Славный город Старый Ключ - Анатоль Нат

Плотный сырой туман скрыл все звуки, и до спешащего сотника не донеслось ничего. Впрочем, тому и не надо было что-либо слышать. О том, как «любит» его родной дядюшка, тот наверняка был прекрасно осведомлён, чай не слепой. И иллюзий на счёт себя и своего будущего не питал совершенно. Своей сотни ему ещё долго было не видать.

По крайней мере, до тех пор, пока эта старая подлая ящерица дядюшка будет жив.

— «Пока», — пугливой ящерицей пронеслась в голове у сотника быстрая мысль, и тут же сгинула, испуганная открывшейся перспективой. Но где-то на краю сознания след всё же остался. Сотник не собирался долго бегать у родного дяди на подхвате. И если ему не давали случая развернуться, то можно было такой случай и самому организовать.

И компания тех землян, за которыми столь безуспешно последний месяц гонялся по полям и лесам его родной дядя, на сей счёт подходила идеально. Тем более что и выходы на неё кое-какие имелись. Тайные. О которых будущей их жертве знать совсем не обязательно было.

Ободрённый подобными соображениями, молодой сотник резво затрусил по поручению своего командира. Задерживаться не стоило. А то все великие планы так навеки могли и остаться… планами.

Кое-что о пользе дальних секретов.

Отправку себя, любимого в дальний секрет, сотник рыцарского войска мелкопоместный шляхтич Ртища Смирнов с самого начала воспринял правильно. Как знак от его нового командира барона Гонзаго де Труа, что возиться с ним и терпеть его, надоевшие всем выходки, никто больше не будет. И что для начала его просто убрали с глаз долой, а вот когда он вернётся, с ним разговор уже будет особый, другой.

Это настолько ясно читалось в глазах барона, что Ртища с командиром даже спорить не стал, поняв что это бесполезно. Он понимал, что всех в лагере он откровенно достал своим нытьём. Только вот сам Ртища никак не мог того понять, почему его искреннее возмущение царящими в лагере нравами и порядками, откровенным разгильдяйством, все принимают за нытьё.

Как же он себя ругал все последние недели, что вступил в отряд этого барона и принёс ему присягу. Теперь он не мог уйти сразу, как только разобрался, под чьё руководство попал. Потому что, как всякий порядочный человек, взявший деньги, должен был их в первую очередь вернуть, и лишь потом он мог бы быть свободен. А пока что, раз ты нанялся, то будь любезен исполнять то, что тебе велит командир. Воинский отряд тем и отличается от любой банды, что здесь все подчиняются одному военачальнику, а не делают, всяк, что хочет. И существует такое понятие как воинская дисциплина.

Только вот понятие воинской дисциплины не распространялось на язык. И Ртища, возмущённый царящими в отряде порядками, сдерживать его не собирался. Да и кто бы ему запретил. Он, Ртища Дмитриевич Смирнов, младший сын самого Старосты всего Глушанского застянка Дмитрия Семёновича Смирнова, — природный поречный шляхтич из древнего уважаемого рода. А что род его поиздержался за прошедшее время и один из его представителей вынужден наниматься к другому, не менее знатному дворянину, так это ещё не значит, что можно так нагло затыкать ему рот или, что он ничего не понимает в высоком воинском искусстве.

— Поболе иных прочих, — едва слышно раздражённо проворчал он.

— Что? — донеслось с правой стороны.

— Ничего, — сердито покосился Ртища в ту сторону. — Цыц! — едва слышно цыкнул он на разговорившегося что-то пацана. — Приказа открывать рот не было.

— «Вот ещё навязалось убоище мне на шею, — недовольно подумал он, глядя на смущённо втянувшего голову в плечи худенького паренька рядом с собой. — Сунули ему под начало тройку сопляков, таких же, как вот этот, обозвали кнехтами, и отправили вместе с ним в дальний секрет».

Впрочем, Ртища ясно понимал, что был откровенно не прав. Трое приданных под его начало мальчишек, это можно было рассматривать как знак уважения к его профессионализму, чтобы он там себе не говорил. А то, что парней назвали кнехтами, а не новиками, так и что. Род барона Гонзаго был из иностранцев. Хоть и богатых, но иностранцев. То ли испанцев, то ли вообще англов. То ли ещё из кого. Да и о том, как кого называть, Ртища не задумывался. Не его это были люди, так что задумываться о том, как и почему называют людей чуждым именем, ему было всё равно.

Сердце вдруг заныло непонятно с чего, видать от жалости к самому себе и к своей несчастной судьбе, развернувшейся к нему таким задом, и Ртища погрузился в приятные воспоминания.

Плотный сырой туман, в двух шагах, где не было видно ничего, мягко лёг ему на плечи, скрывая все звуки. Заметить что-либо в нём было совершенно невозможно, поэтому можно было пару минут и помечтать, тем не менее, краем уха вслушиваясь в глухие звуки предрассветного тумана.

— «Марфа», — вернулся он мыслями к прошедшим дням в городе.

Худенькая стройная фигурка ничем вроде не примечательной девчонки с окраины человеческого мира, дочка одного из местных богатеев, занимала последние дни все его мысли. Оттого он, наверное, и стал последнее время таким рассеянным, что заработал уже несколько нелицеприятных замечаний от своего нового командира.

— «Нет, зря он дал возможность этому напыщенному индюку барону Гонзаго подловить его на мелочах. Ведь знал же, что будет придираться, знал, но забыл основное правило солдата: „Не перечь командиру, особенно если тот глупый, напыщенный идиот“.

Вспоминать о том, что отец всегда ему повторял обязательное продолжение этой мудрости, не хотелось. Тот всегда говорил в таких случаях: „Никогда, никогда не служи под началом дурака. И сам погибнет, и тебя с собой утащит. Дурак на войне — опаснее врага. Дурак начальник — твой враг. А раз выпала такая кручина служить под началом дурака — всеми силами старайся быстрее избавиться от него. Любыми путями! Любыми, вплоть до физического устранения. Помни это сын. Ты у меня хоть и младший, и кроме сабли я не могу тебе ничего дать, но вот эту мудрость я в тебя вколочу, если понадобится, палками. Глядишь, тогда и жив останешься“.

Жаль, что он не вспомнил о тех словах отца, когда пришёл наниматься в отряд к барону. Но у него выхода тогда не было, поиздержался в дороге и, особенно на подарки своей девчонке. Но кто ж знал, что, барон окажется такой козёл. Что из всего воинского умения и духа у того за плечами лишь отцовское золото и чрезмерно завышенное самомнение. И о всей воинской науке он знает лишь одно, выражающееся в нескольких словах: „Я начальник — ты дурак. Ты начальник — я дурак“. И свято придерживался данного принципа, глядя в рот своим командирам. По отношению, к которым у самого Ртищи давно уже сложилось крайне негативное мнение.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});