Женщина в мире мужчин. Курс выживания - Барбара Картленд

В сельской местности жены мелких землевладельцев сохранили за собой традиционное право организовывать работу в огороде, растить и сохранять плоды и присматривать за сыроварней. Жена мелкого фермера руководила небольшой группой женщин, помогающих в доме и по хозяйству.

Она сопровождала своего мужа на базар и, пока он вел переговоры о продаже скота и урожая, торговала яйцами, цыплятами, маслом, овощами и фруктами из своего хозяйства.

Она выполняла роль скорее делового партнера, чем помощника, и ее советы были важны для мужа.

Это было новой формой эмансипации, которая не производила особого эффекта на женщин высокого сословия. Как всегда, реакционных взглядов придерживались в основном те, для кого экономические перемены не имели особого значения.

Ко времени Шекспира самым распространенным мнением о женщине было то, что ей нечем занять свое время и, следовательно, в основном она была помехой. Подобная ситуация, конечно, возникала по вине мужа.

Ему нравилось показывать свое благосостояние тем, что он нанимал большую свиту слуг, нанимал какую-нибудь овдовевшую или незамужнюю родственницу управлять хозяйством, позволяя своей жене сосредоточиться целиком и полностью на жизни света.

Когда же она повиновалась, он немедленно начинал бранить экстравагантность и незначительность ее интересов.

Поведение более энергичных благородных дам вызывало обычные скандалы, лишний раз подтверждающие, что жене необходима крепкая рука мужа, чтобы она знала свое место.

И это место, естественно, находилось в спальне, хотя слишком часто и в комнате для больных. Рожать по ребенку каждые двенадцать месяцев с семнадцати до сорока лет – вот перспектива, которая ожидала большинство замужних женщин. Слишком многие умирали, не дожив до сорока, измученные частыми родами или от широко распространенных в то время послеродовых инфекций.

Десять-пятнадцать детей были обычным делом, из них две трети – мертворожденные, а чуть больше умирали в младенчестве.

Исследования прироста населения говорят о том, что средняя пара, состоящая в браке, от дохристианских времен вплоть до XIX века в среднем имела 2, 25 детей, которые достигали половой зрелости.

Уровень смертности в младенческом и раннем возрасте был так огромен, что мать была не только истощена физически постоянными беременностями, но и умственно, поскольку испытывала эмоциональное напряжение, видя смерть очередного своего ребенка.

Показное и преувеличенное сочувствие, которое, по мнению мужчин, следовало бы оказывать их женам, стало пережитком века рыцарей, о чем они ничуть не сожалели. Мужчины правящего класса и благородного сословия были склонны считать своих жен непослушными детьми, которыми нужно управлять и наказывать без посторонних глаз.

И соответственно сами жены зачастую вели себя, словно дети. Когда девушка из благородного семейства достигала возраста пятнадцати лет, ее родители начинали искать ей мужа, подходящего по общественному положению и состоянию.

Время от времени находился молодой человек, отвечающий этим запросам, но более вероятно, что единственным сговорчивым кандидатом оказывался мужчина гораздо старше.

Причиной этого было то, что со средних веков до XVIII столетия мужчина переживал не одну жену. При высокой смертности женщин, рано вступавших в брак, мужчина мог похоронить нескольких жен до того, как умрет сам.

Мужчина высокого социального положения и с устоявшимися привычками импонировал родителям дочери, достигшей брачного возраста, потому что социальные выгоды от союза ставились прежде всего.

Вдовцу средних лет нравилась мысль иметь привлекательную молодую девушку своей женой, и не только для постельных удовольствий. Причиной такого брака были сыновья, и тающие мужские сексуальные способности могли быть компенсированы энергией и здоровьем молодой девушки.

Единственным проигравшим от этого союза неизменно становилась невеста. Все дети подчинялись строгой дисциплине и считали, что слово родителей – закон, но дочери были объектом более нравоучительного воспитания.

Слово отца было не просто законом, оно было волей Божьей. Девушке прощалась глупость, физическая слабость, некрасивость. Непростительным было непослушание. Такое родительское «промывание мозгов» зачастую срабатывало. Девушки вырастали в уверенности, что они не могут сами принимать решения, они считали брак единственным способом улучшить свое положение.

Романтические понятия о том, что любовь не подчиняется рассудку, были им абсолютно неведомы.

