Декабристы. Беспредел по-русски - Алексей Щербаков

Впрочем, как говаривал Ленин, «их дело не пропало». Вслед за «рылеевцами» пришли многие другие. Те, которые, собственно, и стояли на Сенатской площади. Но это будет потом. Пока что в сети «ловца человеков» Рылеева стало попадаться уже настоящее отребье. То есть, прошу прощения, истинные революционеры.

3. Хлестаков от заговорщиков

Портрет готов. Карандаши бросая,

Прошу за грубость мне не делать сцен:

Когда свинью рисуешь у сарая —

На полотне не выйдет belle Helene[8].

Саша Черный

Любые люди, искренне мечтающие о радикальном преобразовании мира, в конце концов обязательно упираются в странную закономерность: чем дальше они идут по пути борьбы, тем больше откровенной сволочи сбегается под их знамена. И она, эта сволочь, становится все махровее и махровее. Движение декабристов здесь не исключение. Его отцы-основатели тоже не были ангелами. Но по крайней мере Родину они защищали честно и французским пулям не кланялись. Ребята из компании Рылеева не имели боевых заслуг, равно как и мозгов. И уважать их особо не за что. Но потом косяком потянулись такие кадры, по сравнению с которыми постоянные гости квартиры на Мойке выглядят просто ангелами во плоти. Начнем с одного малоизвестного персонажа, который для декабрьского восстания сделал почти столько же, сколько и Рылеев. О нем избегали писать даже самые большие любители декабристов. Объяснение – в приведенных в эпиграфе строчках Саши Черного. В конце концов, при большом желании героем можно представить даже Петра Верховенского. А вот Хлестакова – не получится. Как ни старайся.

Вообще-то все декабристы любили приврать. Частенько, убеждая своих потенциальных сторонников, они изрядно преувеличивали свои силы. Так, к примеру, Пестель, агитируя на Украине молодых офицеров, заявлял, что в Петербурге к обществу принадлежат многие высокопоставленные чиновники. Сергей Трубецкой и Рылеев много сделали для того, чтобы питерское восстание состоялось, рассказывая о стройных и многочисленных силах Южного общества, под знаменами которого стоят чуть ли не целые дивизии. Поляки вдохновенно врали Пестелю, что за их спиной всеевропейская революционная организация…

Это обычное дело для всех создателей подпольных кружков; на этом была построена вся кадровая работа большевиков и эсеров. Точно такими же методами действовали во второй половине девятнадцатого века народовольцы, а во второй половине двадцатого – разномастные российские диссиденты. Что ж, паскудно, но все-таки оправдано «интересами дела». Однако в среде заговорщиков попадаются люди, повторяющие поведение незабвенного Хлестакова: увлеченно врущие просто так, чтобы хотя бы на миг почувствовать себя значительнее.

В среде декабристов ярким представителем такого рода личностей был Дмитрий Иринархович Завалишин, лейтенант Восьмого флотского экипажа. Карьера его была интересной: после окончания Морского корпуса он попал туда же в преподаватели. Потом изрядно побороздил море – участвовал в кругосветном походе в Русскую Америку: сначала в Калифорнию, а потом на Аляску. Но, видимо, соленых ветров и «собачьих вахт» Завалишину хватило надолго. Вернувшись в Кронштадт, он предпочел остаться «сухопутным морским волком», при береге. Вот тут-то и началась его главная деятельность. Для начала он пошел легальным путем: обратился к императору за разрешением учредить некий Орден восстановления. Что это такое и для чего он был нужен? «Для восстановления законных властей и искоренения злодеев». Все понятно? Вот и Александр I ничего не понял, хоть и являлся одним из умнейших людей своего времени, перехитрившим самого Наполеона. Впрочем, император отказал прожектеру деликатно, признав идею «неудобоисполнимой». Возможно, Завалишин надеялся на то, что его позовут куда-нибудь на «теплое место». Не позвали. И он стал отираться в компании Рылеева, где чаще всех жаловался на свою судьбину: «вечные гости, вечные карты и суета светской жизни. Бывает, не имею ни минуты свободной для своих дельных и любимых ученых занятий». Вот бы и занимался, а не шлялся по гостям. Нет, не на того напали: болтать интереснее. Оцените вот такой его перл о флоте: «Места старших начальников были заняты тогда людьми ничтожными (особенно из англичан) или нечестными, что особенно резко выказывалось при сравнении с даровитостью, образованием и безусловной честностью нашего поколения». Честность если не поколения, то Завалишина мы еще увидим. А что касается ничтожных начальников… На фрегате «Крепость» он, между прочим, ходил под командой Михаила Лазарева. Того самого, который вместе с Беллинсгаузеном вошел в историю человечества, когда во время плавания на шлюпах «Восток» и «Мирный» по-настоящему открыл миру Антарктиду. «Ничтожный капитан», что и говорить! Да и о многих других тогдашних «старших начальниках» можно писать отдельную книгу. Это была великая пора российского флота. Всем, кто хотел идти в море, дело под парусами находилось. Кстати, ходивший вместе с Завалишиным на «Крепости» мичман Нахимов почему-то не осел на берегу и не подался в декабристы. Он стал тем, кем он стал. А вот Завалишин остался моряком без моря.

