Фамильяр и ночница - Людмила Семенова

и жизнь не в радость?

— Дана, ты снова исходишь из того, что духи должны желать вам добра и действовать в ваших интересах, — улыбнулся Рикхард. — А их воля простирается куда дольше, и на крохотные лужайки, и на вековые леса. Каждый муравейник и каждая медвежья берлога, крохотный цветок клевера и огромный дряхлый дуб, — все имеет свой язык и тайны, и порой может поведать человеку о важном и сокровенном, если он не побоится открыть душу. Есть и силы, которые охраняют дом и семейный очаг, — поддерживают тепло в печи, когда за окном мороз, и навевают прохладу в летний зной, предупреждают по ночам о пожаре, прогоняют злоумышленников, дают добрые напутствия новорожденным и оплакивают ушедших хозяев. Но лишь немногим доводится понять их язык и заслужить доверие. А люди, увы, от рождения уверены, что стоят самого лучшего. С такими установками нельзя обрести настоящую колдовскую силу.

Заодно фамильяр немало поведал Дане о своей родине. До сих пор она знала что-либо о жизни в Маа-Лумен лишь по обрывкам чужих рассказов, слышала, что люди там обитают малыми селениями — одна большая семья ведет хозяйство обособленно, лишь по крайней нужде общаясь с соседями. Промышляют в основном скотоводством, продают мясо, молоко, сбивают масло и творог, ловят рыбу и тюленей. Почвы у них скудные, подзолистые, не избалованные солнцем, потому и растет там лишь картошка да лесные ягоды. Своим богам они тоже приносят в жертву молоко и мед, чтобы те не дали заблудиться в чаще, утонуть в холодном озере, угореть в бане или зачахнуть от тоски и недугов в собственном доме.

И сам северный народ в воображении Даны казался пропитанным запахами дикого леса, торфяных болот, дыма жертвенных костров, парного молока, соленого пота и крови. Она встречала их в Дюнах только мельком, издалека, когда они приезжали на рынок, и порой прислушивалась к их странному напевному языку.

Сейчас же Рикхард рассказал ей немало веселого, поделился народными прибаутками, забавными и поучительными сказками, даже спел пару старинных песен. К удовольствию Даны, даже Люба заинтересовалась их беседами и стала присоединяться. Она вызвалась аккомпанировать Рикхарду на фортепиано и за игрой совсем оживилась. Глаза девушки оставались грустными, но Дана почувствовала тепло ее души и решила, что на ней нет никаких злых чар.

К вечеру второго дня погода наконец разгулялась, тучи рассеялись и небо налилось полупрозрачным закатным румянцем. Рикхард позвал Дану прогуляться, и она сочла, что воздух после дождя стал заметно легче, словно аура города наконец очистилась. Они дошли до центральных улиц, попили кофе с булочками в кондитерской — Дане нравилась стряпня в гостинице, но в городских кафе виделось какое-то особое очарование. Напоследок Рикхард предложил ей заглянуть в самый большой городской парк.

— Здесь он похож на настоящий лес, но человеческий отпечаток уже очень силен, — вздохнул парень. — По крайней мере, такого веселья, как мы с тобой наблюдали в Дюнах, в нем не увидишь, лесная нечисть чувствует себя в нем гостями, а не хранителями. Вот за рекой, в безлюдном лесу, им пока еще живется привольно.

— Мне порой кажется, что весь этот город как потусторонний мир, а станция, на которой мы с тобой сошли, не более чем иллюзия, — заметила Дана и слегка поежилась.

— Вот как? Может, ты уже хочешь вернуться домой?

— Ну нет, Рикко, не обращай внимания! — улыбнулась девушка. — Мы доведем дело до конца, тем более что слова этого лавочника мне показались очень подозрительными. Я знаю, какая мягкая и податливая аура у произведений искусства, они впитывают колдовской посыл словно губка, а если посланник обладает сильным даром, то и распыляют его на других людей. Вдруг в этом и заключается тайна города?

— Вероятно, но мы должны спросить кого-то сведущего в колдовстве. Лавочник уже рассказал все что мог: по крайней мере я не почуял, будто он скрывает нечто важное, — сказал Рикхард.

— А что ты скажешь об этом городском голове и его жене? Мне они сразу не понравились — он мужлан с диким нравом, который ни под какими мундирами и звездами не спрячешь. А она и вовсе какая-то неживая, словно заводная кукла в человеческий рост! Хоть и красивая…

— Ну, это был только плакат, созданный художником, а правду о них мы узнаем только при встрече, лицом к лицу. Хотя ход твоих мыслей мне нравится, Дана!

— И кто же пустит на аудиенцию к голове простую сельскую девчонку, расписывающую деревянные поделки? — усмехнулась Дана.

— А для этого нам и нужно городское празднество, только нельзя зевать по сторонам, — другого шанса мы в ближайшее время не получим.

Парк был уже близок и действительно походил на лесную чащу — ни ограды, ни статуй, ни украшений, только огромные раскидистые деревья. Сухая дорожка между ними петляла подобно какому-то сказочному лабиринту. Повеяло холодом и Дана невольно отпрянула, но Рикхард уверенно протянул ей руку.

— Я этот парк знаю как себя самого, — заверил он. — Он не так уж безобиден, но и ты не простая девчонка, а колдунья с сильной волей. Кроме того, я все время буду рядом. Что скажешь, Дана?

— Идем, я готова, — произнесла девушка, и они взялись за руки.

Рикхард набросил свою куртку Дане на плечи — за деревьями оказалось еще холоднее, чем у реки. Туман давно развеялся, но небо оставалось блекло-серым, как в позднюю осень. До них то и дело доносились шорохи: то белка прыгала с ветки на ветку, то еж таился под деревом, то птицы порхали в поисках корма. Всем этим творениям природы не было никакого дела до колдовских тайн и человеческих рукотворных трагедий, их жизнь определялась самыми простыми законами и они не ведали сожалений. Дана вдруг подумала, какую цену приходится платить за мнимое главенство в мироздании, которое развеивается при малейшем несчастии и недуге, и ей стало страшно.

— Что ты пригорюнилась, Дана? — вдруг спросил Рикхард с необычной мягкостью, в которой девушке почудились вкрадчивые чувственные нотки.

— Я думаю о том, зачем мы живем, Рикко, — усмехнулась Дана. — Знаешь, в деревне, когда я еще девочкой была, приходилось видеть, как цыплята клюют корм, утята плавают в речке, петух каждое утро заводит свою песню, птенцы греются под боком у сонной кошки и порой таскают кашу из ее миски. Мать эту кошку любила, подкармливала с нашего стола, а та любила цыплят, не отгоняла, а порой даже вылизывала. Видно, любому живому существу ласка нужна не меньше пропитания…

— Пожалуй, так и есть, — задумчиво отозвался парень. — Но почему ты сейчас вспомнила именно об этом?

— Мне просто интересно,