Золотой венец Трои - Ольга Тарасевич

Эмилия задумчиво полистала телефонную книжку.

Беспокоить родителей глупо.

Подружки, конечно, готовы посочувствовать ей всей душой, но смогут ли они быстро связаться с полицией? Вряд ли.

А вот…

– Отлично! – И ее палец нажал на кнопку вызова. – Позвоню тому месье из туристического агентства, продавшему мне этот тур. Он говорил, что при возникновении проблем его можно побеспокоить в любое время дня и ночи.

Она замолчала и недоумевающе уставилась на экран телефона.

Странно, но связи не было. И это при том, что, сидя именно на этой скамейке, она сегодня утром отправила эсэмэску в Париж, и мама прислала ей ответную!

С нехорошими предчувствиями на душе Эмилия зашагала вперед по дорожке.

Черточки в верхнем левом углу экрана телефона, свидетельствующие о наличии связи, так и не появились.

Зато в кустах неподалеку послышалась какая-то возня, прозвучали чьи-то ругательства по-немецки.

Обмирая от ужаса, Эмилия вытянула шею. И увидела, как двое мужчин избивают лежащего на земле Ганса. Его объемный живот от их резких ударов дрожал, словно желе…

Быстро уйти отсюда, скрыться!

Срочно!

Но чьи-то руки вдруг грубо схватили ее за плечи…

Глава 4

Цирта, 202 год до н. э.

Столица массасилов Цирта располагалась на горном плато. Однако в темноте очертания города, который правитель Сифакс[17] всеми силами старался сделать похожим на Карфаген, почти не видны. Это днем можно удивиться столь дикому сочетанию – традиционным нумидийским мапалиям и мощеным улицам, о камни которых местные жители, привыкшие всю жизнь ходить босиком, сбивают теперь ноги. Но теперь ночь опустилась на горы, и Цирта, окутанная мраком, безмятежно спит. Неподалеку от города разбит лагерь пунов, там горит костер, рядом с ним дремлет часовой. Яркое пламя огня бросает отблески на крыши шатров и влажные конские спины.

Совсем немного времени пройдет, и смерть настигнет их всех: воинов и трусов, храбрецов и предателей, женщин, детей, стариков…

Еще чуть-чуть – и Масинисса будет отомщен.

Только вот…

Масинисса вглядывается во тьму, туда, где беззаботно спят его враги, и с удивлением понимает, что не ощущает никакой радости. А испытывает, как ни странно, жалость.

Ему жаль самого себя – молодого, наивного, еще не утратившего способности верить людям…

…В государстве пунов все устроено очень странно, не так, как принято в нумидийских землях. Люди носят не короткие одежды из шкур, а какие-то белые длинные рубашки, и поверх их еще и набрасывают дурацкие пурпурные накидки. На их ногах – смех-то какой! – ремешками закреплены нелепые обмотки из светло-коричневой кожи. Женщины не украшают себя страусиными перьями, а носят на руках и ногах какие-то некрасивые тонкие светло-желтые полоски, даже не разукрашенные яркой росписью. Головы мужчины тут не бреют, позволяют своим волосам отрастать до весьма изрядной длины. А как удобно это принято у нумидийцев – обрить острым мечом весь череп, оставив только пучок волос на макушке.

В Карфагене есть такое специальное место – оно называется «базар», и там чего только не увидишь! И еда есть, самая разная, и горшки, и оружие, и одежда… Прекрасных певчих птиц здешние торговцы держат в клетках! А если попробовать отпустить их на волю – крик поднимается, и ужасный! Требуют за птиц денег и даже иногда бьют! Здесь одни люди часто избивают других… Проходишь мимо чьего-то дома и видишь: хозяин дубасит слугу. Главное – не выхватывать меч, не бросаться на защиту. Скрутят, изобьют, да еще и виноватым представят! Оказывается, тут так принято: хозяева могут бить рабов. Только одно хорошо в Карфагене – корабли: дивные, огромные, похожие на божественных существ из древних нумидийских сказаний. Они заходили в гавань, величественные и неторопливые. И сразу со всех сторон к кораблям стекались потоки людей, желавших купить масло, терпкое фалернское вино, пряности, ткани и прочую всячину, которую сюда доставляли гаулы.

«Вообще-то отец у меня, конечно, хороший. Сильный воин, весь народ его уважает, – рассуждал Масинисса, пытаясь привыкнуть к своей новой жизни. – Только все-таки зря он меня сюда отправил! Послал в Карфаген, дал с собой коня, слугу и велел учить языки – пунийский и эллинский. А зачем мне эти языки? Карфагеняне – такие надутые, спесивые, неискренние! Не хочу я с ними ни о чем разговаривать! Однако отец сказал: пуны – наши союзники, только в дружбе с карфагенянами нумидийцы могут сохранить свои земли, на которые давно положил глаз наш сосед, царь Сифакс».

