Кот со многими хвостами - Эллери Квин

Инспектор Квин грыз ногти.

— Единственное, что мне приходит в голову, — это то, что Кот соблазнял женщин возможностью брака с целью подобраться к ним поближе. Но...

— Но это не объяснение — ты прав. Никаких следов подобного Лотарио[50] не обнаружено ни в одном случае.

— Конечно, я мог бы обрадовать замужних нью-йоркских леди тем, что опасаться объятий Кота должны только девушки, мужененавистницы и лесбиянки, но...

— Продолжай, — буркнул инспектор.

— Третье. Абернети и О'Райли были задушены голубым шелковым шнуром. Вайолет Смит, Моника Маккелл, Симона Филлипс, Битрис Уилликинс и Ленор Ричардсон — оранжево-розовым. Об этом сообщалось даже в прессе.

— Я забыл, — проворчал старик.

— Один цвет для мужчин, другой — для женщин, и так все время. Почему?

Помолчав, инспектор робко произнес:

— На днях, сынок, ты упомянул четвертый пункт...

— Да. У всех жертв были телефоны.

Инспектор молча протирал глаза.

— Сама прозаичность этого пункта делает его весьма привлекательным. Во всяком случае, для меня. Семь жертв — семь телефонов. У всех — даже у несчастной Симоны — был телефон, а в тех случаях, когда абонентом являлся кто-то другой, как у Симоны Филлипс, Моники Маккелл и Ленор Ричардсон, их имена все равно были упомянуты в телефонном справочнике — я специально проверил.

Не знаю точных цифр, но думаю, что в Соединенных Штатах на каждую сотню человек приходится около двадцати пяти телефонов. Один на четырех. В больших городах, вроде Нью-Йорка, процент может быть выше — скажем, один на троих. Однако из семи жертв, выбранных Котом, не одна или две, а все имели телефоны.

Напрашивается объяснение, что Кот подбирает себе лакомства по телефонному справочнику. Чистая лотерея! Но в лотерее шансы, что каждая следующая жертва окажется моложе предыдущей, практически равны нулю. Значит, Кот делал выбор на какой-то другой основе. Тем не менее все его жертвы фигурируют в манхэттенском телефонном справочнике. Эти телефоны что-то означают...

Эллери поставил пепельницу на ночной столик и спустил ноги с кровати.

— Чертовски странно! — простонал он. — Если бы в последовательности фактов была хоть одна брешь — одна из жертв старше предыдущей, одна из задушенных женщин замужем или была замужем раньше, один мужчина задушен оранжево-розовым или хотя бы красным шнуром, у одной из жертв не было телефона... Все эти пункты имеют свои причины. А может быть, — Эллери внезапно выпрямился, — одну и ту же причину. Некий гигантский общий знаменатель. Розеттский камень[51]. Один ключ ко всем дверям. Знаешь, это было бы здорово!

Но инспектор Квин, раздеваясь, бормотал:

— Эта история с возрастом... Два года разницы между Абернети и Вайолет. Два года между Вайолет и О'Райли. Три года между О'Райли и сестрой Маккелла. Два года между ней и сестрой Селесты. Три года между ней и Битрис Уилликинс. Два или три — в первых случаях ни разу больше трех. А потом...

— Да, — кивнул Эллери. — А потом, с убийством Ленор Ричардсон, максимальная разница увеличивается с трех до семи лет... Это мучило меня всю ночь.

— А меня мучит то, — заметил наконец раздевшийся инспектор, — кто будет следующим.

Эллери отвернулся.

— И это все, что у тебя было, сынок?

— Все, что у меня есть.

— Тогда я пошел спать. — И маленький сухощавый старичок поплелся к себе.

Глава 5

Инспектор Квин проспал. Без четверти десять он выбежал из своей комнаты, как скаковая лошадь, подгоняемая хлыстом, но, увидев, кто пьет кофе с Эллери, перешел на шаг и остановился у стола.

— Смотрите-ка, кто к нам пришел, — просиял инспектор. — Доброе утро, Маккелл.

— Привет, инспектор, — поздоровался Джимми. — Спешите в скотобойню?

— М-м, — протянул старик, втягивая носом кофейный аромат. — Пожалуй, я тоже выпью одну-две чашечки этого бодрящего напитка. — Он придвинул стул и сел. — Доброе утро, сынок.

— Доброе утро, — рассеянно отозвался Эллери, протягивая руку к кофейнику. — Джимми пришел с газетами.

— Неужели люди еще читают?

— Да, интервью Казалиса.

— О!

— Доброжелательное, но строго нейтральное. Спокойный глас науки. Мы ничего не обещаем, но есть указания, что рука Осириса[52], руководимая светящимся глазом, находится под контролем. Мэр, должно быть, на одиннадцатом небе.

— Я думал, их было семь, — заметил Джимми Маккелл.

