Ночной полет - Александр Анатольевич Левин

тот факт, что турецких кораблей в Черном Море более не было, а пролив оказался под контролем Российской Империи. Италия отхватила себе западное побережье Балканского полуострова, а восточную и центральную часть отдали новоиспеченной Югославии. Англия же полностью захватила Сирию и Ливию, сделав их своими графствами и принялась планомерно истреблять тамошнее население и любой намек на собственную историю этих стран. Испания и Португалия разделили Марокко, а Гибралтар оказался под их совместным управлением. Остальные Северо-Африканские государства отделались репарациями в виде золота, нефти и драгоценных камней.

Так или иначе, но этот длительный конфликт так же привел к резкому научно-техническому рывку, отразившемуся на обществе и в художественной литературе, кинематографе, искусстве…

Именно тут и крылась опасная для меня ситуация. Очень многие писатели, которых помню я, существовали и даже написали свои книги. Только далеко не все или не все те, что я знаю по родному миру. На этой разнице меня и могут подловить те, кто хорошо осведомлен об этом вопросе. На первый взгляд, сей факт проблем не создаст, но где гарантия, что кто-то умный не примется внимательно за мной наблюдать и анализировать мои действия, слова и поступки?

В Корпусе мне, можно сказать, повезло. Мой реципиент и без того был нелюдимым, потому изменения в его поведении оказались попросту не замечены ибо некем. А служба безопасности контролирует послушников и курсантов по иным критериям, ведь при наличии ментальных техник для работы с собственным сознанием, изменения в поведении будут даже без замещения личности. А обряд инициации и без того серьёзно трансформирует энергетику и ауру.

— Готовность к переходу в гиперпространство — один, — произнесла Немезида, вырывая меня из раздумий.

— Пристёгивайся, — повернулся я к Майсу, но тот молча ткнул пальцем в ремни-фиксаторы на себе и продолжил читать скачанную книгу.

— Старт.

Одна короткая команда и за плексовой плитой, заменяющей стекло, чернота космоса с яркими точками звезд, сменилась алым маревом гиперпространства. Казалось, оно похоже на густой кисель, в котором наш корабль медленно плывет. То дело вокруг возникали вспышки разных оттенков алого, после которых гипер-щит становился виден, а индикатор его срабатывания на панели управления начинал моргать.

Обитатели гиперпространства, не имея физического тела, стремятся его получить. На заре гипер-эпохи человечества такое случалось достаточно часто. Судьба экипажей, которым не повезло, была действительно ужасна. К тому моменту, как автоматика выводила их в обычный космос, живых на борту уже не оставалось. Твари, заместившие собой людей, убивали друг друга и тех, кто ещё сохранил себя. Эти существа жрали человечину, ломали оборудование и переборки… Всё, что попадалось им на глаза, становилось объектом агрессии. Далеко не все корабли, подвергшиеся этому бедствию, дотягивали до точки выхода. Большинство так и кануло в неизвестности.

— Теперь у нас есть двадцать часов до выхода в системе Лита, — произнёс я, расстегивая ремни безопасности.

— Я даже знаю чем займу их, — фыркнул Майс, отрывая взгляд от планшета, — Хороший писатель этот Кинг. За душу берет.

— А что ты читаешь?

— «Тайное окно, тайный сад», — улыбнулся родианец, — У нас тоже есть хорошие писатели, но они строят сюжет иначе. Тут же страшно о самой ситуации и неопределённости происходящего. Это не монстры, которые нас уже не удивить, учитывая соседей по галактике, а… Знаешь, сложно объяснить.

— Нет ничего страшнее неизвестности, — усмехнулся я, — И неопределённости. Все разумные существа любят стабильность. Стабильная работа, зарплата, жильё, жена, любовница, дети… Стабильность, даже если она хреновая, успокаивает и дает надежду на завтрашний день. Мало кто захочет отказаться от этого… Во всяком случае, добровольно.

— Всё верно, — кивнул Майс, — Для меня уйти из Конторы было… проблематично. Во всяком случае, я долго не понимал как жить и куда податься.

— Да… Оказаться вне системе, которой посвятил всю сознательную жизнь… это кошмар, — тяжело вздохнул я, — Ладно, пошли по каютам. Немезида нас поднимет если возникнут проблемы.

* * *

Первые годы в Ордене Мистиков были для меня чем-то средним между кошмаром и ощущением галлюцинации. Порой мне казалось, что всё вокруг — бред, а сам я просто лежу на полу в агонии, умирая. Однако, инструктора и преподаватели быстро выдергивали меня из этого состояния, заставляя выкладываться на тренировках полностью и даже чутка сверху, преодолевая очередную ступень в развитии. Благодаря этому, каждое моё выныривание из библиотеки Корпуса быстро сбивало чувство иррациональности и ступор, а депрессию из меня попросту вытрушивали инструктора. А старались они от всей широты своей могучей души, коей хватало на нашу группу — стандартный взвод из пяти отделений по пять курсантов.

Не меньше головной боли доставляли и занятия сугубо мистическими предметами. Начиная с классической энергетики или тренировок концентрации, и заканчивая отработкой полученных навыков в довольно жестких условиях. Например, использование телекинеза во время бега по довольно узкому брусу. Причем, замедляться было нельзя ни в коем случае. Заряд шокера пониже спины служил отличнейшей мотивацией. Особенно, если учесть тот факт, что его мощности хватало на то, чтобы жертва попросту падала как подкошенная. А это всегда значило одно — начинать полосу с нуля.

Более приземленные предметы тоже отнимали изрядное количество времени и нервных клеток. И если пилотирование было интересным, то различные уставы, техническая и нормативная литература, своды законов и астро-навигация, физики и металлургия, основы конструирования и проектирования, психология и ксеноанатомия, вызывали оторопь и желание застрелиться.

Из нас, по сути, делали нечто среднее между офицерами, спецназом и пилотами. Этакие машины смерти, способные и самостоятельно устроить серьёзные проблемы любому врагу, и грамотно управлять отрядом численностью до роты.

На контактных спаррингах добрые тренера не принимали сдачи, добивая до состояния отбивной. Они учили нас простому понимаю — на войне нельзя сдаваться. Попасть в плен к чужим — хуже смерти. Потому мы всегда знали, что каждая схватка на татами будет идти всерьёз и без поблажек, а любой удар может отправить нас в лазарет со сломанными костями или отбитыми внутренними органами.

И мы учились. На еженедельных занятиях практика рукопашного боя заставляла нас мобилизовать все свои резервы, применить всё выученное и освоенное. И никогда не жалеть врага, кем бы они ни был. Особенно жестко последнюю часть тяжелой науки воевать в нас вбивала девушка-мистик, являющаяся одним из инструкторов по рукопашному бою.

В очередной раз явившись на занятия по рукопашному бою, мы увидели не привычных сержантов, что матом и кулаками вбивают в нас умение убивать и выживать, а миниатюрную брюнетку с ярко голубыми глазами в обтягивающем стройную фигуру синем комбинезоне. Причем, посмотреть и пощупать там было очень