Впрочем, когда ему совсем стало невмоготу от долгих занятий и карфагенской сутолоки, когда уже казалось, больше терпеть такую жизнь никаких сил у него нет, – все вдруг изменилось.

Софониба, яркая звезда, озарила его жизнь своей ясной красотой. И сразу стало понятно, для чего ему жить, к чему стремиться. И показалось даже, что до знакомства с ней настоящей жизни у него и вовсе не было…

Обряда помолвки у нумидийцев не существовало. Если мужчине приглянулась какая-то девушка, он просто увозит ее на быстром горячем коне в свою мапалию, а ее отцу посылает выкуп.

Поэтому вначале предложение отца Софонибы, Ганнона, конечно же, вызвало у юноши недоверие.

А что, если Ганнон не хочет отдавать прекрасную Софонибу замуж за Масиниссу?

Вдруг он просто ищет предлог, чтобы не отказать ему прямо?

Карфагеняне не такие, как нумидийцы. Они никогда ни о чем не говорят напрямую, все время хитрят, обманывают…

Но позже это беспокойство прошло. И даже появились мысли о том, какой это все-таки прекрасный обычай – помолвка!

Ведь жениху разрешается совершенно свободно приходить в дом своей невесты, разговаривать с ней. Иногда, улучив момент, когда поблизости никого нет, можно даже взять Софонибу за руку.

Какое это счастье – смотреть в бездонные карие глаза, любоваться нежным румянцем, чувствовать аромат розового масла, которым умащены пшеничные локоны девушки! Софониба часто появляется в золотом венце, отделанном сияющими камнями, и он великолепно оттеняет красоту девушки.

Вот любимая сидит рядом с ним в беседке, увитой виноградом, – она такая прекрасная, близкая, желанная… Мысли его путаются…

Однако молчать все-таки нельзя. Жизнь в нумидийских землях сильно отличается от карфагенской, и надо рассказать об этом Софонибе.

– Я сделаю для тебя самую лучшую мапалию. Выстелю пол и стены шкурами, чтобы в нашем доме всегда было тепло. Я – хороший охотник, у нас всегда будет довольно мяса и птицы, – объясняет Масинисса, ощущая острую, непривычную неловкость. С одной стороны, он любит родную землю до безумия. С другой стороны – он так же сильно любит и Софонибу. Смогут ли они привыкнуть и принять друг друга – любимая земля и любимая жена?.. – Я буду очень стараться, чтобы ты была счастлива со мной! Но вместе с тем ты должна знать: у нашего народа совсем другие обычаи и правила. У нас нет городов, таких, как Карфаген. Мой отец – царь, но он живет в мапалии, точно такой же, как и у его воинов; правда, отцовская мапалия обтянута белыми шкурами. И корона у Гайи не из золота, которое почитают ваши люди, а из перьев, которые ценятся у нас.

Мечтательная улыбка появляется на лице Софонибы:

– Не беспокойся, любимый! Я так рада, что отец разрешил мне выйти за тебя замуж! Все твои тревоги видятся мне напрасными.

Тогда ему казалось: Софониба говорит правду, ей можно верить. Она выглядела такой счастливой, что Масиниссе хотелось лишь одного – скорее прославиться воинскими подвигами и взять девушку в жены.

Служба в войске Ганнибала – испытание не из простых.

Конечно, он – великий полководец. У всех это вызывает уважение и почитание: ведь Ганнибал первым бросается в бой, не обращая внимания на раны, ест ту же еду, которую едят солдаты, спит на голой стылой земле.

Но, безжалостный к себе, он так же яростно безжалостен и к другим.

Невозможно без душевной боли вспоминать о переходе войск Ганнибала через Альпы!

Полководец все рассчитал правильно: римляне даже не предполагали, что войско пунийцев появится со стороны гор. Это вызвало в римском лагере ужасную панику. Однако римляне очень быстро собрались, заняли оборону, а вскоре отважились и напали сами. Особого результата в конечном итоге переброска армии через горы не дала. Но сколько людей погибло там, в ледяных скалах, среди колючего снега, под холодными бичами злого ветра… Наверное, всем, выжившим в том походе, долго еще будут сниться узкие обледенелые тропинки, по которым им приходилось карабкаться, держась за лошадиные хвосты. С истошным ревом в пропасть падали боевые слоны. Местные варвары, прекрасно ориентировавшиеся в горах, сбрасывали на головы солдат каменные глыбы…