Запах «Шипра». Сочинский вариант - Михаил Михеев

Проходными дворами, мимо разнокалиберных частных гаражей, запертых громадными «купеческими» замками, через маленький скверик я вышла на проспект. Граждане штурмовали подошедший троллейбус, я тоже втиснулась в толпу и прибыла к своему складу с опозданием на десять минут.

— Господи! — встретила меня Рита Петровна. — Что с тобой! Заболела, что ли, зеленая вся?

Я пожаловалась на голову.

— Вот еще новости. С чего бы ей у тебя болеть? Пойдем, пирамидону дам.

Пирамидон помог мало. А тут еще надо было ехать на базу за товаром. Рита Петровна заменить меня не могла, дожидалась ревизора по уценке. Пришлось ехать мне.

Машину вел уже знакомый Топорков. На этот раз он держался вполне пристойно. А когда мы прибыли на базу и оказалось, что нужно подождать с погрузкой, он отвел машину в сторонку и предложил мне вздремнуть на сиденье. Даже положил мне под голову свою стеганку.

Вернулись на склад мы во второй половине дня.

— Зайди ко мне, — сказала Рита Петровна.

— Сейчас, помогу машину разгрузить.

— Не твое дело ящики таскать. Вон Топорков поможет.

— А я тоже не обязан.

— Знаю, что не обязан. Поэтому и прошу. Давай, зачтется тебе.

— На том свете угольками,

— Ладно, вам и на этом свете перепадает.

Бухгалтера в конторе не было. Рита Петровна уселась за стол, смахнула с настольного стекла заметные ей одной пылинки. Переложила стопку накладных с одного угла на другой.

Я терпеливо ждала.

В коридоре послышался знакомый топот, и в дверь ввалилась Маша.

— Рита Петровна! Куда пустую тару убирать?…

— А, чтоб тебя… Чего орешь, как родить собралась?

— Ну уж… вы скажете — родить! — Маша фыркнула в кулак. — Тару, говорю?…

— Да сложи ее в угол, что ли. Брысь!

Маша развернулась, как гусеничный трактор, и вынеслась в коридор. Загрохотал фанерный ящик, попавший ей под ноги.

— Лошадь, прости господи! Прикрой дверь.

Она поставила локти на стол и посмотрела на меня строго и вопросительно:

— Тут из милиции звонили. Утром, как ты уехала. Из Дзержинского отделения, следователь. Фамилию я записала — следователь Заплатова. Спросила: работает ли на складе Евгения Грошева? Я сказала, что работает. Нельзя ли ее к телефону? Я говорю: нельзя, на базу уехала. А когда приедет? Да сегодня, говорю, и приедет, не ночевать же там останется. Тогда пусть мне позвонит, как приедет. Обязательно! И телефон дала. А больше ничего объяснять не стала.

Рита Петровна ожидала от меня разъяснений, но я понимала не более ее. У меня не было дел с Дзержинским отделением милиции.

— Не знаю.

— Вот и я не знаю. Звонить сейчас будешь?

— Сейчас и позвоню.

Мне сразу же ответил молодой женский голос: «Следователь Заплатова слушает». Я назвала себя. «Мне нужно вас видеть. По неотложному делу. Можете приехать сейчас?»

— Поезжай! — сказала Рита Петровна. — Я нашим пока ничего не говорила про вызов. Вернешься, сама расскажешь. Если захочешь.

По пути я, на всякий случай, позвонила Борису Борисовичу, но его не оказалось у телефона.

В Дзержинском отделении милиции я только собиралась постучать в кабинет следователя, как дверь открылась и навстречу вышел Колесов. Я совсем не ожидала его здесь встретить, но он, увидя меня, не удивился, а сказал: «Вот и вы, наконец!» Вид у него был какой-то встревоженный, но поговорить мы не успели. Следователь пригласила войти.

Я увидела два стола, четыре стула, несгораемый шкаф в одном углу, вешалку в другом. Некую индивидуальность казенному кабинету придавал кактус, пузатый и ершистый, который стоял в глиняном горшочке на подоконнике, да еще висевшая на стене литография с картины Левитана «Над вечным покоем». С кактусом я согласилась, но «Вечный покой» здесь был, по-моему, ни к чему.

Следователь Заплатова оказалась совсем молодой, не старше меня, лицо у нее было свежее и чистое, и китель на ней был свежий и чистенький, а звездочки на погонах поблескивали, как будто их только что купили в магазине Военторга.

— Лейтенант Заплатова, следователь по уголовным делам.

— Уголовным делам?…

Несмотря на свою молодость, следователем она оказалась настоящим. Только я поняла это не сразу.

