Нити - Андрей Молчанов

— Нет, это — основа, — сказал Муса. — Но если речь идет о сотрудничестве…

— О нем, родимом, о нем…

— Ну… Готов выполнить любое ваше задание.

— То есть, войти в состав агентуры.

— А почему бы и нет? Не мне вам объяснять, на чем держится оперативная работа. А я к ней способен. И, кстати, только у нас, в России, секретный сотрудник считается чем-то вроде порочной гниды. А в Штатах, слышал, это лицо, к которому проявлено особое доверие государства. И практически каждый обыватель так считает.

— Позицию понял, возвращаемся к истории с Советником…

— Я этой историей не управляю, — процедил Муса. — Что могу, то и делаю.

— Значит, настаиваешь на том, что брат жив и не смог встретиться с нами в силу объективных причин?

— Именно.

Пакуро и Гуменюк обменялись задумчивыми взорами.

— Понимаешь, Муса, что сегодня это обстоятельство будет самым определенным образом выяснено? — сказал Пакуро. — У тебя куча родственников в Чечне, а у нас, не скрою, не меньшая куча уважаемых тобой секретных сотрудников, живущих бок о бок с ними… Дальше продолжать?

— У моего брата — нелады с законом, — сказал Муса. — И его гибель — это легенда. Вы будете проверять легенду? В Чечне? Что же… попробуйте. — Взглянул на часы. — У меня, извините, деловое свидание. Должен идти. Если, конечно, не возражаете…

— На свободу с чистой совестью? — иронично прищурился Пакуро.

— Естественно…

— Ну, если человек выходит из этого кабинета самостоятельно, значит, совесть у него, по идее, действительно должна быть чиста, — резюмировал Борис. — Я провожу, Александр Викторович…

Оставшись в одиночестве, Пакуро дернул щекой в усмешливом и усталом негодовании.

Вот, проходимец… И ведь, что печально, не первый, и не последний… Тоже — своеобразные плоды демократии. Хотя такие издержки все равно куда более приемлемы, нежели незабвенные прошлые…

И всплыл перед глазами майора документик военного СМЕРШ, с которым ему по долгу службы как-то довелось ознакомиться:

Разсмотрев личность добровольного инфарматора, и с твердой убежденностью увериные в его правакаторских замыслах, пастановили: разстрелять!

Сержант госбезопасности С. Еремейко

Разсмотрели — разстреляли. Это лучше?

Припомнилась и крайность иного рода: лет десять назад, когда Пакуро еще работал в МУРе, в отдел пришло агентурное сообщение о готовящемся ограблении церкви — один из жуликов решил украсть ценную икону. День и час ограбления, а также личность мерзавца, загодя были установлены.

О готовящемся преступлении волей-неволей пришлось поставить в известность батюшку.

Выслушав сыщиков, священник сказал:

— А не лучше ли, сыночки, чем ловушки налаживать, поговорить с ним, да убедить раба Божьего, корыстью ослепленного, искушения избежать? А уж коли ему самому так эта икона нужна… Тогда — что ж? Пусть берет. Вдруг, он молится на нее станет, и вдруг, через святой лик Господь его вразумит? Нет, не надо в Божьем храме засад, не надо… Остерегите его…

Или так — лучше?

Вернулся Борис.

— Слушай, вот ты — человек верующий, — обратился к нему Пакуро. — Как думаешь, этот наш провокатор способен свою страсть ко всякого рода подлянкам отринуть? Или ему без щекотки нервов и комбинаций — никак?..

— Ну, это ему — равно, как в монастырь… — неопределенно ответил Боря.

— У мусульман монастырей нет. Почему, кстати?

— И у евреев нет, — сказал Борис. — Почему? Да потому, что, согласно обеим религиям, отречься от радостей жизни, значит, отречься от даров Всевышнего. Религии же эти, как мне один компетентный богослов объяснял, развивались из Ветхого завета, где сказано: плодитесь и размножайтесь. А в монастырях для такой директивы обстановка не способствует…

В полночь, едва Пакуро успел задремать, раздался надсадный гудок домофона. Чертыхаясь, он вылез из-под одеяла, подошел к укрепленному в коридоре переговорному устройству.

— Кто?!

— Александр Викторович? — донесся вежливый бесцветный голос. — Мы из ФСБ. Необходимо с вами поговорить.

Пакуро ошалело посмотрел на настенные часы.

— Прямо сейчас?

— Да, прямо сейчас.

— И вы думаете, я так к вам и побегу, захлебываясь от восторга? В чем дело?

— Одевайтесь, выходите, мы вам все объясним.

— Вот что, умники, — отозвался майор раздраженно. — По служебным делам я беседую в своем служебном кабинете. Завтра после развода — жду.