Поосмотревшись среди друзей Рылеева, Завалишин стал рассказывать о себе много интересного. Из его историй получалось, что он чуть ли не с пеленок стал сторонником радикальных идей. Мол, еще в Морском корпусе он пытался создать нечто вроде тайной организации. До сих пор неизвестно, вступил ли он в Северное общество. Но на месте службы, в Кронштадте, Завалишин стал вести себя так, будто не только вступил в общество, но и выбился там в большие начальники. Впрочем, о существующем тайном обществе Завалишин не распространялся. Он пошел другим путем.

Дело в том, что в 1824 году в Гвардейском экипаже возникло собственное тайное общество. Состояло оно в основном из младших офицеров, которые сами не знали, чего хотели. Ну, собраться, поговорить о том о сем, почитать книжки и тогдашний «самиздат»[9]. Не обязательно даже политический. Поругать начальство и позубоскалить над флотскими порядками: молодым всегда кажется, что они умнее всех.

Характерно, что об этом тайном обществе на следствии не упоминалось. Не потому, что не узнали о его существовании, – узнали обо всем. Просто не сочли нужным ставить членство в нем в вину морякам.

Беда с подобными безобидными тусовками только в том, что порой в них появляется кто-то, «кто знает, как надо». Таким типом и оказался Завалишин. Сослуживцы знали о его возне вокруг упомянутого Ордена восстановления. Так вот, он объявил кое-кому из офицеров, что на самом деле все не так: мол, императору он назвал ложную цель. Настоящая же тайная задача ордена состоит в немедленном установлении республики любыми методами. Суть его агитации была такой: вы, мол, тут с вашим обществом детским садом занимаетесь, а мы на самом деле…

Для подкрепления своих мыслей Завалишин стал таскать кое-какую литературку. Дворяне тогда неплохо знали языки, а уж моряки – тем более. Вот он и стал подсовывать им писания на иностранных языках. У России всегда было достаточно недоброжелателей в разных странах, включая таких, которые откровенно лили на Империю помои, не стесняясь рассказывать откровенную чушь[10]. От этих изданий тошнило даже «рылеевцев», которые и сами не прочь были позубоскалить над «тупым правительством». Но Завалишин с честными глазами уверял, что все это святая правда. Среди моряков Гвардейского экипажа такие вещи проходили.

Но это было только началом. Потом наш герой стал действовать вполне в духе Хлестакова: его понесло. Он начал рассказывать байки об огромной организации, якобы существующей в Москве. О том, что весной 1826 года намечено напасть на императора в Петергофе. Все уже продумано, подготовлено и найдены «киллеры».

Завалишин вдохновенно играл свою роль, он кричал: эка невидаль – перебить императорскую семью, это дело самой собой разумеющееся. Развесить их всех на деревьях вниз головами – вот как надо!

Интересно, что о подлинном Северном обществе Завалишин старался не упоминать, хотя в Гвардейском экипаже были члены кружка Рылеева. Но Завалишину хотелось играть самостоятельную роль, оказавшуюся весьма гнусной. Большинство офицеров Гвардейского экипажа, вышедших на Сенатскую площадь, вообще не очень понимали, что происходит. То есть Рылеев все-таки осуществил свою цель – использовал людей втемную.

Потом, на следствии, Завалишин долго и нудно утверждал, что ни в чем не виновен. Возможно, он и в самом деле так считал. Представьте, что Хлестакова привлекли бы к суду. Да он удивленно моргал бы глазами: а что я такого сделал? Завалишин пытался лично встретиться с государем, чтобы рассказать все «по-честному». Император ему ответил: «Если он действительно невиновен, то должен тем более желать, чтобы законным и подробным образом исследованы были все его показания».