Профессия: разведчик. Джордж Блейк, Клаус Фукс, Ким Филби, Хайнц Фельфе - Коллектив авторов

Руководители английской разведки были настолько уверены в виновности своего сотрудника, что доложили об этом премьер-министру, который санкционировал отзыв Джорджа Блейка из Ливана и его арест в Лондоне.

В ТЮРЬМЕ НЕ ПРИНЯТО СПЕШИТЬ

Дежурный лондонской тюрьмы Уормвуд-Скрэбс, пожилой угрюмый человек с бледным лицом, листал пухлую конторскую книгу, не спеша добираясь до конца записей.

Потом, вытащив из только что переданного ему одним из сопровождавших Блейка тюремных охранников конверта несколько бумаг, разложил их на стол и стал писать, тоже медленно, аккуратно выводя каждую букву.

Здесь никто не спешил — ни сотрудники тюрьмы, ни тем более их подопечные. У первых были круглосуточные дежурства, с которых нельзя уйти раньше времени, у вторых — долгие сроки тюремного заключения. Но такого срока, как у Блейка, не было ни у кого. Только убийцам-рецидивистам было суждено находиться в этих стенах до конца жизни. Поэтому проработавший около тридцати лет в тюрьме дежурный впервые столкнулся со столь необычным сроком. В качестве самой ранней даты освобождения заключенного Джорджа Блейка в документе был проставлен 1989 год, в качестве самой поздней, так сказать «от звонка до звонка», — 2003 год.

Прежде чем переписать в свою книгу эти страшные цифры, дежурный внимательно посмотрел на совсем еще молодого человека, который через несколько минут должен стать местным «долгосрочником» и у которого осталась, по всей видимости, только одна перспектива — закончить свою жизнь в этой тюрьме.

Но сам Блейк так не думал. К этому времени он уже, твердо решил, что вырвется отсюда, и был уверен в успехе. Только пока не знал, как он это сделает.

Поначалу его поместили в камеру, где не было ничего, кроме лежавшего на полу резинового матраца. Позднее он узнал, что всех «новичков», приговоренных к пожизненному или длительному сроку, примерно на неделю помещают в такие камеры, находящиеся при тюремной больнице, где наблюдают за их реакцией на приговор.

На следующий день у него побывало множество посетителей: начальник тюрьмы и его заместитель, врач, священник и ряд других лиц, которые не представлялись ему. Все с любопытством рассматривали его, спрашивали о самочувствии. Он им любезно отвечал, что чувствует себя хорошо, не высказывал претензий и пожеланий. Это, как ему показалось, несколько разочаровало всех их.

Посетил Джорджа и поверенный Кокс[11], добродушный, знающий свое дело человек. Он убеждал Блейка подать апелляцию. Джордж согласился это сделать, чтобы не обижать симпатичного ему человека, который так старался облегчить участь «безнадежного узника». Он понимал, что подача апелляции ничего не изменит. Приговор не был результатом настроений судьи и прокурора или их личных антипатий к Блейку. Это — намеренный акт государственной политики, который должен был произвести устрашающее впечатление на других. За последние годы по аналогичному с Блейком обвинению в Англии осуждено несколько лиц. Но все они были приговорены к значительно меньшим срокам, нежели он. Видимо английские власти решили на процессе над Блейком нанести упреждающий удар по тем, кто по какой-либо причине мог вступить в союз с их потенциальными противниками, продемонстрировать, чем это может для них кончиться. Отсюда и столь суровый приговор. Джордж был уверен, что в его случае ни один судья не решился бы вынести приговор, так резко отличающийся от обычной юридической практики Великобритании, не получив соответствующего приказа от правительства.

Забегая вперед, можно сказать, что, как ни парадоксально, такое суровое и необычное наказание, вынесенное Блейку английской Фемидой с подачи властей, сыграло ключевую роль в его дальнейшей судьбе. Именно та безысходность, которую предопределил Джорджу этот приговор, заставила его постоянно искать путь к освобождению. После решения суда многие люди в Англии стали симпатизировать Блейку. Они считали, что власти несправедливо обошлись с ним, сделав ответчиком за свои промахи как во внешней политике, так и в деятельности спецслужб. Это помогло Джорджу найти союзников как в Уормвуд-Скрэбс, так и за ее пределами, без которых он, конечно, не смог бы снова оказаться на свободе.

