Мы, Боги - Вербер Бернард

Мы опускаем глаза. Никто не реагирует.

– Очень хорошо. Я понял.

Подавленный, Люсьен слезает со стола и идет к выходу.

– Останься! – бросает Мэрилин Монро.

– Мне больше не интересно быть богом-учеником, – говорит Люсьен, не оборачиваясь.

– Ты можешь помогать людям. Может быть, не этим, но другим, которых нам предложат позднее, – шепчет ему Сара Бернар, когда он проходит рядом с ней.

– Чтобы потом их убить? Хорошее дело. У меня та же власть, что и у животновода, выращивающего свиней для бойни.

Люсьен отталкивает руки друзей, которые пытаются его задержать, и направляется к двери. Кронос не делает ни одного жеста, не произносит ни единого слова, чтобы ему помешать. Лишь после того, как бывший оптик выходит, он бормочет:

– Бедный парень. Он не отдает себе отчета в том, что потерял. На каждом курсе бывают слишком чувствительные души, которые не выносят потрясения. В конце концов, чем раньше они уйдут, тем лучше. Есть еще нежные души, которые хотят выйти из игры? Они могут заявить о себе сейчас.

Никакой реакции.

Кронос отворачивается от двери.

– Теперь наступает момент, который я люблю больше всего, – объявляет он.

Он втягивает воздух, шумно выдыхает, сосредоточивается, как будто готовится попробовать вкусное блюдо.

– Огонь!

Прудон стреляет первым. Огромный айсберг откалывается от южного полюса и тает в мгновение ока. Другие ученики следуют его примеру. После некоторого колебания я настраиваю свой крест, вскидываю его и целюсь. Мы сперва удивляемся, видя, что когда стреляем здесь, это бьет там. Затем, как будто в исступлении, мы обрушиваемся на льды. Я осознаю, что получаю некоторое удовольствие от разрушения, возможно, большее, чем от созидания. Мы испытываем чувство мощи. Мы – боги.

Таяние льдов привело к повышению уровня океана. Гигантские цунами обрушиваются на побережья, разрушают прибрежные деревни, затопляют земли, разбивают береговые утесы, поглощают долины, превращают вершины гор в острова, которые вскоре тоже скрываются под водой. Через несколько минут на всей планете не остается ни одного кусочка земли, который бы не был затоплен.

Когда Кронос приказывает: «Прекратить огонь!», там, где были семь обширных континентов, теперь только один черный глухой океан, по которому бегут пенистые волны. Самая высокая вершина находится на одном уровне с водой.

Редкие животные и люди, которым удалось чудом спастись, пытаются избежать смерти, хватаясь за плавающие обломки. Увеличив приближение с помощью креста, я замечаю что-то вроде Ноева ковчега. Потом еще один. Люди нашли способ выжить. Восхитительное упорство.

– Прекратите их страдания, – приказывает Кронос.

Отрегулировав кресты для точной стрельбы, боги поражают крошечные плавающие цели.

Никаких людей больше не видно. Не имея места, куда сесть, птицы кружатся в воздухе, перед тем как упасть, истощенные, в воду, где морской мир пытается восстановиться в правах.

Но, растопив полюса, мы вызвали также огромное облако пара, которое покрывает планету и закрывает небо. Солнечные лучи больше не доходят до поверхности, и температура резко падает. Так быстро, что через несколько мгновений вода замерзает.

Рыбы оказываются в воде, которая твердеет. Скоро планета «Земля 17» становится ледяной. Ее поверхность превращается в самый гигантский каток, какой только можно представить. Не существует больше никакой формы жизни: ни человеческой, ни животной, ни растительной.

Конец пути для «Земли 17», которая превратилась в идеально гладкую жемчужину, отливающую перламутровым блеском.

Летящее в космосе белое яйцо.

29. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: КОСМИЧЕСКОЕ ЯЙЦО

Все начинается и все заканчивается яйцом. В большинстве мифологий яйцо является символом рассвета и заката.

В самых древних египетских космогониях создание мира описывается как выход из космического яйца, содержавшего в себе солнце и зародыши жизни.

