часы и добавил: – Поручик, похоже, так и не придет, так что пора уходить. Пойдем, Женька, я тебе одну вещь покажу, – и, взяв ее за руку, он повел Женю вверх по лестнице. Поднимаясь, она слышала, как Леня сказал Альперовичу:

– Ты представляешь, что бы было, если бы меня повязали с «Москвой-Петушками»?

Когда Женя встала, она неожиданно поняла, что изрядно пьяна. Голова кружилась, ноги подкашивались. Белову пришлось поддерживать ее, чтобы она не упала.

– Что ты мне покажешь? – спросила Женя, когда они поднялись на два лестничных пролета.

– Не знаю, – ответил Белов, – вот, скажем, окно.

Он легко поднял ее и посадил на широкий каменный подоконник, с которого открывался вид на питерского вида колодец.

– И что я буду здесь делать? – спросила Женя.

– А ты как думаешь? – сказал Белов, расстегивая пуговицу на ее блузке.

– Послушай, – прошептала Женя, – неужели ты хочешь делить меня с этим грязным подъездом?

– Ага, – ответил Белов и расстегнул еще одну пуговицу.

Она закрыла глаза и подставила губы для поцелуя.

Алена заплакала.

– Еще косячок? – заботливо спросил Горский.

– Это была моя идея, – сквозь слезы говорила девушка, – когда мы были в первом классе, я придумала это Семитронье… мы в него играли несколько лет… а потом я поняла, что у Милы это серьезно… что она уже не Мила, а Имельда – и я испугалась.

Антон погладил ее по плечу, но Алена раздраженно скинула его руку. Он чувствовал себя отвратительно: кто же мог знать, что его вопрос о королевстве, которое упомянул Шиповский, обернется неожиданной истерикой? Какой смысл разбираться во всем этом – Милу уже не вернуть, а лично ему было бы куда интересней узнать, что Горский думает про Женю, ее одноклассников и фальшивую марку кислоты.

Сегодня Алена пришла прямо с работы и была одета в униформу бизнес-вумен: строгие лодочки, светлые колготки, юбка чуть ниже колена, пиджак и светлая блузка. Теперь, когда ее косметика расплылась от слез, весь этот образ казался смазанным.

Раздался зуммер переговорного устройства, Горский, прокричав в микрофон «Олег, это ты?», открыл дверь. Антон поразился, какую бешеную деятельность развил Юлик за последние несколько часов.

Видимо, его трава не цепляет, – подумал он, – а если цепляет, то не так, как меня.

Трава в этот раз была сильная: Антон специально купил самые лучшие шишки, которые смог вызвонить: финансовая проблема в очередной раз чудесно разрешилась, когда выданные Владимиром деньги уже начали кончаться. Два дня назад вдруг снова позвонила Лера, которой Поручик все-таки выдал денег на квартиру. При этом он сознался, что в какой-то момент думал о том, что Лерка дала Жене марку, но теперь, когда все заговорили об убийстве, он понял, что она ни при чем. Лера, считавшая, что слова Антона как раз и стали основой этой новой версии, сочла необходимым поделиться с ним – по причинам, которые Антон назвал бы магическими, а Лера предпочитала называть этически-религиозными. Как бы то ни было, фантастическая сумма в тысячу долларов перекочевала в тощий антонов бумажник на условиях того же беспроцентного кредита с неопределенным сроком отдачи, что получила Лера – только сумма была раз в тридцать меньше.

Денежные потоки ничем не отличаются от любых других – и, точно так же, как, получая заряд космической энергии, иногда стремишься поделиться им с другими, Антон посчитал правильным что-то сделать для Горского. Денег бы тот не взял, и потому хорошие шишки были, с точки зрения Антона, лучшим выходом. К тому же он все равно брал их и на свою долю.

Шишки оказались даже слишком хороши: его вырубило с первого косяка, да так, что он не помнил, как Алена оказалась у Горского. Просто в какой-то момент Антон оторвался от созерцания изнанки собственных век и стал слушать историю про Семитронье, о котором он мельком упомянул Горскому, пока забивал косяк.

– Было пять королей и две королевы. Две королевы – это мы, нас звали Имельда и Элеонор. К моменту, когда мы расстались с Милой, у нее в голове уже созрел план спасения Семитронья…

– Почему его надо было спасать? – спросил Горский со своего кресла.

– Потому что еще до нашей встречи Семитронье было разрушено. И мы должны были вступить в брак со всеми пятью королями… и тогда мы бы образовали такой круг… из семи частей.. и Семитронье было бы восстановлено.

– Что-то вроде алхимического брака? – спросил Олег, оторвавшись от пустой беломорской гильзы.

– Наверное, – не очень уверено ответила Алена.

