Петролеум фэнтези - Александр Лисов

Я не знал, что мне принесёт начавшийся день, но ровно к открытию я был в музее. Директриса мне сказала, чтобы я побыстрее собрал экспонаты и ехал вместе с ними в НГДУ «Лениногорскнефть». С её слов, меня уже там ждут. Выбора у меня не было, и я поехал.

Совещание состоялось в кабинете заместителя генерального директора по общим вопросам, в ведении которого находился музей. Он был даже моложе меня, и мне трудно было определить степень его компетентности в исторических познаниях. Да и должность у него была такая, по общим вопросам, и ничего мне не говорила. Зачастую это так и бывает – кот в мешке. В кабинете присутствовало ещё двое незнакомых мне специалистов. Меня попросили разложить фотопортреты на большом столе, который стоял по середине кабинета. Все трое, делая вид, что они внимательно рассматривают мои фотографии, стали между собой перебрасываться впечатлениями от увиденного. Придраться было не к чему, композиция была очень выдержанной без всяких излишеств. И я решил для себя, что постараюсь молчать или же как можно меньше с ними говорить. Я понимал, что у них решение уже принято, иначе бы меня сюда не пригласили. Но кто дал, как говорят нефтяники, добро, я так и не узнал, и мне это было по большому счёту безразлично. Я же не пришёл к ним, чтобы попросить копейку на жизнь, и даже не упрашивал их ни о чём, я оказался там исключительно только ради восстановления справедливости, реабилитации тех, кто открывал те нефтяные месторождения, из которых они сегодня добывают нефть.

Решение состоялось, и мне было предложено разместить фотопортреты под руководством их штатного дизайнера. Мне хотелось побыстрее от них уйти, так как всей душой я уже был там, в музее, и мне не терпелось как можно быстрее выполнить свою миссию. Я почти мгновенно с ними распрощался и уже не кипятился и не держал ни на кого обиду. Все мы люди со своими прихотями и амбициями, и жизнь научила меня многие второстепенные неприятности как можно быстрее забывать.

В итоге всё закончилось тем, что дизайнер действительно появился в музее, но помощь его нам даже не понадобилась, мы, я и мой молодой племянник Богдан, выполнили всю работу самостоятельно. Даже директриса с экскурсоводом нам не мешали советами и, более того, стали настолько любезными со мной, что засыпали меня своими профессиональными вопросами. Только тогда я, наконец, понял, что лёд тронулся, и можно было расслабиться.

Но передо мной стояла ещё одна невыполненная задача. Я чуть было не забыл в этой организационной суматохе пригласить в музей на открытие экспозиции сослуживцев отца, и хотя я знал, что в городе остались только вдовы и дети, те, кто мне помогал вести розыск фотографий, я решил их всех обзвонить. Встречу я назначал на следующий день, но из тех, до кого я дозвонился, никто мне твёрдо не пообещал, что придут из-за состояния здоровья, но, возможно, разыщут кого-нибудь из тех ветеранов, кто ныне по-прежнему живёт в городе. Я ждал этой встречи и надеялся, что кто-нибудь обязательно будет, с трудом, но придут, ведь я старался прежде всего для них.

Неожиданная встреча

В обозначенный для встречи час я вновь был в музее. Ещё раз обойдя весь зал, посвящённый бурению скважин и убедившись, что моя экспозиция на месте, я сделал на память для себя несколько фотоснимков и стал дожидаться возможной встречи. Но время шло, и так никто и не пришёл. Я уже было собрался уходить и подошёл, чтобы поблагодарить моих новых друзей – музейных работников, а в моей душе они уже стали таковыми, как неожиданно для меня женщина экскурсовод шёпотом, чтобы не привлекать внимание директрисы, сообщила мне, что на выходе из музея меня дожидается какой-то пожилой человек, и что он отказался заходить в музей и попросил через них сообщить мне, что я ему очень нужен.

Всё это выглядело как-то странно. Я вышел и увидел уже глубокого старика, сидящего на скамеечке у входа.

– Вы Александр? – спросил он, увидев меня, очень взволнованным голосом.

Я увидел, что он говорит с большим трудом. Я его не знал, да и, возможно, время настолько его изменило, что его было очень трудно узнать. Он представился, назвав свою фамилию, и сказал, что он работал буровым мастером вместе с моим отцом.

Буквально только произнеся свою фамилию, а этого для меня было уже достаточным, этот человек вызвал во мне чувство неприязни. Зачем он пришёл и что ему надо? У меня в памяти мгновенно всплыл эпизод, из-за которого я часто переживал. Это случилось на следующий день после похорон отца. Мы с мамой поехали на кладбище навестить свежую могилу отца и среди моря венков неожиданно для себя увидели воткнутым в ограду пень. Мама, даже не задумываясь, мгновенно назвала фамилию того человека, кто бы мог эту гадость сотворить. И я эту фамилию запомнил на всю жизнь. Безусловно, это мог сделать только недруг, затаивший злобу и очень мстительный. В последующем мама мне рассказала о том, что отец выгнал его в своё время из коллектива из-за производственных приписок и постоянного пьянства. И вот спустя такое количество лет этот человек стоит передо мной и хочет о чём-то со мной поговорить.