Для адептов орфики Кронос, пожирающий время, и Фаэтон, ночь с черными крыльями, снесли в темноте серебряное яйцо, содержавшее небо в верхней части и землю в нижней. Когда оно открылось, из него вышел Фанес, бог-разоблачитель, изображавшийся в виде жужжащей пчелы.

Для индусов Вселенная вначале была лишена сущности, пока не приняла форму яйца, скорлупа которого является границей между ничем и чем-то: Ираниягарба. Через год это космическое яйцо раскрылось, и его внутренний мешочек превратился в облака, вены стали реками, а жидкость – океаном.

Для китайцев вселенский хаос породил яйцо, которое раскололось, освободив землю Инь и небо Янь.

Для полинезийцев вначале было яйцо, содержащее Тетуму, основание, и Те-папа, скалу. Когда оно раскололось, появились три стоящие одна на другой платформы, на которых Те-туму и Те-папа создали человека, животных и растения.

В каббале Вселенная рассматривается как вышедшая из расколовшегося на 288 кусков яйца.

Яйцо можно найти также в центре космогоний у японцев, финнов, славян и финикийцев. Являясь символом плодородия у одних народов, у других оно, напротив, является символом смерти, и они едят яйца в знак траура. Они даже кладут их в могилы, чтобы придать скончавшемуся силы для потустороннего путешествия.

Эдмонд Уэллс,

«Энциклопедия относительного

и абсолютного знания», том 5

30. ВКУС ЯЙЦА

Яйца. Нам дают есть сырые яйца, стоящие в деревянных подставках. Ложками мы стучим по скорлупе, перед тем как тщательно удалить ее осколки, чтобы они не попали внутрь.

Мы сидим на длинных скамьях в расположенном в северной зоне Мегароне. Это большое круглое здание было построено как столовая для богов-учеников.

Мы усаживаемся за столы из древесины акации, покрытые белыми хлопковыми скатертями, где нас ожидают пирамиды яиц. Из-за жары двери раскрыты настежь. Сидя в стороне, Рауль нас избегает.

Я погружаю ложку в желток и подношу ко рту. Наконец я попробую настоящую пищу. Я так долго был этого лишен. Какое ощущение! Я чувствую вкус яйца на языке, на небе. Я отличаю белок от желтка. Это одновременно соленое, сладкое, терпкое и такое нежное. Миллионы вкусовых рецепторов просыпаются в удивлении. После зрения, осязания, слуха и обоняния я вновь обнаруживаю еще одно чувство: вкус.

Жидкое яйцо течет как ручеек по моему горлу. Я ощущаю, как оно скатывается по моему пищеводу, а потом ощущение исчезает.

Есть. Глотать этот поток белка и золотого желтка. Блаженство. Я выпиваю яйцо за яйцом.

– В Голландии, – говорит Мата Хари, – в моей родной деревушке Лееварден был обычай бросать яйцо через крышу нового дома. Там, где оно падало, нужно было закопать то, что от яйца осталось. Согласно народному поверию, считалось, что молния ударит в это место. Естественно, нужно было бросить яйцо как можно дальше, чтобы избежать опасности.

Эдмоцд Уэллс крутит яйцо в руках.

– Я еще не думал о том, что до стадии 1, минерала, существовала стадия 0, яйцо. Кривая любви, но абсолютно замкнутая...

На белой скатерти он рисует пальцем ноль.

– Действительно, все отсюда выходит и все сюда возвращается, – подтверждает Гюстав Эйфель. – Яйцо, ноль. Замкнутая кривая.

Яйцо напоминает мне «Землю 17», замерзшую планету, и, охваченный приступом тошноты, я забываю новое удовольствие, снова вижу последних обитателей, машущих руками в воде, борющихся в ледяном океане, и не могу сдержаться. Я бегу в кусты и меня рвет.

Эдмонду, который прибегает помочь мне, я бормочу:

– Люсьен, возможно, был прав...

– Нет, он был неправ. Подать в отставку – значит бросить партию. А поскольку мы в ней, можно попробовать улучшить ход вещей. Но если выйти из игры, все потеряно.

Мы возвращаемся за стол, где остальные, занятые дискуссией, предпочитают не замечать моего недомогания.