– Ты табаку побольше клади, – со своего места подал голос Горский, – а то просто крутейшая вещь… никакого ЛСД не надо.

– Мы привычные, – сказал Олег, растирая шишечки между пальцами. – Тут и к доктору ходить не надо, и без Юнга все понятно. Семь властителей – это семь металлов, соответствующих семи планетам. Солнце – это золото, Луна – серебро, Марс – железо, Меркурий, ясное дело, ртуть, Юпитер – олово или цинк, не помню точно, Венера – медь, а Сатурн – свинец.

– Кажется, я начинаю понимать, – произнес Антон одними губами, – семь металлов, семь планет и семь дней недели. В каждый день недели надо носить свой металл…

Он глубоко задумался. В наркотических прозрениях была одна беда – по мере того, как так называемая реальность вступала в свои права, они утрачивали убедительность. Семь дней недели, семь лепестков, семь разрушенных тронов…

– Откуда ты все это знаешь? – спросил он Олега.

– Я специально про дни недели все изучал, – ответил тот, – потому что в вудуистком пантеоне боги тоже разнесены по дням недели. Эшу – понедельник, Огун – четверг, Шангу – пятница, Барон Самеди, сам понимаешь, суббота и так далее.

– Круто, – сказал Антон

– И, значит, – продолжил Олег, – если семь властителей – это семь металлов, то можно считать, что Мила не умерла. Что просто произошло превращение, алхимическая трансфигурация…

И он, взорвав, протянул косяк Горскому.

– Может быть, – сказал Горский, выпустив остаток дыма из носа, – все может быть. – Он передал джойнт вытеревшей слезы Алене и продолжил: – Твоя трактовка не просто изящна. Она, вероятно, даже верна. Но она ни на шаг не приближает нас к ответу на вопрос, кто же виновен в смерти Милы Аксаланц, 24 лет от роду. Потому что ты сам видел мужчину, который выходил из ее квартиры, а я не верю в суккубов.

Косяк добрался до Антона, он затянулся и на выдохе сказал:

– Юлик, но ты же понимаешь, что на некотором уровне…

– Все я понимаю про уровни, – как-то даже раздраженно ответил Горский, – на некотором уровне нет не только смерти или нас с вами, но и металлов и планет. Не надо просто путать жанры. Олег пришел ко мне, чтобы я помог ему в решении практического вопроса: кто убил его соседку. Неважно, как я найду решение и неважно, что, скорее всего, оно не принесет никому облегчения… Но если мы ищем решение, то оно и должно быть найдено. И не надо подменять его твоими метафизическими спекуляциями.

Косяк снова попал к Горскому, и, затянувшись, он спросил Алену:

– А как звали этих королей?

– Лешутен, Корогун, Шангуил, Баросам и Дингард, – без запинки ответила она.

– Бля, – сказал Олег, – я слышал это имя. Его Мила сказала… она меня спросила что-то вроде: «А Дингард ушел?»

Антон добил пятку – и тут все понеслось в ускоренном темпе, как в анекдоте про черепах, которыекак ломанутся. Горский спросил Алену, кто еще знал имена, кроме них двоих. Алена, потупившись, сказала, что однажды под грибами рассказала все своему приятелю, с которым у нее был роман. И что когда Мила про это узнала, они и рассорились.

– На самом деле я была только рада, – призналась она, – я ее и так уже перестала понимать.

Впрочем, роман у них уже закончился, и парня этого она уже полгода не видела. Он был их одноклассником, и звали его Дима Зубов.

– Постой, – вдруг спросил Антон, – а он сейчас не в «Летюче» работает… ну в журнале, который Шиповский делает?

– Ну да, – сказала Алена.

– Так я же его знаю, – сказал Антон, – высокого роста, блондин с хорошей фигурой.

Алена кивнула, а Олег, оторвавшись от рассматривания радужной стороны вынутого из аудиоцентра компакта, неестественно громко сказал:

– Да и я, кажется, тоже его видел.

Она спросила «Проводишь?» и Антон повелся, хотя сегодня никакого интереса Алена у него уже не вызывала: не то трава вставила слишком сильно, не то просто после двух свиданий с Лерой морок рассеялся, и секс снова стал тем, чем он и был раньше: чем-то, чему люди придают слишком большое значение. Впрочем, в какие-то моменты Антон чувствовал в колыхании необъятной лериной плоти некую особую психоделику, как бы грезы о слиянии с матерью-землей, о погружении во влажные плотные глубины, о медленном тягучем ритме вечной трансформации, о времени, которое уже не время вовсе, потому что длится вечно… почти как под грибами, хотя грибы, конечно, лучше, тут и двух мнений быть не могло.