— Но…

— Все, конец связи!

Набрав номер мобильного телефона Бориса, Пакуро сообщил ему о странном визите якобы контрразведчиков, наказав:

— С утра езжай ко мне, ключ от подъезда у тебя есть, проверишь лестничную площадку и местность около дома, потом, если не произойдут приключения, вместе катим на работу…

— Понял.

Ни в подъезде, ни возле дома подозрительных личностей не обнаружилось, и, усевшись в “Ауди” Бориса, офицеры благополучно добрались до штаб-квартиры РУБОП.

Шагая после развода к кабинету, Пакуро узрел двух озабоченных молодых людей в плохо пошитых костюмах, топчущихся у запертой двери.

— Ко мне? — спросил сухо, уже подозревая в этих безликих типажах своих вчерашних ночных визитеров.

— К вам, к вам…

— Это вы вчера?..

— Мы, мы…

— А в чем дело? И почему надо было ночью…

— Очень срочное дело, Александр Викторович! — неприязненно и развязно отозвался один из представителей нынешнего ЧК, предъявляя удостоверение.

— Ну, заходите… — Пакуро растворил дверь.

— У нас поговорим, — буркнул второй чекист, не обнаруживая ни малейшего желания ступить за порог.

— У вас, так у вас, — Пакуро вновь запер дверь.

Черная “Волга” остановилась в переулке у приземистого здания следственного управления ФСБ.

В сопровождении своих немногословных конвоиров майор поднялся по лестнице на второй этаж, вошел в кабинет, где за широким письменным столом сидел желчный человек в черном костюме, неприветливо буркнувший, указав на стул:

— Устраивайтесь…

Безликие опера, вежливо человеку кивнув, вышли из кабинета.

Устраиваясь на продавленном сиденье казенного стула, майор покосился в сторону голубеющего экрана компьютера, установленного на углу стола, узрев на нем свои установочные данные и — заготовленный список вопросов…

Отчетливо различить удалось лишь фразу: “Первый секретарь посольства…”

— Иннокентий Иванович, — представился человек за столом, привычно не протягивая руки.

— Ну, мое имя вам известно, — сказал Пакуро равнодушно.

— Положено представиться, вы же в курсе…

Пакуро представился.

Дальнейший разговор отличался какой-то дичайшей несообразностью. Майору инкриминировалась тайная встреча с первым секретарем посольства Саудовской Аравии, получение от него гонорара в размере восемнадцати тысяч долларов за организацию недавнего взрыва синагоги, а также оплаченная пятью тысячами долларов ликвидация одного из воров в законе, организовавшего данный подрыв.

— Да что за чушь! — потрясал руками Пакуро. — Бред параноика!

— Я вас попрошу…

— Я вас тоже попрошу, — настойчиво произнес майор. — Свяжитесь с вашим антитеррористическим департаментом. Пусть сюда придет… — Назвал фамилию генерала, неоднократно общавшегося с ним по связанным с РУБОП вопросам. — И вместе поговорим.

Явившийся в кабинет генерал заставил следователя авторитетом своей персоны несколько изменить колючую манеру общения с подозреваемым в теракте офицером МВД.

— Информация поступила от представителя МОССАД, из израильского посольства, — объяснил следователь ответственному лицу. — Детали совпадают. Имя первого секретаря посольства Саудовской Аравии, затем… э-э…

— А от кого поступили сведения в МОССАД? — перебил генерал.

— Неустановленное лицо.

— Кем неустановленное?

— Естественно — нами. МОССАД же нам не выдаст источник… Но вот конкретика…

И тут в голове Пакуро полыхнуло: конкретика! Знакомый термин! Неужели — месть раздосадованного своим позорным разоблачением Мусы? Хотя — даже не месть… Вдруг, побоялся, что его разоблачат окончательно относительно вранья о брате, и не только разоблачат, но примут какие-либо неформальные меры? Вот и нанесен упреждающий удар — мол, в суматохе после такого доноса майору Пакуро определенно будет не до него…

— Кажется, я знаю, с какой помойки ветер дует, — сказал Пакуро. И — изложил свою версию.

Генерал поднялся со стула. Махнул рукой. Обратившись к следователю, произнес:

— Кончай эту волынку… Еще не хватало под дудку всякого сброда плясать. Все, я пошел.

— Ну, — оставшись наедине со следователем, произнес Пакуро. — И неужели вы думаете, что я — офицер РУБОП за какие-то восемнадцать тысяч долларов пойду взрывать храм Божий? И… Сколько я там за убийство вора в законе заплатил? Всего пять тысяч? Не кажется ли вам, что сумма явно занижена?