Годы эмиграции - Марк Вишняк

IX Совет партии тоже говорил о «третьей силе», но придавал ей ограничительный смысл – «трудовой демократии города и деревни». То были отзвуки былых настроений в левых кругах эсеров и дань окружавшей обстановке.

Не одни эсеры критически пересматривали прошлое в поисках причин своих неудач и общероссийской катастрофы. И другие социально-политические группировки, действовавшие в согласии с эсерами в начальный период революции, а позднее всё дальше отходившие вправо и влево, очутились перед тем же «разбитым корытом», что и эсеры. В конечном счете они приходили приблизительно к тем же заключениям, что и последние. Надо при этом отметить, что как ни ничтожны были «силы», они стали «складываться» в суммы фактически до того, как была осознана и соответственно формулирована необходимость суммировать их.

Начало положили организации, лишенные политического характера, исключавшие его из своей деятельности. Бытовая нужда послебольшевистской эмиграции породила в Париже прежде всего объединение бывших деятелей земского и городского самоуправления. Организаторами объединения были главным образом социалисты-революционеры, но были и к.-д., н.-с-ы, меньшевики и беспартийные. Сближению – ив более широком смысле «сложению сил» – способствовало и образование Российского Общества в защиту Лиги Наций, в котором руководящую роль играли, вместе с юристами и экономистами, некоторые выдающиеся представители демократических партий.

Земско-городское Объединение, как и Общество в защиту Лиги Наций, по всякому поводу подчеркивало, что преследует цели благотворительные, просветительные, гуманитарные, интересы общего мира, но не политические. Тем не менее, поскольку эти организации руководствовались соображениями социальной справедливости и права, морально-политический момент не мог быть полностью устранен и в этих, по заданию аполитических, учреждениях. И общение на деловой почве лиц, принадлежавших к различным политическим группировкам, имело благотворный результат – способствовало преодолению личных предубеждений и установлению большей терпимости к инакомыслящим.

И левые, и правые сознавали необходимость создания в интересах России некоего Общероссийского комитета или Национального представительства названия проектировались разные. Разные были и планы. Справа, как слева, проводились границы, которые включали одни группы или организации и исключали другие. И у членов Учредительного Собрания эсеров возникла мысль о создании органа для защиты международных и государственных интересов России. После всестороннего обсуждения пришли к выводу: если создавать Совещание всех членов Учредительного Собрания, оказавшихся за пределами достижимости советской власти, за исключением, конечно, членов партий, которые были причастны к насильственному прекращению занятий Собрания, то есть большевиков и левых эсеров, такое Совещание оказалось бы правомочнее других претендентов защищать права и интересы России и российских народов. Это было равносильно отказу от однопартийного состава Совещания и признанию начала широкого демократического объединения.

В результате 12 декабря 1920 года появилось за подписью Авксентьева, Керенского и Минора «Обращение к членам Всероссийского Учредительного Собрания», причем отмечалось, что 56 инициатива Совещания исходит не от партии социалистов-революционеров, а от группы членов Учредительного Собрания эсеровской фракции; и, второе, – что инициаторы не предполагают образовывать международный или национальный орган российского представительства, чем предвосхищалось бы решение, которое может принять проектируемое Совещание.

Целью своей Обращение определяло – возрождение России и обретение российским государством принадлежащего ему по праву места среди других народов. Путем к этой цели должно быть «возвращение от красной и белой реакции к заветам мартовской революции, от самовластия к власти всенародной, от насилия и крови к праву и человечности, от всяческого закрепощения к социальной справедливости». Обращение мотивировало и оправдывало свою инициативу тем, что «пока республиканская демократическая Россия лишена своих государственных органов, не могут молчать члены Всероссийского Учредительного Собрания. Пусть они вне Учредительного Собрания не представляют воли народа, пусть не могут действовать его именем. Но на них и сейчас лежит долг выступать в защиту России, ибо сам народ всеобщим голосованием при выборах в Учредительное Собрание возложил на них тяжкую обязанность стоять на страже интересов государственности».

Обращение встретило, в общем, сочувственное к себе отношение.

