Странный дом - Николай Иванович Леонов

остановил собеседника Гуров. – Ты опиши место, где эта встреча произошла. Что за место? Много вокруг было людей или мало?

– Ну, вы сами знаете: в Москве не так много мест, где можно припарковаться, – стал объяснять Ганиев. – Особенно в центре. Тут вообще все такие места наперечет, их наизусть знать надо. Некоторые из них я действительно наперечет знаю, часто ими пользуюсь…

– То есть ты ставишь машину на одни и те же места?

– Ну да. Так вот, на этот раз я поставил машину метрах в пятидесяти от кафе. В этом месте с одной стороны детская площадка, а с другой – трансформаторная будка. А тут вроде ничья территория. Запретного знака нет, и там некоторые люди машины ставят. Ну, вот, и я свою «ласточку» тоже поставил.

– На детской площадке кто-то был в это время? Взрослые, дети?

– На площадке? – водитель задумался, вспоминая. – Ну… детей там точно не было. Да, ни одного ребенка. Но кто-то был. Женщина какая-то и мужчина. Но я их не разглядел, ничего о них сказать не могу.

– А тебе не показалось странным, что взрослые находились на детской площадке без детей?

– Да, сейчас, когда я вспоминаю этот момент, понимаю, что они без детей выглядели странно. Но тогда я как-то об этом не задумался. Просто зафиксировал, что на площадке есть два человека. И возле кафе какие-то люди были. Стояли, курили. Ну, как обычно бывает возле кафе. Поели люди, вышли на воздух, стоят, отдыхают. Так что люди возле кафе вообще не привлекли моего внимания.

– А поблизости?

– Поблизости вроде никого не было. Я даже не понял, откуда этот парень взялся. Когда я заруливал к остановке, я его не видел.

– Ладно, понял. Давай, расскажи теперь о вашем общении с этим парнем.

– Ну, значит, я ему говорю: «Если что хочешь сказать, иди сюда. А то неудобно так разговаривать, через машину». Он начал что-то бубнить насчет того, что у него есть ко мне деловое предложение, очень выгодное. Я ему опять говорю: «Подходи ближе. Если хочешь поговорить о делах, подходи». Он вроде начал что-то отвечать, и тут вдруг я услышал у себя за спиной какой-то звук. Начал оборачиваться, и в этот момент внезапно у меня в голове словно бомба взорвалась – боль адская, вспышка, и все погасло. Сколько после удара по голове прошло времени, не знаю. Но когда я снова пришел в себя, то лежал уже в каком-то месте, в темноте, связанный, совсем беспомощный. Ни рукой не мог пошевелить, ни ногой. Я чувствовал, что я, стыдно сказать, обмочился, но поделать с этим ничего не мог. Я осмотрелся и понял, что нахожусь в своей собственной машине, лежу на заднем сиденье. И сколько так лежал, я не знаю. А кончилось тем, что загорелся свет, появились ваши люди, и они меня освободили. Вот такое у меня было общение с этим самым парнем.

– Да, общение не слишком радостное, – сказал Гуров. – А скажи, Мурат, пока ты в то утро ездил, развозил продукты, ты не заметил, чтобы за твоей машиной кто-то следил?

– Я уже думал об этом, товарищ полковник, – ответил водитель. – Вспоминал все, что в то утро произошло. Нет, не помню я слежки. Если кто за мной и следил, то он делал это очень умело, очень скрытно.

– А в предыдущие дни за тобой не следили?

– Нет, кажется, не следили…

– А не происходило в эти предыдущие дни что-нибудь особенное? Может, звонили с незнакомых номеров? Или к тебе подходили незнакомые люди?

– Люди не подходили. А звонки каждый день раздаются, я уже к ним привык. Ну, это известное явление – телефонные мошенники…

– А эти два человека на детской площадке – как они выглядели?

– И об этом я тоже думал. Но не запомнил я их, что тут поделаешь! Тогда не обратил на них внимания, а теперь уже поздно…

– И все же давай попробуем что-нибудь вспомнить. Ты сказал, что на детской площадке находились мужчина и женщина. Это уже много. Теперь давай попробуем вспомнить их возраст. Они были молодые или старые? Сколько им было приблизительно лет: двадцать? Сорок? Или шестьдесят?

На этот раз водитель ответил не сразу. Он призадумался, потом сказал:

– То, что не шестьдесят, это точно. Но и не совсем молодые, не подростки. Скорее им было лет по тридцать-сорок.

– Ну, вот, а говорил, что ничего не помнит, – похвалил Гуров водителя. – А на самом деле помнит многое. Теперь скажи: от того момента, когда тебя ударили по голове, и до момента, когда ты очнулся в своей машине, ты совсем ничего не помнишь? Ведь тебя в это время должны были куда-то отвезти, ты должен был находиться в другом месте. Потому что грабители воспользовались твоей машиной.

Мурат задумался. Несколько минут он что-то напряженно вспоминал, потом сказал:

– А ведь вы правду говорите. Теперь, когда вы это сказали, я вспомнил: что-то происходило. Вроде меня куда-то волокли… И, кажется, я лежал на чем-то железном… А потом уже очнулся в своей машине.

Гуров с удовлетворенным видом кивнул и сказал:

– Что ж, Мурат, у меня к тебе больше вопросов нет. Можешь возвращаться домой. Сам доберешься или тебе помощь нужна?

– Спасибо, я уже пришел в себя, – сказал водитель, поднимаясь. – Так что я сам до дома доберусь.

Когда за водителем закрылась дверь, Гуров повернулся к майору Дрыгину.

– Ну вот, майор, можно констатировать, что первый этап нашего расследования завершен, – сказал он. – Общая картина ограбления нам теперь ясна. Мы знаем, когда было совершено ограбление, кем и как. Осталось уточнить только некоторые детали преступления.

Майор во все глаза смотрел на сыщика.

– Вы, наверное, шутите, Лев Иванович, – сказал он. – Откуда вы взяли, что мы знаем, как произошло ограбление? Мне кажется, мы находимся примерно на том же месте, что и сегодня утром. Единственное, что нам достоверно известно, – это время преступления. Оно было совершено вчера между пятью и шестью часами вечера. Но это мы и вчера знали. Сегодня мы выяснили одно: преступники воспользовались для вывоза добычи машиной водителя Ганиева. Но кем совершено это преступление, как преступники узнали код доступа в хранилище – этого мы по-прежнему не знаем.

– Неправильно ты смотришь на это дело, майор, – усмехнулся Гуров. – Не видишь важных деталей. Почему я сказал, что нам в целом известен состав банды? Потому что я внимательно слушал рассказ водителя. Из этого рассказа следует, что в банде четыре человека. Трое из них – довольно молодые люди, по тридцать – тридцать пять лет. Таков возраст