Красный корсар - Джеймс Купер

– Это зависит от обстоятельств. Я имел разные имена в разных обстоятельствах. Но если вы будете называть меня Уайлдер, я обязательно отвечу.

– Уайлдер! Вот имя, которое, я надеюсь, не отражает вашего характера[7]. Дети моря ничуть не дики, разве что неуравновешенны. И я думаю, сколько красавиц вздыхает в то время, как вы бороздите волны океана!

– Мало таких людей, которые вздыхали бы обо мне, – задумчиво ответил Уайлдер, слегка раздражаясь от этого почти допроса. – Будем продолжать, если вам угодно, осмотр башни. Для чего она, по-вашему, служила прежде?

– Посмотрим, для чего она служит теперь, и мы легко выясним, для чего она служила некогда. В эту минуту она содержит в себе двух человек с легким сердцем, довольно легкой головой, которые не обременены избытком рассудительности. А когда-то в ней хранилось зерно и, не сомневаюсь, также маленькие четвероногие, с лапками легкими, как наши головы и сердца. Проще, это была мельница.

– Некоторые думают, что крепость.

– Гм! Местоположение могло бы это позволить, – согласился иностранец, бросая вокруг себя быстрый и проницательный взгляд. – Но все-таки это была мельница, каково бы ни было желание дать ей более благородное предназначение. Расположение на ветру, конструкция на столбах, затрудняющих доступ грызунам, – все доказывает это. «Тик-так, тик-так», – звучало здесь в прошлом, верьте моему слову. Тсс! Можно сказать, этот шум еще продолжается.

Осторожно приблизившись к одному из маленьких отверстий, некогда служивших окнами башни, он тихо просунул в него голову, но спустя несколько секунд отшатнулся, сделав Уайлдеру знак сохранять молчание. Последний повиновался и скоро узнал причину этой предосторожности.

Невдалеке послышался нежный голос женщины; звуки все приближались и приближались к самому подножию башни. Уайлдер и юрист выбрали себе каждый удобные места, и все время, пока разговаривавшие оставались близ развалин, они, не двигаясь, оставаясь невидимыми, рассматривали пришедших. И мы должны сознаться, к стыду двух особ, столь важных в нашей истории, что они слушали не только внимательно, но и с удовольствием.

Глава IV

Они меня совсем с ума сведут.

Шекспир. Гамлет

Внизу находилось четверо, и это были женщины. Одна – дама на склоне лет; другая – несколько старше среднего возраста; третья – в том возрасте, который дает право выезжать в свет – в том смысле, как это понимается в обществе; четвертая – негритянка, лет двадцати пяти. В эту эпоху и в этой стране она не могла быть никем иным, как скромной служанкой, хотя, быть может, достаточно приближенной к господам.

– А теперь, мое дитя, после того как я дала тебе все советы, каких требовали обстоятельства и твое прекрасное сердце, – говорила более пожилая дама (это были первые слова, которые ясно донеслись до ушей слушателей), – я заменю эту досадную тему на более приятную. Ты передашь своему отцу, что я испытываю к нему дружеские чувства, и напомнишь ему, что он обещал прислать тебя сюда еще раз, прежде чем мы расстанемся навсегда.

Эти слова, произнесенные ласковым тоном, были обращены к младшей из женщин, которая, по-видимому, слушала их с нежностью. Когда они смолкли, девушка подняла глаза с блестевшими в них слезами, которые она, очевидно, хотела скрыть, и ответила голосом, прозвучавшим в ушах молодых слушателей как пение сирены, – до такой степени был он нежен и мелодичен.

– Бесполезно, дорогая тетя, напоминать мне об обещании, которое мне так дорого; если мой отец не возвратится сюда вместе со мной весной, то не из-за недостаточности просьб с моей стороны.

– Наша добрая Уиллис поможет нам, – ответила тетка, улыбаясь и глядя на третью женщину одновременно и ласково, и уважительно, согласно тогдашней великосветской традиции, как обычно смотрели при обращении высшие на низших. – Она заработала своей верностью и услугами право на некоторое влияние на генерала Грейсона.

– Она имеет все права, какие могут дать сердце и любовь! – воскликнула племянница с душевным порывом, доказывавшим ее желание смягчить своей нежностью холодную вежливость тетки. – Ей мой отец ни в чем не откажет.

– И ты уверена, что миссис Уиллис будет действовать в наших интересах? – спросила тетка, ни на минуту не сбиваясь со своего тона, который ей внушало ее понятие о приличии. – С таким могущественным союзником мы будем непобедимы.

– Я прежде всего убеждена в том, что климат этого острова полезен моей воспитаннице. И помимо всего иного, из-за одного этого я сделаю все зависящее от меня.

Миссис Уиллис проговорила это с достоинством и, пожалуй, с некоторой сдержанностью, принятой в разговоре между богатой и знатной теткой и наемной, зависимой воспитанницей наследницы ее брата. Тем не менее манеры ее были исполнены грации, и голос ее, как и голос воспитанницы, был нежен и женствен.

– Тогда мы можем считать победу одержанной, как говаривал мой муж, контр-адмирал. Адмирал де Лэси, моя милая миссис Уиллис, принял в добрый час правило, которым руководствовался всю жизнь и которое в большой степени содействовало его блестящей репутации среди моряков: чтобы преуспеть, надо только сильно желать и твердо верить. Эта благородная и сильная мысль не замедлила привести к замечательным результатам, о которых нет надобности напоминать, потому что мы все хорошо знаем их.

Миссис Уиллис склонила голову, чтобы засвидетельствовать справедливость этого замечания и славу покойного адмирала, но не сочла нужным отвечать. Переменив тему разговора, она повернулась к своей юной воспитаннице и сказала ей тоном, в котором не было и тени скованности:

– Гертруда, мой дорогой друг, ты с удовольствием вернешься на этот прелестный остров, к этому морскому ветерку.

– И особенно к моей тете! – воскликнула Гертруда. – Я хотела бы убедить отца продать свои поместья в Каролине и навсегда переселиться на север!

– Собственнику не так легко переменить место, как тебе кажется, дитя мое, – ответила миссис де Лэси. – Как бы ни было сильно мое желание, чтобы этот план осуществился, я никогда не буду уговаривать брата это сделать. Если бы и изменить что-то в жизни, то надо бы возвратиться на старую родину. Прошло уже более столетия, миссис Уиллис, как Грейсоны поселились в колонии из-за недовольства английским правительством. Мой прадед, сэр Эверард, поссорился со своим вторым сыном, и эта ссора заставила моего деда поселиться в Каролине. Но так как все это давно успокоилось, я часто думаю, что я и мой брат могли бы вернуться в дом наших предков. Это в значительной степени зависит от того, как мы переместим наше главное сокровище по эту сторону Атлантического океана.