Проклятие (Тамплиеры - 5) - Октавиан Стампас

Жак де Молэ медленно и величественно поднялся.

- Время сомнений прошло. Не одну сотню бессонных ночей я провел пытаясь отыскать путь спасения и нашел только этот. Все остальные хуже, они нам не оставляют никаких надежд.

Де Блез, сотрясаемый все возрастающим возмущением, грохнул кулаком по столу, так что из подсвечников вывалились несколько тлеющих огарков.

- Ладно, пусть, вы так решили, никто вам не противоречит, хотя многие думают также как я. Разрешите мне хотя бы с рыцарями моего командорства покинуть Тампль. Они не посмеют нам противодействовать. Уже через десять дней мы будем в Памплоне или Периньяке, где продолжим наше дело. Орден не должен погибнуть, не человеческое это право принимать решение о его жизни или смерти.

Великий Магистр отрицательно покачал головой.

- Вы говорите глупости, командор. Если я разрешу вам удалиться вместе с вашими рыцарями, это будет расценено как бунт, и тогда все наши колоссальные усилия пропадут даром. На нашу кристальную репутацию будет брошена несмываемая тень. Предлагать то, что предлагаете вы, может только пособник короля, де Блез.

Командор Франш-Конте вскочил, хватаясь за меч.

- Вот как!?

- Арестуйте его, - негромко приказал Великий Магистр.

Четверо монахов мгновенно появившихся за спиной рыцаря повисли на его руках и плечах.

- Уведите его.

Бешено сопротивляющегося и взывающего к Иоанну Крестителю де Блеза уволокли.

- Брат казначей, - обратился Жак де Молэ к худому, носатому старику, сидевшему в сторонке у стены, - готов ли ваш отчет?

Старик поднялся.

- Да, мессир, час назад мы посыпали песком последнюю запись. Все до последнего денье, до последнего аметиста на вашей парадной перевязи там перечислено.

- Несите сюда ваши свитки.

Казначей вышел.

- А теперь, брат мажордом, - Де Стопир вытянулся в струнку.

- Да, мессир.

- А теперь открывайте ворота.

* * *

- Ты тоже одноглазый? - спросил стражник, невнимательно оглядев Лако и прислушиваясь к звукам, доносившимся сверху. Он был удивлен, обычно здешних каменных глубин не достигали никакие внешние шумы.

- Нет, я не одноглазый.

Стражник снова вгляделся в паренька с ведром и черпаком.

- А чего ж ты нацепил ее? - угрожающе спросил он и поудобнее перехватил алебарду.

- Чтобы не промахнуться.

- Чего, чего?!

Лако зачерпнул раскаленной жижи из своего ведра и плеснул в лицо стражнику.

Когда тот стал с ревом метаться по коридору, ударяясь железными боками о каменные стены, уродливый юноша, улучив момент, воткнул ему свой кинжал между листами лат. После этого он снял фартук и повязку, они нужны были только для того, чтобы свободно приблизиться к громиле страднику, в общих чертах знающему разносчика, чтобы он не вздумал применить арбалет, висящий у него на стене за спиной. В узком коридоре спасения от арбалетной стрелы нет. Теперь надобности в маскировке не было.

Сняв с пояса бездыханного охранника связку ключей, Лако отпер дверь, за которой открывалась территория четвертой тюрьмы, вытащил из железного гнезда чадящий факел и вошел в сводчатый коридор.

Большинство камер пустовало, оказывается не так уж много имелось у тамплиеров заклятых и опасных врагов. Пару раз из запечатанной толстенной решеткой вонючей темноты появлялись, привлеченные светом, жуткие распухшие хари. Они что-то бессвязно блеяли и бессильно плевались. Просидев в здешнем узилище два, три года, человек безвозвратно терял человеческий облик.

- Господин! - громко прошептал Лако, подойдя к одной из решеток. Он принюхивался как животное и волосы в ноздрях его носа нервно трепетали.

И господин выполз, услышав человеческий голос, это было как глас господень. Ведь с ним здесь никто никогда не разговаривал. Все эти месяцы.

Долго, очень долго всматривался Арман Ги в лицо, которое невозможно было забыть.

- Ты?

- Да, я, господин.

- Ты пришел...

- Да, я пришел.

- Ты пришел меня убить?

- Нет, я принес вот это.

Лако достал из-за пазухи сверток с одеждой и просунул его сквозь прутья решетки.

- Что это?

- Это одежда королевского стражника.

- Зачем?

- Оденьте ее.

- Зачем? - тупо повторял ополоумевший от наплыва чувств комтур.

- Оденьте и поваляйтесь в ней по полу. Сегодня сюда придут люди короля, если на вас будет эта одежда, они вас выпустят. Остальных увезут в Шинон и будут пытать.

В глазах Армана Ги мелькнула искра понимания.

- Да, Лако, я понял.

- Извозитесь как следует и притворяйтесь сумасшедшим, чтобы вам поменьше задавали вопросов.

- Я понял Лако, я понял.

- Все, мне пора идти. Еще нужно успеть спрятать два трупа.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ЛУВР

Филипп Красивый был в отвратительном расположении духа. Все утро он провел в своей зеркальной галерее. Она ныне мало напоминала прошлогоднюю следствие варварского погрома, устроенного в прошлом году парижским охлосом. Но король не спешил ее пополнять, как будто смирился с потерями. Общение с немногими пережившими покушение толпы полотнами отражающего стекла стало более интимным и даже болезненным. Странные и тайные сомнения короля относительно своего метафизического происхождения не утихали. Напластования повседневных забот лишь на время сглаживали их остроту. Но стоило ему остаться наедине со своими мыслями...

Король подошел к большому овальному зеркалу, это было старинное флорентийское произведение, король не любил его за упрощенную и примитивную трактовку собственного отражения. Не было в этом простоватом итальянском стекле настоящей таинственной глубины, оно словно не впускало взгляд внутрь, выталкивало на свою поверхность предмет отображения, предоставляя при этом скучный, обыденный фон.

В другой раз Филипп фыркнул бы и ушел от глупого овала, но он знал, что внизу в каминной зале его ждет инквизитор Парижа с новыми сведениями о допросах тамплиеров. Королю не хотелось спускаться к нему. Это чувство усиливалось пониманием того, что спускаться все равно придется.

Н-да, за две недели, что шло следствие в Шиноне и девяти других замках на севере и западе страны, общая картина дела более-менее обрисовалась. И картина эта слишком уж не устраивала короля.

Ладно, идти все равно надо.

Филипп бросил последний взгляд на свое дурацкое отражение и отправился вниз.

При его появлении Гийом Парижский, глава доминиканской инквизиции столицы, поспешно встал. Он уже несколько дней чувствовал, что король не вполне доволен его работой и это лишало его сна. Он старался изо всех сил, но никак не мог угодить королю.

Филипп уселся на мягкий табурет и жестом предложил доминиканцу устраиваться напротив.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});