Аун Сан - Игорь Можейко

С ростом известности Аун Сана прибавлялось у него и друзей и врагов. Но врагов он не боялся. Даже говорили как-то Ко Мья Сейну: «Если хочешь всем угодить, а это невозможно, то в результате кончишь тем, что не угодишь никому. Если перед тобой стоит проблема, сначала убедись, что тебе известны все факты, а потом решай окончательно так, как ты считаешь нужным. Самос важное — выразить желания большинства, действовать в интересах большинства. Этим ты пойдешь против интересов меньшинства, меньшинство встанет против тебя, но уж такова человеческая натура, что если ты честен и последователен в своих действиях, то в глубине души они же будут тебя уважать».

И как только выдавалась свободная минута, он продолжал учиться. Как-то один из друзей даже застал его говорящим по-английски перед зеркалом. А ведь это было уже в те дни, когда репутация Аун Сана как оратора была достаточно высока. Его приглашали выступать и на всех студенческих собраниях и на митингах такинов.

Такины чувствовали себя в университете как дома. В случае опасности всегда можно было укрыться в общежитии у кого-нибудь из членов университетского совета. Здесь же проходили некоторые совещания.

В среде самих такинов не было в то время согласия. Решался вопрос — как, какими методами бороться за независимость. Левое крыло такинов во главе с Кодо Хмайном стояло за решительные действия, за борьбу не только парламентскую, но, если понадобится, и вооруженную. Правые такины тянули партию к чисто легальной деятельности, к соглашению с англичанами.

Однажды руководители студентов получили записку от Кодо Хмайна с просьбой прийти к нему.

Одноэтажный небогатый дом писателя в тихом переулке был всегда открыт для любого, кому нужны были совет, помощь. Аун Сан уже бывал там, и не раз. Чаще всего, чтобы взять у Кодо Хмайна какую-нибудь книгу, отсутствовавшую в университетской библиотеке, или послушать новую поэму писателя.

Кодо Хмайн ждал гостей. Он встретил их у входа. Разувшись, студенты прошли в комнату, уставленную шкафами с книгами. Уселись в кружок на циновке.

Хозяин подвинул на середину плошку с орешками и коробку шерутов.

— Вы знаете, почему я вас пригласил?

— Догадываемся, — ответил за всех Аун Сан.

— Да, раскол в партии неизбежен. Партия так быстро росла, что к ней, как бывает в таких случаях, примазалось много случайных людей. Тех, кто хочет сделать карьеру в политике, не считаясь со средствами. Теперь их лицо определилось. Ну, а кроме них, есть просто люди осторожные, которые боятся, что англичане их арестуют, уволят с работы, лишат спокойной жизни. Они не поняли с самого начала, что членство в нашей партии предполагает такую потерю. Когда все эти люди уйдут от нас, партия только окрепнет. Но одним из условий этому — приход в нее новых сил. Молодых людей. Самоотверженных, любящих свободу и родину больше всего на свете. Пришло время вам, студенческим лидерам, принять решение. Вы нужны партии, вы нужны Бирме.

— Мы, конечно, согласны, — сказал кто-то из гостей. — Но как в университете?

— В университете останутся наши ребята. Те, с кем работали вместе, — ответил Аун Сан. — Дело не в этом. Жалко бросать учебу.

— Я никого не хочу принуждать, — сказал писатель. — Мы можем надеяться на вас только тогда, когда будем уверены, что ваше решение было полностью искренним и окончательным. Боюсь, что обратного пути не будет.

Все было понятно. Через несколько дней Аун Сан и еще двое из членов совета покинули университет. Аспирантура осталась незаконченной.

Так в октябре 1938 года Ко Аун Сан стал Такин Аун Саном.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ТАКИН АУН САН

1

Аун Сан стал такином в «год революции», в год, наполненный событиями, волнениями, стачками, демонстрациями, расстрелами и яростной политической борьбой.

Приход студенческих лидеров в «Добама» влил новые силы в партию, и получилось так, что с первых же дней студенты заняли там руководящие посты. Аун Сана избрали генеральным секретарем.

Теперь он живет в штабе партии, одевается только в домотканые лоунджи, не выпускает изо рта шерута — бирманской сигары.

Аун Сану в новой его должности предстояло много работы по организации партии, превращению ее из разрозненной федерации, без строгих правил членства, без дисциплины в боевой кулак. Предстояло очистить партию от сомнительных попутчиков, организовать боевые дружины «Добама».

Аун Сан уже не тот провинциальный юноша, что робко шел по аллеям университета с мешком за плечами. Ему двадцать три года, но из них четыре почти полностью отданы политической борьбе. И по части организаторского опыта он может дать несколько очков вперед старшим политикам из «Добама» — ведь могучий Всебирманский союз студентов, решениям которого подчиняется молодежь в любом уголке Бирмы, в большой степени его детище.

Аун Сан любил повторять в те дни: «Настоящая политика не грязная игра». Он хотел добиться того, чтобы грязь, которой замазали себя бирманские политики из Законодательного совета, не приставала к такинам. И признанием честности Аун Сана могут служить слова одного из первых профсоюзников Енанджауна, сказанные после того, как он встретился с Такин Аун Саном во время забастовки нефтяников в 1938 году.

«Я годами искал настоящего лидера — освободителя, но напрасно. И теперь, когда я почти потерял надежду, внезапно встретился с ним. Этот человек, этот лидер — не кто иной, как всем нам известный Такин Аун Сан».

Что бы ни говорили об Аун Сане враги его и друзья, которые в словоохотливости своей иногда становились хуже врагов, никто никогда не смог поставить под сомнение исключительную честность и искренность Аун Сана. Эта черта его, проявившаяся с детства, не изменявшая во время всей его короткой жизни, привлекала к нему друзей, смущала и пугала врагов. Нет ни единого человека, который мог бы похвастаться, что подкупил Аун Сана, соблазнил его обещаниями легкой, богатой жизни, заставил его хоть на минуту свернуть с пути, который тот выбрал для себя, — пути к освобождению Бирмы.

Аун Сан — тот редкий пример человека, находящегося во власти единой благородной идеи, идеи, которой он посвятил свою жизнь и во имя которой пожертвовал жизнью.

В штабе партии Аун Сану отгородили небольшую комнату, вернее келью, и он немедленно загромоздил ее книгами и рукописями, которые он читал по нескольку сразу, а потому они были везде — на кровати, на полу, на стульях. В штабе всегда было полно посетителей. Приезжали делегаты из деревень, заходили просто любопытные, тут же проходили летучие совещания, планировались демонстрации и забастовки. Голодать ни Аун Сану, ни другим членам ЦК уже не приходилось — каждый гость привозил с собой что-нибудь поесть. Кто курицу, кто мешочек рису, кто рыбного паштета — нгапи. И каждый хотел встретиться с самим Такин Аун Саном. Еще бы, все знали, что партией руководит бакалавр искусств, который мог бы стать и магистром, если бы захотел. Образованный, ученый человек, знает больше многих монахов и даже не уступит англичанину, самому образованному англичанину.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});