– Таким образом, немногочисленные драматурги елизаветинской эпохи представляли любовный треугольник, где у молодой девушки было два искателя руки – один благородного происхождения и молодой, другой – ниже по социальному статусу, но средних лет и с хорошей репутацией. В таких пьесах девушка предпочитала молодому человеку, который был «любвеобильным и мечтательным», более зрелого мужчину. В противном случае аудитория не сочла бы развязку «счастливым концом».

Можно представить себе реакцию на столь необычную пьесу, такую, как «Ромео и Джульетта», которая вызвала сенсацию среди старшего поколения. В ней возникла ситуация неконтролируемой любви, которая подрывала основы семейных ценностей и предпочтений. Следовало ожидать, что все закончится трагически.

Однако для юного поколения сюжет не показался абсурдным и надуманным. К тому времени, как умерли Шекспир и Елизавета I, произошло переосмысление положения женщины вообще и жены в частности.

Щекотливая ситуация времен правления толстого, тщеславного, отвратительного и, возможно, сифилитика Генриха VIII заставила любого здравомыслящего, хотя и с предубеждениями против женщины, человека задуматься о том, что Англия в золотой век Елизаветы I расцветала, несмотря на то что на троне была женщина.

Именно личность женщины и женская мудрость выбрали таких блестящих советников; именно женский характер сплотил нацию в одно целое, полное энтузиазма и патриотизма, а женская отвага пронесла страну через все опасности к триумфу.

Но при всем этом елизаветинская Англия не избежала клеветы, направленной против женщин. Епископ Аймлер называл женщин «своенравными, легкомысленными пустышками, слабыми, беззаботными, опрометчивыми, сплетницами злоязычными и во всех отношениях испачканными дьявольскими нечистотами».

Стаббс12 хотел всех шлюх заклеймить каленым железом, ставя клеймо на щеке, лбу и других видимых частях тела. Он порицал тот факт, что «магистрат закрывает глаза на порок». В то время как Томас Бэкон был убежден, что это было дело «многих разрывов в супружеских связях».

Несмотря на все это, женщины елизаветинской эпохи познали удовольствие от секса, которого не знали веками. Бледная, нездорово сентиментальная куртуазная любовь была забыта, и женщины искали и находили страсть без притворства. Джон Донн, бывший романтическим сердцеедом до того, как принял обет и написал свое «Посвящение», описывал это новое отношение весело и без недомолвок в одном из своих любовных стихотворений.

Прочь эти оковы…Освободись от пут,что грудь твою стянули,И песни приглуши:завидую им я.Движеньем жадных рукдотронуться смогу лиПовсюду до тебя -то верх будь или низ,Край левый или правый?Америка,вновь обретенная земля!Как счастлив я в своем открытьи,Что взору моему все прелести своиЯвить ты сможешь из укрытья.Так покажи себя, сбрось белые одежды,Совету повивальной бабки словно внемля,И не страшись:невинность не порок!Чтоб ободрить тебя,сам обнажусь я ныне.Зачем тебе покровов больше,чем мужчине?

Правление королевы, несомненно, вызвало революцию в отношении прав женщин. Они ходили смотреть пьесы, и театр был в расцвете, как никогда прежде. Появление многочисленных книг по доступным ценам вдохновило женщин учиться грамоте.

До XVII века лишь небольшое число женщин были грамотными, потому что школ для девочек не было. Если они существовали, то в них учили шитью, танцам, этикету, игре на музыкальных инструментах, а обучение грамоте было на последнем месте.

В любом случае, девочек не учили латыни, а подавляющее большинство произведений тогда печаталось на этом языке.

В XVII веке к неграмотности относились с презрением, по крайней мере, в семьях культурных высокопоставленных людей. Сэр Джордж Мор смог с определенной долей гордости заявить о своей жене, которую он любил и уважал:

«Теперь я стал ее секретарем, как прежде был ее слугой».

Когда сэр Ральф Верней был выслан во Францию, его жена так грамотно составила прошение в суд и давала показания по его делу, что правительство Кромвеля дало разрешение на его возвращение.

Конечно, пуритане были настроены против любых улучшений положения женщины, если это означало, что ей будет разрешено воспользоваться теми привилегиями своего пола, которые осуждались Библией. Но «новые» женщины XVII столетия были серьезны, амбициозны и могли взять на себя больше ответственности.