Клятва (СИ) - Мария Сакрытина

тёмненького тугодума, того, что в первый же день увещевал меня покориться. Очевидно, он покорился – и вот результат: стал мальчиком для битья. Чудесно, наверное.

Я на пару мгновений отвлёкся – реторта странно нагрелась, но разбиваться с треском и

осколками пока не спешила. Полистав книгу и найдя ещё одну занятную картинку, я

насыпал в реторту то, что и было изображено – какой-то синий порошок. Какое-то время

ничего не происходило, потому я снова глянул вниз и понял, что назревает очередной

сеанс битья.

К парочке присоединились почти все остальные ребята – статус у толстяка-тугодума был

действительно низкий, так что все знали, что их за издевательство не накажут. В местном

крысятнике издеваться над тем, кто по социальной лестнице ниже не то, что не

возбранялось, а даже поощрялось. Да и интересно всем было посмотреть на валяющегося

в ногах круглого, как аппетитный пончик, мальчика. Пнуть тоже – зазвенит, как мяч и

отскочит или скуксится и рыдать начнёт?

Когда же рыжий де Беорд под громкие улюлюканья вытащил из-под чьей-то кровати

ночной горшок, явно намереваясь вылить его содержимое на трясущегося толстяка,

конфликт вошёл в новую фазу – неожиданную для всех участников. И для меня в том

числе.

Честно, я просто засмотрелся и поскользнулся.

- Ты откуда взялся? – изумлённо выдохнул де Беорд, глядя на пыльного меня с ретортой

наперевес. И даже забыл присовокупить любимое «Босяк».

Я, чувствуя себя уже не так уютно, как наверху, и подозревая, что вся эта свара сейчас

переключится с толстяка на меня, буркнул (потому что надо было что-то буркнуть):

- Оставьте его.

- Кого? – протянул дружок-герцог. – Жа-а-ака? – и, повернувшись к обомлевшему толстяку, поинтересовался. – Жак, вы что, друзья?

- Нет, - выдохнул толстячок. – Нет-нет-нет!

- Ну конечно, - хмыкнул герцог. – Кто с тобой дружить будет? Даже чернь не хочет. Зачем, кстати, явился, а, попрошайка? Тебя же вечно не дождёшься. Понял всё-таки, где твоё

место? Туано, дай это ему, - подмигнул он рыжему. Тот под общий гогот протянул мне

ночной горшок.

А у меня на этот раз не было даже кочерги… Только реторта.

- Я же тебя уже посылал в бездну, лордёныш, - обречённо вздохнул я. – Ничему ты не

учишься, и школа тебе не поможет.., - и, увернувшись от первого кулака, вылил

содержимое реторты в горшок.

Впоследствии учитель алхимии долго ломал голову, отвечая на вопрос визжащего

директора: что всё-таки сумело отправить в бездну «казарму» первого курса? Ответ его

состоял из нечленораздельного «ы-ы-ы-ы» и укоризненно указующего перста в мою

сторону.

Случай этот аукнулся некоторым из моих однокашников двумя неделями лазарета и

переводом в новую (в стене старой зияла красноречивая дыра) «казарму», по-моему, даже

роскошней прежней. А мне – неделей отсидки в карцере (ой-ой, как страшно!) и письмом

лорда Джереми, содержащим действительно страшную угрозу: «Ещё что-нибудь в этом

роде – и заберу тебя обратно». Я догадывался, что «обратно» мне ничего хорошего не

светит. Да и, положа руку на сердце, в школе жилось лучше, чем в Пчелиной Заводи. Здесь

меня хотя бы прислуга за своего держала, а там все считали игрушкой лорда – кем я, по

сути, и был.

Так что месяц я потом вёл себя тише воды ниже травы. Дисциплинированно делал вид,

что посещаю новую «казарму», дисциплинированно учил уроки (по крайней мере,

пытался). Даже дисциплинированно доходил до общей столовой – роскошной залы с

длинными столами, украшенной, как королевская. На самом же деле, ел я вместе со

слугами. Вот ещё – терпеть шепотки за спиной, подначки, тычки да прилетающие в суп

или чай разные несъедобные мерзости. Учителя же всегда защищали тех, кто по

социальному положению стоял выше. Значит, среди моих однокашников – де Беорда с

кольценосным герцогом. А меня полагалось только таскать за волосы в карцер и лупить

розгами – всегда и во всём виноватого.

Так что столовую я не любил, но делал вид, что захожу – каждый раз, когда особенно

ревностный преподаватель решал лично нас туда сопроводить (если его уроки

оказывались близко к обеденному времени). Обычно я пристраивался в самый конец

шеренги и тикал у самой двери, тишком отодвигая панель в стене.

Но однажды меня успели поймать раньше.

Тёмненький мальчик с потока на год старше. Свои звали его Молчуном – действительно, и

я не слышал, чтобы он хоть слово сказал. Тихий, спокойный. Учился хорошо – это я к тому

времени знал, потому что начал наводить справки и про старшекурсников, после того, как

несколько особо ревностных герцогов из старших подкараулили меня в оружейной и чуть

не отправили на тот свет. С тех пор я решил, что мне лучше знать особо опасных в лицо.

Этот был особо опасным – тоненький, худощавый, и грациозный, он на плацу с мечом

такое творил, что, по-моему, даже учителю в пору было удавиться от зависти.

Сейчас у него меча не было, но рука, толкнувшая меня за дверь, в закуток между стенами, сдавила плечо так, что ясно стало: не знаю, что я ему сделал, но в лазарет ещё на день-два

попаду. Впрочем, наверняка, с ним на пару.

Обычно лордёныши начинали с обвинений, распаляли себя, выёживались – этот,

странный, молчал. Только смотрел на меня так, будто на моей физиономии был написан

сокровенный ответ мироздания.

Я не выдержал первым.

- Ну? Чего тебе?! – и попытался вырваться.

Лордёныш одной рукой снова припечатал меня к стене, а второй, пока я не вывернулся, сунул мне под нос блокнот. В блокноте была картинка: два человечка (палка-палка-

огуречик), один толстенький, другой – перед ним, раскинув руки – тоненький. От

картинки вела стрелка на нечто, напоминающее взрыв, там было даже старательно

выведено: «Бум!». И, наконец, подпись: «Это, правда, был ты?».

Дело было незадолго после того случая с взорвавшейся казармой, так что я, угрюмо

дёрнувшись, буркнул:

- Ну я. И что?

Лордёныш торопливо перевернул лист.

«Зачем?»

- Да Трикс его знает, - пожал плечами я. – Так вышло.

Лордёныш снова перевернул лист.

«Зачем защищал?»

А, так он и это знает…

Я глянул на него исподлобья и повторил:

- Так вышло.

Лордёныш моргнул. Быстро схватил блокнот и нацарапал на чистом листе карандашом:

«Ты свалился с балки. Это видели. Перед виконтом Арно. Зачем?»