Когда играют дельфины… - Борис Краевский

Когда «Бодрый» вышел в море, главстаршина, плотно приладив наушники, весь обратился в слух.

На носовом мостике эсминца царила напряженная тишина. Десяток биноклей обшаривали вблизи корабля каждый квадратный метр. Не отрывал глаз от зеленовато-серых волн и капитан второго ранга Писаренко. Ему казалось, что в поле зрения бинокля вот-вот покажется нечто такое, что тут же раскроет тайну неизвестно откуда взявшихся фотоснимков. Но море было пустынно — ни шлюпки, ни человека, ни корабля. Только где-то очень далеко, за пределами советских территориальных вод, возле туманной линии горизонта, маячил темный силуэт какой-то шхуны.

Писаренко снял трубку телефона. Через минуту в ней загудел окающий бас Борового:

— Докладываю, товарищ командир: подозрительных шумов нет. Все спокойно. Мористее ходит дельфин. Хорошо слышен. Крупный, наверное, зверь, шумит сильно…

Командир эсминца снова поднес к глазам бинокль, отыскивая на поверхности моря зеленовато-белое тело дельфина.

Ученые дельфины

За последние несколько дней у майора Страхова заметно испортилось настроение. Еще бы: главный враг, в существовании которого он был уверен с самого начала, продолжал оставаться неуловимым. Больше того, Родлинский, несо

< Отсутствуют страницы 111–112 >

ставления. Второй моряк — капитан-лейтенант Нестеренко — оказался, по мнению Страхова, очень симпатичным и скромным молодым человеком.

Через несколько минут офицеры сидели в креслах возле открытого окна, и моряки вводили Страхова в курс дела. Фактов, которые проливали бы хоть какой-то свет на таинственного фотографа, почти не было, и все дело представлялось до крайности загадочным. Майор узнал, что эскадренный миноносец «Бодрый» специально выходил второй раз на мерную милю, чтобы обнаружить фотографа. Результаты этого выхода оказались плачевными. Эсминец, как выяснилось через несколько дней, вновь был сфотографирован, но сам ничего обнаружить не смог.

— У нас, правда, возникли некоторые подозрения, — начал капитан-лейтенант, но Фролов протестующе замахал руками.

— Что вы, что вы! Зачем говорить об этом! — сказал он. — Это же из области чистой фантастики.

— Но в чем дело? — поинтересовался Страхов.

— Видите ли, Алексей Иванович, — ответил Фролов, — дело в том, что в последний раз на «Бодром» ходил главстаршина Боровой, лучший на флоте гидроакустик. В тот момент, когда, как позже выяснилось, эсминец был сфотографирован, Боровой слышал шум резвящегося крупного дельфина. Мы выяснили, что и акустики всех трех эсминцев во время первого выхода на мерную милю тоже слышали дельфинов, ведь они производят очень характерный шум. Вместе с тем и командиры кораблей и все сигнальщики в один голос утверждают, что на поверхности моря дельфинов они не видели. Но согласитесь, Алексей Иванович, не можем же мы подозревать дельфинов! — улыбаясь, добавил Фролов.

— А почему бы и нет? — возразил Страхов.

— Не знаю, не знаю, товарищ майор. Я в этом сильно сомневаюсь. Кроме того, откуда он может взяться? Ведь нет же у него компаса и часов, чтобы к точно назначенному времени приплывать в определенное место.

— А на той шхуне не могли его доставить? — вставил капитан-лейтенант Нестеренко, до сих пор молчавший и внимательно слушавший разговор старших. — Ведь она регулярно появляется в пределах видимости.

— На шхуне? — переспросил Фролов и, помолчав минуту, неуверенно ответил: — На шхуне, пожалуй, могли… Но все равно это мало похоже на правду. Не верю я, что дельфина можно так натренировать.

— А я верю, — спокойно, но твердо ответил Нестеренко.

— Не будем спорить, товарищи, — вмешался майор Страхов. — Тем более, что другой версии у нас с вами пока нет. Не так ли?

Моряки согласились.

— В таком случае, — продолжал Страхов, — у меня есть предложение. Насколько я понимаю, никто из нас почти ничего о дельфинах не знает. Давайте побеседуем со специалистом-гидробиологом. Ведь в городе, к счастью, есть научно-исследовательская биостанция. Нет возражений? Чудесно!

На биостанцию офицеры пришли в тот же день. Помещалась она в небольшом двухэтажном домике, на самой окраине города. Перешагнув порог кабинета заведующего, гости в замешательстве остановились.