Как правило, сочувствие было платоническим и пассивным, тем не менее было сочувствием. Прошлое – своё и противников – при этом прикрывалось если не забвением, то умолчанием, Свое влияние здесь оказали разочарование и апатия: раз все прошлые попытки одинаково не удались, как возражать против тех, кто готов предпринять новую?! Среди тех же немногих, кто вне социалистических рядов были непричастны ни к восстанию Корнилова против Временного Правительства, ни к военным переворотам на севере и востоке, призыв к заветам Февральской революции встретил, конечно, безоговорочное одобрение. Среди этих последних были M. M. Винавер и И. П. Демидов. Но решающим для немногочисленного меньшинства диссидентов в партии кадетов было, конечно, отношение и мнение авторитетного лидера партии – П. Н. Милюкова.

Было общеизвестно, что в 1918 году Милюков резко изменил прежние свои взгляды на внутреннюю и внешнюю политику. Он стал сторонником восстановления Романовых на престоле и сменил союзническую ориентацию на германскую, от чего отказался на следующий день после заключения перемирия 11 ноября 1918 года, вновь став на сторону союзников-победителей. К чему пришел или придет Милюков в конце 1920 года оставалось под вопросом и для членов его партии до его приезда в Париж, куда его вызвали из Лондона единомышленники.

За несколько дней пребывания в Париже Милюков решительно поставил крест на свои политические шатания 1918–1919 годов. С такой же определенностью осудил он все прежние и возможные в будущем попытки одолеть большевиков военной победой на фронте, с какой раньше сам же поощрял и одобрял их. Военной диктатуре повсюду сопутствовало такое социальное окружение, которое 57 делало победу невозможной, – доказывал Милюков.

И он беспощадно изобличал последнего по времени диктатора, барона Врангеля, который и после эвакуации Крыма заявил претензию представлять Россию вовне. Лидер кадетской партии завершил круг: подвинувшись значительно вправо, он вернулся к исходным позициям Февраля и стал их отстаивать столь же ревностно даже против своих недавних единомышленников – Петрункевича, Набокова, Долгорукова, Астрова, – как раньше нападал вместе с ними на левых и, в частности, на социалистов-революционеров даже умеренного толка.

Не приходится отрицать, что созыв Совещания членов Учредительного Собрания был актом политическим, и самоё Совещание, даже без претензии на власть или представительство, было учреждением политическим, хотя и крайне ограниченным по объему компетенции, месту действий, составу участников и практическим возможностям. То, что служило рабочим аппаратом Совещанию, было очень немногочисленно, ибо материальные средства были крайне скудны и вскоре истощились, что сделало чрезвычайно затруднительным общение не с Россией только, но и с находившимися за ее пределами членами Учредительного Собрания.

Открытое 7 января 1921 года, Совещание было закрыто 21 января в предположении, что в неопределенном будущем состоится следующая его сессия. За две недели было семь заседаний, не всегда протекавших гладко. Вне советской России оказалось 56 членов Учредительного Собрания. Трое отказались от участия, – очевидно, были непримиримыми противниками Учредительного Собрания 1917 года. 8 членов не откликнулись на приглашение, а 12 не могли ответить за дальностью местонахождения. Из 33-х участников Совещания большинство составляли эсеры, во главе с Керенским, Авксентьевым, Брешковской, Черновым, Рудневым, Минором. Кадеты были представлены всего пятью лицами, но весьма видными:

Милюковым, Винавером, Маклаковым, Родичевым, Коноваловым. От эн-эсов присутствовал Чайковский. От казаков – Харламов. От мусульман – Максудов, Тухтаров, Исхаков. Правее кадет был Мейендорф, левее – Булат.

Председателем был избран Авксентьев. В краткой речи он повторил, что, «собираясь здесь в тяжелый момент нашей истории, мы не претендуем ни на организацию власти, ни на руководство тем народным движением, которое развивается в самой России. Мы собираемся не во имя наших прав, а во имя наших обязательств, глубоко нами сознаваемых, по отношению к избравшему нас народу. Наши обязательства имеют, так сказать, характер международный».