Патриот - Терри Пратчетт

— Сейчас это не имеет отношения к делу, — оборвал его лорд Витинари. Он опять заговорил особым голосом, странно далеким, словно бы докладывал о происшедшем кому-то еще. — Если бы командор Ваймс не замедлил ход процессии, позиция безумца была бы куда более выгодной, и выстрелил бы он гораздо точнее. А так он запаниковал. Да… Принца, пожалуй, устроит такая интерпретация.

— Принца? — переспросил Ваймс. — Но этот бедолага…

— Его брата, — поправил патриций.

— А! Это который хороший?

— Благодарю, командор. — Патриций решил положить конец обсуждению. — Благодарю, господа. Не смею больше вас задерживать. О, Ваймс… будь любезен, останься буквально на минутку. Но не ты, капитан Моркоу. Наверняка в эту самую минуту кто-то где-то совершает преступление.

Пока участники собрания один за другим покидали комнату, Ваймс неотрывно таращился на стену напротив. Витинари вернулся к окну.

— Странные настали дни, командор, — произнес он.

— Сэр.

— К примеру, добрую половину сегодняшнего дня капитан Моркоу провел на крыше Оперы. Там он стрелял из лука, выпуская стрелы одну за другой в сторону, как ни странно, стрельбищ.

— Очень осторожный паренек, сэр.

— Вполне может статься, что расстояние между Оперой и стрельбищем такое же, что и расстояние между верхней площадкой Барбикана и местом, где в принца попала стрела.

— Бывают же такие совпадения!

Витинари вздохнул.

— И зачем он этим занимается?

— Забавно, сэр, но совсем недавно Моркоу рассказал мне, что, оказывается, по сию пору действует постановление, согласно которому каждый гражданин обязан ежедневно в течение часа упражняться в стрельбе из лука. Закон приняли в тысяча триста пятьдесят шестом году, да так и забыли…

— Ты догадываешься, почему я отослал капитана Моркоу?

— Не совсем, сэр.

— Капитан Моркоу честный юноша, Ваймс.

— Так точно, сэр.

— Известно ли тебе, что каждый раз, когда ты произносишь очевидную ложь, он болезненно морщится?

— В самом деле, сэр?

«Вот черт».

— Просто слезы наворачиваются, когда видишь, как его честное лицо сводит судорогами.

— Вы очень сострадательны, сэр.

— Где находился второй лучник, Ваймс?

«Черт!»

— Какой второй лучник, сэр?

— Слушай, Ваймс, тебе никогда не хотелось испытать себя на актерском поприще?

«Что толку сопротивляться, я все равно попадусь», — подумал Ваймс.

— Нет, сэр.

— Жаль. Уверен, для театрального искусства это колоссальная потеря. Ты, если не ошибаюсь, утверждал, что этот человек забрался внутрь и поставил доски на место.

— Так точно, сэр.

— И ПРИБИЛ их?

«Черт».

— Выходит, так, сэр.

— Снаружи.

«Проклятье».

— Так точно, сэр.

— В таком случае, ловкость этого одинокого стрелка просто поражает.

Ваймс счел за лучшее никак не комментировать это замечание. Витинари сел за стол, сложил пальцы у губ домиком и посмотрел на Ваймса.

— Колон и Шноббс ведут расследование? В самом деле?

— Так точно, сэр.

— А если бы я спросил тебя почему, ты бы притворился, что не понимаешь вопрос?

Ваймс нахмурил лоб, изобразив честную растерянность.

— Сэр?

— Если ты еще раз произнесешь вот таким глупым голосом «сэр?», клянусь, тебя ждут большие неприятности.

— Они хорошие стражники, сэр.

— Тем не менее кое-кто мог бы счесть их лишенными воображения, туповатыми и… как бы это сказать?.. склонными принимать на веру первое подвернувшееся объяснение, после чего быстро удаляться, чтобы это дело перекурить. Как еще такое можно назвать? Недостатком воображения? Поверхностностью? Тенденцией выносить скоропалительные суждения?

— Надеюсь, вы не подвергаете сомнению добросовестность моих людей?

— Ваймс, нечто изначально отсутствующее не может быть подвергнуто сомнению либо осуждению.

— Сэр?

— Тем не менее… нам НИ К ЧЕМУ осложнения, Ваймс. Изобретательный одинокий безумец… что ж, таковых много. Достойный сожаления инцидент.

— Так точно, сэр.

Ваймс заметил, что в глазах патриция промелькнула некая далекая грусть, и решил, что не помешает выказать толику участия.