— Только не в египетской космографии, Джимми. В Казалисе есть нечто от фараона. «Солдаты, с этих пирамид на вас смотрят сорок столетий...»

— Слова Наполеона?

— Да, в Египте. Казалис действует на полководца как успокоительная микстура. Незаменим для поддержания боевого духа.

— Не спорьте с ним, — усмехнулся инспектор, отрываясь от газеты. — Все равно останетесь в проигрыше... Впрочем, лекарство и впрямь недурное. Вы забросили журналистику, Маккелл? Вчера я не заметил вас среди прочих стервятников.

— Вы имеете в виду дело Ричардсон? — Вид у Джимми был таинственный. — Вчера был День труда — мой день. Я работал как проклятый.

— По службе? — осведомился Эллери. — Или исполняя личное поручение?

— Что-то вроде этого.

— У вас было свидание с Селестой Филлипс?

Джимми рассмеялся:

— И не только вчера. Это было сплошное приятное путешествие во времени. Вы даете необычайно интересные поручения, приятель. Вам следовало бы заведовать отделом репортажа.

— Насколько я понимаю, вы поладили с ней?

— Мы научились терпеть друг друга, — ответил Джимми.

— Она славная девушка, — кивнул инспектор. — Сынок, налей-ка еще кофе.

— Хотите поговорить об этом, Джимми?

— Это становится моей излюбленной темой.

— Ну, тогда выпьем еще по чашечке. — Эллери, улыбаясь, разлил кофе.

— Не знаю, чего вы оба от меня ждете, — сказал Джимми, — но счастлив вам сообщить, что Селеста — девушка исключительных достоинств, а я ведь известен в своих кругах как Иконоборец Маккелл, специализировавшийся на ниспровергании женских идеалов. — Он поставил чашку на стол. — Если шутки в сторону, то я чувствую себя подлецом.

— Подлость — тяжелая профессия, — заметил Эллери. — Не возражаете перечислить по порядку все добродетели особы, порученной вашему вниманию?

— Ну, эта девушка обладает красотой, умом, индивидуальностью, отвагой, честолюбием...

— Честолюбием?

— Селеста хочет вернуться в колледж. Вы ведь знаете, ей пришлось бросить занятия, чтобы заботиться о сестре, когда мать Симоны умерла...

— Мать Симоны? — Эллери нахмурился. — Вы говорите так, будто мать Симоны не являлась матерью Селесты.

— А вы этого не знали?

— Чего именно?

— Что Селеста не дочь миссис Филлипс?

— Вы имеете в виду, что они не были сестрами? — Инспектор звякнул чашкой.

Джимми Маккелл переводил взгляд с одного Квина на другого.

— Мне это чертовски не нравится, — пробормотал он.

— Что, Джимми?

— Будто сами не знаете!

— Но тут нечего знать, — сказал Эллери. — Я просил вас выяснить все, что сможете, о Селесте. Если теперь нам известно что-то новое против нее...

— Против нее?

— Я имею в виду, о ней, значит, вы оправдали мое доверие.

— Может, хватит болтовни, великий сыщик?

— Сядьте, Джимми.

— К чему весь этот крик? — проворчал инспектор. — Дайте мне минутку подумать...

— Хорошо. — Джимми сел. — Но думать тут нечего. Симона приходилась Селесте четвероюродной сестрой или чем-то в этом роде. Родители Селесты погибли от взрыва газовой плиты, когда она была ребенком. Миссис Филлипс была ее единственной родственницей в Нью-Йорке, и она забрала девочку к себе. Вот и вся история. Когда миссис Филлипс умерла, Селеста, естественно, взяла на себя всю заботу о Симоне — они всегда считали друг друга сестрами. Я знаю кучу родных сестер, которые никогда бы не сделали того, что сделала Селеста!

— Откровенно говоря, я тоже, — сказал Эллери, — и не ищите в моих словах скрытый смысл.

— Что-что?

— Продолжайте, Джимми.

— Селеста мечтала получить университетское образование — ее чуть не убило то, что ей пришлось бросить учебу после смерти миссис Филлипс. Малышка прочитала кучу книг — по философии, психологии и тому подобное. Она знает куда больше, чем я, а ведь у меня есть принстонский диплом[53], добытый потом и кровью. Теперь, когда Симоны не стало, Селеста снова может жить своей жизнью и вернуться к занятиям. Она собирается поступить на этой неделе в колледж на Вашингтон-сквер на осенний семестр — хочет изучать английский и философию, получить степень бакалавра, а потом заняться преподаванием.

— Очевидно, ей придется учиться на вечерних курсах?

— Это еще почему?

— Мы пока что живем в условиях экономической конкуренции, Джимми. Или, — весело осведомился Эллери, — вы намерены взять решение этой проблемы в свои руки?