Большая светлая комната напоминала музей. На многочисленных полках и тумбочках в безукоризненном порядке выстроились сотни стеклянных банок и баночек, наполненных морской водой. В них плавали и ползали бесчисленные представители морской фауны. Здесь были всевозможные рыбы и крабы, рачки самых различных форм и расцветок и радужные раковины — жилища морских моллюсков, водяные жуки и черви. На стенах кабинета висели разнообразные сетки, сачки на длинных бамбуковых ручках, несложные приборы для взятия проб воды на разных глубинах и множество других вещей.

Но первое, что бросалось в глаза, был большой — ведер на двести — аквариум, установленный посреди комнаты на низком массивном столе. В воде, освещенной двумя электрическими лампами, среди пузырьков воздуха, серебристыми цепочками поднимающихся с песчаного дна, лениво шевелили плавниками морской кот с острым, как бритва, жалом на хвосте, плоская камбала и длинный, ощетинившийся колючками плавников морской окунь. Прилепившись к обточенному прибоем камню, распустила бледно-розовые усы-щупальцы красавица актиния, колыхалась грибовидная медуза.

Пораженные неожиданным зрелищем, офицеры не сразу заметили маленького, худощавого старичка с аккуратной седой бородкой, стоявшего возле письменного стола, заваленного грудой бумаг. Это был заведующий станцией, крупный ученый.

— Любуетесь, товарищи? — спросил он, поздоровавшись с гостями. — Понимаю, понимаю. Я уже сорок лет любуюсь всем этим. Ведь море — очень интересная штука. Особенно с точки зрения биолога. Ни в одном месте на суше вы не найдете такого необычайного разнообразия жизненных форм, как в море. То, что вы видите здесь, — ничтожная доля. Хотя должен похвастать, — профессор подошел к аквариуму и слегка постучал по толстому стеклу, — такого вы пока еще не увидите во многих наших университетах. Это опытный аквариум. За два года мы ни разу не добавляли в него морской воды. Но ведь она испаряется, скажете вы, если добавлять обычную пресную воду, все обитатели погибнут. Верно. Вода-то испаряется, но соли, растворенные в ней, остаются. Следовательно, нужно добавлять чистую дистиллированную воду. Так мы и делаем.

Профессор на мгновение умолк, потом, словно вспомнив о чем-то, виновато улыбнулся:

— Простите меня, старика. Ведь вы по делу пришли, а я начал читать лекцию по биологии. Слушаю вас.

Майор Страхов попросил ученого рассказать им о дельфинах, пояснив, не вдаваясь в детали, зачем им эти сведения понадобились.

— Мое мнение таково, — сказал наконец профессор, — дельфины, без сомнения, поддаются дрессировке, но в известных пределах. Только с очень большой натяжкой можно допустить, что это животное способно без сопровождения дрессировщика проплыть большое расстояние в определенном направлении, несколько раз обойти неизвестный предмет, — а ведь без этого нельзя сделать нескольких снимков, — и вернуться назад. Короче говоря, я считаю, что ваша версия о дрессированном дельфине, несущем автоматический фотоаппарат, мало вероятна.

Профессор неожиданно встал и снял с полки шкафа большую кожаную папку.

— Сейчас я покажу вам одну забавную вещь. Уверен, что она вас заинтересует. Дело в том, — продолжал он, развязывая шнурок, — что я регулярно вырезаю из зарубежных газет статьи, относящиеся к рыбам и различным морским животным. Вот почитайте, что писала недавно о дельфинах одна весьма солидная газета.

Профессор протянул Страхову две вырезки с жирными кричащими заголовками. Одна из них сообщала о сенсационном матче морских львов и дельфинов. Тут же был напечатан и портрет главного тренера профессора Ренуара. Вторая начиналась словами: «Адмирал Майлс говорит “О’кей!”» Это были те самые десять строк, на которых сделал карьеру пожарный репортер Гарри Коперхед…

На горизонте «Стэлла»

Прошло несколько дней. За это время и майор Страхов и моряки не раз побывали на эсминцах, беседовали с командирами кораблей, с сигнальщиками, с акустиками. Майор особенно интересовался последними. Ведь их показания были единственными, в которых упоминалось о дельфине. Слухачи эсминцев затруднялись сказать, одного дельфина они слышали или нескольких. Зато главстаршина Боровой категорически утверждал, что зверь был один и что это был крупный и очень сильный дельфин.

— Почему вы так думаете? — спросил его Страхов.

— Видите ли, товарищ майор, — ответил Боровой, — у маленького зверя и шум слабенький и на полный ход он работать долго не может — силенок не хватит. А этот — я же сам слышал — заворачивал вовсю без отдыха.