Начальную часть мы закончили быстро. Фамилия, имя… место работы… не судилась… за дачу ложных показаний… Я уже протянула руку, зная, что сейчас нужно расписаться. И вот тут следователь Заплатова посмотрела на меня внимательно.

— Почему вы знаете, что здесь нужна ваша подпись?

Я сообразила, что веду себя неосторожно. Без разрешения полковника Приходько я не имела права рассекречивать себя даже здесь. Пришлось на ходу придумать историю, где якобы я выступала в роли свидетельницы. Затем подписала: «Несу ответственность…» — и подумала, что мне говорить, если меня спросят, чем я занималась два последних года. Пришлось бы повторить запись в трудовой книжке, хотя и запись, и сама трудовая книжка являлись тем самым «ложным показанием».

Наконец следователь Заплатова положила авторучку и, глядя на меня, оперлась локтями на стол. А я тут невольно вспомнила, сколько раз тренировала себя перед зеркалом, вырабатывая вот такой «профессиональный» следовательский взгляд. Очевидно, какая-то веселость промелькнула в моих глазах, и следователь Заплатова тут же спросила:

— Чему вы улыбаетесь?

Я смутилась:

— Да, так… от необычности обстановки.

— Что ж, это хорошо, что вы улыбаетесь. Для вас хорошо.

— Не понимаю.

— Это я вижу. Иначе вы бы не улыбались. Скажите, пожалуйста, как вы относились к Бессоновой.

Я обратила внимание на прошедшее время глагола— «относились». Значит, Валюшу арестовали, теперь она человек, которого называют уже не «товарищ», а «гражданин», а об отношениях с ним говорят уже в прошедшем времени.

— Я хорошо к ней относилась.

— Она была вашей хорошей знакомой?

— Почему — была? Она и сейчас моя хорошая знакомая.

Следователь Заплатова промолчала. Она взяла ручку, что-то поправила в своем протоколе, кажется, поставила запятую. Эта молчаливая пауза сразу встревожила меня.

— Что случилось?

— Вашей хорошей знакомой уже нет. Бессонова умерла.

14

Когда Валюша утром не явилась на работу, никто на Главном складе не встревожился. Случалось такое и раньше. Перепила немножко, с кем не бывает! Отоспится — придет…

Но вскоре на склад позвонили жильцы — соседи Бессоновой по квартире. На лестничной клетке появился сильный запах газа. Достучаться к Бессоновой не могли, решили, что она ушла на работу и позабыла закрыть газ. Недавно в соседнем доме из-за подобной оплошности произошел взрыв. Повезло — обошлось без человеческих жертв.

Узнав, что Вали нет и на работе, соседи встревожились, Вызвали техника. Вскоре прибыла милиция. Дверь взломали.

Валю нашли в постели скрюченную, посиневшую.

Уже мертвую…

— Отравление газом, — сказала следователь Заплатова. — На плите стоял чайник с водой, газ был открыт, но не зажжен.

— Несчастный случай?

— Вот это нам и хочется уточнить. Скажите, она не походила на человека, собирающегося покончить с жизнью?

Мне пришлось подумать над ответом. Я не стала упоминать об истинных переживаниях Вали — здесь разговор пошел бы о вещах, которые следователю мог бы объяснить только полковник Приходько.

— Нет, не походила, — ответила я. — Правда, веселой тоже она не была, ее жених уехал в командировку, она тяжело переживала эту разлуку. Но она его ждала.

— Понятно. Мне тоже не кажется это самоубийством. Не похоже, чтобы, решив умереть, она перед этим захотела бы напиться чаю и поставила чайник на плиту. Не так ли?

— Да, я тоже так думаю.

— Но чайник на плиту мог поставить кто-то другой?

Вот тут я поняла следователя Заплатову.

Ей известно, что мы с Колесовым были у Вали за какие-то часы до ее смерти. Следователь Заплатова выясняла, не могли ли мы оказаться пусть невольными, но тем не менее виновниками ее гибели, по какой-то роковой нашей небрежности.

— С Колесовым я уже говорила. Теперь прошу вас подробно вспомнить все с того момента, как вы покинули квартиру Аллаховой.

— Хорошо.

Я решила не говорить о пьяном скандале, считая, что Колесов об этом тоже не стал бы рассказывать.

— Бессонова выпила лишнее, и мы с Колесовым решили проводить ее домой.

— Кто из вас первым высказал такое желание?

— Кажется, я. Колесов решил мне помочь.

— Его помощь была необходима?

Вопрос поначалу показался мне даже не относящимся к делу. Но я сообразила, что отвечать на него нужно точно, иначе в дальнейшем мне будет еще сложнее.

— Нет, — сказала я. — Пожалуй, я смогла бы отвести Бессонову и одна, хотя мне было бы труднее.