Через неделю после прибытия в тюрьму Джорджу выдали новую одежду с большими белыми заплатами на куртке и брюках. Принесший ее тюремщик сказал, что отныне по приказу начальника Уормвуд-Скрэбс Блейк находится под «особой охраной». Такой режим устанавливается для заключенных, уже предпринимавших попытку побега или, по данным тюремного начальства, готовившихся к этому. Обычно его устанавливает начальник тюрьмы, он же имеет право, по своему усмотрению, и снять «особую охрану». В случае с Блейком такая мера была явно неоправдана.

Никто не уличал Джорджа в попытке побега или в его подготовке. Видимо, тюремное начальство уже с первых дней стало рассматривать его как потенциального беглеца и предприняло соответствующие упреждающие меры.

Даже в такой большой тюрьме, как Уормвуд-Скрэбс, под «особой охраной» находилось не больше десяти человек. Они выходили из камер только для работы и прогулки, сопровождаемые усиленным конвоем. Каждый день их переводили в новую камеру, чтобы никто не мог знать заранее, где они находятся. В таком положении практически невозможно подпилить оконную решетку или изготовить ключ от двери камеры. Этих заключенных часто обыскивали, а в семь часов вечера у них отбирали одежду, оставляя лишь ночную рубашку. В их камере всю ночь горит свет и охрана часто проверяет, на месте ли они.

Первые полгода своего заключения Джордж провел в корпусе «С», одном из пяти строений тюрьмы, выполненных в псевдоготическом стиле, стоящих параллельно друг другу, но не соединяющихся между собой. В этом корпусе размещались заключенные, находившиеся под «особой охраной».

Среди них уже несколько месяцев находился резидент-нелегал советской разведки, главный обвиняемый на «Портлендском процессе», приговоренный к двадцати пяти годам тюремного заключения. Этот человек так и не признал своей принадлежности к советской разведке, не назвал своего имени, предпочитая остаться канадским бизнесменом Гордоном Лонсдейлом. Только много лет спустя он представится Блейку как полковник Молодый Конон Трофимович.

Лонсдейл содержался под «особой охраной» по указанию английской контрразведки МИ-5. Видимо, там считали, что этот смелый и волевой человек вряд ли станет терпеливо отбывать четверть века в тюрьме.

И вот тут у них произошла накладка. Два советских разведчика, содержавшихся в Уормвуд-Скрэбс под самым пристальным контролем, смогли… встречаться и говорить между собой. Всех, находившихся под «особой охраной» заключенных, выводили на прогулки вместе под усиленным конвоем. Для этого было отведено специальное место на тюремном дворе. В МИ-5 не знали всех деталей «особой охраны», в частности, порядка прогулок. Там было только известно, что совершить побег из-под «особой охраны» невозможно, и контрразведчиков вполне устраивало такое положение своих подопечных. А тюремное начальство не имело инструкций, запрещающих контакты «спецзаключенных» друг с другом.

Лонсдейл, человек среднего роста, крепкого телосложения, с широким приветливым лицом и очень умными карими глазами, подошел к Блейку и представился. Джордж сразу же узнал его по фотографиям, которыми несколько месяцев назад пестрели английские газеты, освещавшие процесс над ним в Портленде. Видимо, Лонсдейлу было тоже что-то известно о Блейке, иначе бы он вряд ли пошел на контакт с ним.

Держался он с удивительной стойкостью и всегда находился в хорошем настроении. Лонсдейл был прекрасным рассказчиком, и в первые недели пребывания в тюрьме общение с ним служило для Джорджа большой моральной поддержкой. Во время ежедневных прогулок в мрачном тюремном дворе они, естественно, обсуждали возможности своего освобождения из тюрьмы. Лонсдейл, по всей видимости, был уверен в том, что его, как советского гражданина, в скором времени обменяют на какого-нибудь захваченного в СССР английского агента. Так оно действительно и произошло, правда, только в 1964 году[12].

Когда он сказал Джорджу, что его переводят куда-то из Уормвуд-Скрэбс, тот загрустил. Правда, с другой стороны, была надежда, что такой перевод связан с предстоящим освобождением Лонсдейла, и это радовало Джорджа. Но все равно ему было тяжело расставаться со столь мужественным и стойким человеком, вселившим в него столько надежды и оптимизма.

Блейк понимал, что ему нельзя надеяться на участь Лонсдейла. Он был английским подданным, бывшим государственным служащим, и власти не согласятся отпустить его. Советские друзья бессильны помочь ему. Остается одно — надеяться на собственные силы.