– Что вам от меня надо? Я о вас всё знаю, и мне не о чем с вами говорить, – бросил я ему в лицо.

– Послушайте, Александр, мне нужное многое вам рассказать, я крайне виноват перед вашей семьёй и перед твоим отцом особенно. Все эти годы меня мучает совесть, мне осталось недолго, и я должен перед вами покаяться и в вашем лице попросить прощения. Я остался один, у меня больше нет никого, и то, что я вам расскажу, вы должны знать обязательно.

– Скажите, это вы тогда были на кладбище? Ведь моя мама тогда не ошиблась, она точно узнала ваш подлый почерк.

– Да, это был я и ещё раз вам говорю, что я во многом виноват, и не только в этом. Если вы наберётесь терпения, то я вам обо всём расскажу. Дайте мне возможность спокойно умереть, я прошу вас, выслушайте меня и не переспрашивайте. Мне и так очень тяжело говорить.

Старик мне предложил присесть на ту же лавочку у входа в музей, но я отказался, мне его общество было крайне неприятно, да ещё о каких гадостях он, возможно, наговорит. Он сел, а я продолжал стоять перед ним.

– Александр, я должен вам раскрыть одну тайну, о которой не знает уже никто, кроме меня. Кто хотя бы мало-мальски догадывался, уже ушли на вечный покой, свидетелей больше нет, да и записей нигде не сохранилось, я всё досконально проверил. Я всю свою жизнь прожил в страхе, что меня вот-вот арестуют за то, что я сделал. Я не знал, кому об этом рассказать, но вот вчера мне позвонили и рассказали, что вы в городе и что-то делаете в музее. И вот наконец-то я решился, я понял, что другого более удобного случая не будет.

Этот человек стал меня настораживать, я пока не понимал, в какую сторону он клонит. Этот возможный арест, которого он всю жизнь ожидал, что всё это значит? Просто какая-то тайна, покрытая мраком. И при чём тут мой отец? Я не перебивал его, чтобы не сбить с мысли. Он всё это говорил с таким напряжением, и я видел, что ему очень необходимо выговориться. Он на какое-то время замолчал, собирался с мыслями, видимо, он подходил к главному.

– Мы с твоим отцом пришли работать в нашу контору разведочного бурения практически одновременно, твой отец работал директором, а я буровым мастером. Я неплохо бурил, моя бригада была в конторе одной из лучших, помесили мы с ним вместе грязи достаточно. Одновременно оба получили правительственные награды, но неожиданно в конторе появился один новый человек, который пытался твоего отца подсидеть, как говорят, сковырнуть и занять его место. Именно он начал перетягивать на свою сторону, в его поддержку, часть коллектива. Но ты должен знать, что никто на это не поддался, а я вот оказался слабым человеком, и пошёл у него на поводу. Твой отец его сразу раскусил, он был вынужден перейти на другую работу, а я в итоге остался в одиночестве, с волчьим билетом. Я стал изгоем, весь коллектив отвернулся от меня. Твой отец на никакие примирения со мной не шёл, вот во мне и заиграла обида. Он меня не уволил, но постоянно стал отправлять мою бригаду на самые дальние точки бурения. Мы в то время выдвинулись далеко на юг от Ромашкино.

Старик опять замолчал, а мне становилось всё более интересным, к чему он клонит. Я уже начинал предвидеть что-то крайне неожиданное для меня. Отец многими вещами с семьёй не делился, но я хорошо помнил, что в конце пятидесятых годов в городе было несколько громких арестов среди руководителей нефтяных предприятий и даже одно время мама очень сильно тревожилась за отца. Может быть, о том времени что-то сейчас всплывёт. Я сохранял молчание, а мой собеседник продолжил:

– Так вот, мы начали разбуривать совершенно новый, ранее не изученный участок, это на самой границе Татарии. Насколько я знаю, там никаких разведочных работ ранее не производилось, и мы ничем из предварительной информации не располагали. У нас в руках была только топографическая карта, и мы бурили вслепую. Нужно было проложить новый геологический профиль, и наши скважины считались просто поисковыми. Никто не рассчитывал там обнаружить нефть. Всего было запланировано пробурить в этом месте девять скважин со сплошным отбором керна по всему разрезу до конкретных глубин. Наша работа должна была заканчиваться вскрытием тех же девонских отложений, что и в Ромашкино. На всю работу нам было отведено три года, по три скважины в год. Расположение скважин было намечено строго по прямолинейному профилю. Почему только девять скважин, да мы просто утыкались последней в границу соседней области. А тогда было строгое административное распределение по регионам работ, и мы не имели права переходить границу, как будто мы жили в другом государстве, а не в единой стране. Я точно знаю, я этим досконально занимался, и тогда, и в последующие годы, что в зоне примыкания, с той стороны, никто и никогда не бурил. В том месте почти нет населённых пунктов, а тем более дорог, там и сейчас ничего не изменилось. Я там был лет десять назад, видимо, действительно преступника всегда тянет на место преступления.