— Фреду и Шнобби тоже ни к чему осложнения, сэр.

— Нам нужны простые ответы, Ваймс.

— Сэр, в простоте Фреду и Шнобби нет равных.

Патриций повернулся к окну и обвел взглядом панораму города.

— М-мда, — уже спокойнее произнес он. — Простые люди, которые обнаружат простую истину.

— Это факт, сэр.

— Ты схватываешь на лету, Ваймс.

— Не мне судить, сэр.

— И что будет, когда они обнаружат нашу простую истину, а, Ваймс?

— С истиной не поспоришь, сэр.

— Насколько я тебя знаю, Ваймс, ты способен оспорить что угодно.

Некоторое время после ухода Ваймса лорд Витинари сидел за столом и смотрел в пустоту. Потом вынул из ящика ключ и, подойдя к стене, надавил на определенный кирпич.

Громыхнул противовес. Стена, как дверь, распахнулась внутрь.

Патриций бесшумно двинулся по узкому проходу. Там и сям коридор озарялся очень тусклым светом, сочившимся из-за маленьких панелей. Тот, кому вздумалось бы отодвинуть одну такую панельку, смог бы выглянуть наружу. И какое удобное совпадение, что дырочки были просверлены как раз на месте глаз висевшего с той стороны стены портрета.

Все эти реликты остались от предыдущего правителя. Витинари никогда ими не пользовался. Глядеть на жизнь чужими глазами — это было не для него.

Он продолжал подниматься по темным лестницам и преодолевать замшелые коридоры. Время от времени Витинари совершал движения, предназначение которых понять было очень сложно. По пути он то там, то сям прикасался к стене, словно бы не задумываясь. А в одной выложенной плитками галерее, освещаемой лишь серым светом из забытого всеми, кроме самых оптимистично настроенных мух, окна, он принялся словно бы играть сам с собой в «классики», при этом одежды его развевались, а суставы, когда он перепрыгивал с плиты на плиту, похрустывали.

Вся эта странная деятельность никаких видимых плодов не принесла, но в конце концов патриций достиг двери, которую и отпер. Сделал он это с некоторой осторожностью.

Из-за двери вырвался клуб дыма, а мерное «поп-поп», которое Витинари услышал еще в самом начале галереи, стало значительно громче. На мгновение звук как будто споткнулся. Потом раздалось оглушительное «ба-бах!», а в следующую секунду мимо уха патриция просвистел кусок раскаленного металла и вонзился в стену.

— Ой-ей, — донеслось из дыма.

В голосе не проявилось особого неудовольствия, скорее он прозвучал так, как будто обращались к очаровательному щенку, который, несмотря на все ласковые упреки и наставления, опять сидит рядом с расплывающимся на ковре пятном.

Когда клубы рассеялись, говорящий, видный лишь как расплывчатая тень, обратился с болезненной полуулыбочкой к Витинари:

— На этот раз полных пятнадцать секунд, милорд! ПРИНЦИП, без сомнения, верен.

Таков уж он был, Леонард Щеботанский. Разговор он всегда начинал с середины и вел себя так, словно вы лучший друг, разбирающийся в происходящем ничуть не хуже его и обладающий по меньшей мере столь же выдающимся умом.

Витинари внимательно разглядывал кучку погнутого и перекрученного металла.

— Что это было, Леонард?

— Экспериментальный прибор для преобразования химической энергии во вращательное движение, — объяснил Леонард. — Как понимаете, главная проблема состоит в перемещении зернышек черного порошка в камеру сгорания со строго определенной скоростью и строго по очереди. Но если последовательность нарушится и зернышки загорятся друг от друга, то мы получим, если можно так выразиться, двигатель ВНЕШНЕГО сгорания.

— И в чем же цель эксперимента? — полюбопытствовал патриций.

— Я верю, что такой механизм легко может заменить лошадь, — гордо сообщил Леонард.

Оба опять посмотрели на поверженный прибор.

— Одна из особенностей лошадей, на которую часто обращают внимание, — произнес после некоторого размышления Витинари, — заключается в том, что они очень редко взрываются. Я бы даже сказал, никогда, если не считать единственного случая три года назад, но тогда выдалось очень жаркое лето.

Он брезгливо выудил что-то из металлической кучи. «Что-то» оказалось парой клочков белого меха, соединенных шнурком. На мягких кубиках виднелись точки.

— Кости? — спросил он.

Леонард смущенно улыбнулся.

— Да. Не знаю почему, но я решил, что с ними прибор будет работать лучше. Это была просто, если можно так выразиться, — шальная идея. Сами знаете, как бывает.