Тайна золотой реки (сборник) - Владимир Афанасьев

– Стареет древнее занятие, – осторожно обронил он, тепло глянув на нахохлившегося Ивана, – молодые люди неохотно становятся оленеводами. А жаль… Оленина – вкусное мясо…

– А сладкое оно оттого, что достаётся трудно. Сейчас вновь стали задумываться, как поднять уровень жизни оленевода, помогают, – возразил Иван, – даже маршруты выпаса вам устанавливают.

– Плохое ты слово сказал – «машрута», – обиделся Рыльтын. – Олешкам, однако, трава нужна, ягель… а «машрута» ему не нужна. От него олешка падал. «Машрута» не стало – олешки хорошие стали. Я на правлении всем сказал, послушали – не стало «машрута». Хорошо делали. Люди учёные приходили в стадо, смотрели, сказали – правильно. – Рыльтын не спеша раскуривал носогрейку и упрямо смотрел на Ивана.

«Вот ведь, – подумал Иван, – много оленей в тундре, однако чтобы прокормить стада, нужна надёжная, на все времена года, кормовая база. Оленеводы знают тундру, как агрономы поле, кочуют… и бережно используют пастбища. Ранней осенью олени набирают упитанность и сохраняют её на всю зиму на ягельных кормах, поэтому-то весной, во время отёла, важенки не теряют веса, не болеют. Отсюда и увеличение поголовья…» Рыльтын неопределённо повёл рукой, будто раздвигал перед Иваном тончайший полог, за которым раскрывалась неоглядная широта долины…

– Вот – олешки жиреют…

Он умолк. Некоторое время сидел неподвижный, сосредоточенный… Затем встал и подошёл к Ивану. И, склонившись над ним, с отеческой дрожью в голосе, тихо, доверчиво вымолвил:

– Это всё твоё, Иван… Оставайся.

– Справлюсь ли? – Не ожидавший такого поворота, растерянно сказал Иван. – Жизнь-то кочевая…

– Сильным будешь, однако, – скупо улыбнулся Рыльтын. – Лена на тебя смотрит…

От последней фразы Рыльтын заметно смутился. Ивану тоже стало неловко. Однако, оставшись один, он смотрел, как свободно и твёрдо шагал старик по долине к стаду… и все в нем было крепкое, надёжное, родное и притягательное.

Вытянувшись на оленьей шкуре у дымящегося костра, Иван укрылся тёплой ровдугой и ещё долго смотрел в небо, подернувшееся по краям тёмной каймой с выступившими под ней бледными немигающими звёздами, и то приятные, то тревожные думы далеко уносили его. Отступило щемящее чувство одиночества, которое давило постоянно. Возможно, потому, что не завёл он здесь, на Чукотке, ни друзей, ни подруг. Ветры да вьюги, дожди да снега… и непролазные, без конца и края колымо-чукотские трассы.

Он отказался вначале от ордера на комнату в новом доме, отдал её молодому водителю, к которому приехала, как говорят на Колыме, с «материка» семья. И теперь вот уже несколько лет не брал отпуск и не ездил на «материк». Вся его жизнь была на колёсах. Кабина – родной дом. От большого заработка он не скупился высылать сестре, помогать дочери… Думал о ней и надеялся, что когда-нибудь она возвратится к нему и они будут счастливы. Теперь же он думал о том, что и Лена будет любить его дочь. Ему даже казалось, что они чем-то напоминают друг друга. Правда, Ивана настораживала и пугала разница в годах. Однако хотелось верить, что Чукотка готовит ему большое человеческое счастье.

Убаюкивающе позванивали ботала. Подзинькивали комариные стайки. И незаметно под шелест высоких трав Иван почувствовал себя легко в этой нетронутой благодати…

Идём на задержание Рассказ

Когда по стене хлёстко ударил выстрел, участковый инспектор милиции Назар Хватов сидел у домашней печки: согревался, перебирая в уме задачи со многими неизвестными по фактам хищений золота из контейнеров прииска «Шахтный». Вломившийся вслед за выстрелом вопль отчаяния встряхнул Назара и вытолкнул наружу. В два прыжка он очутился на соседском крыльце. Проскочил тёмный тамбур. Распахнул дверь и замер на пороге небольшой комнаты, залитой электрическим светом. Напротив входа на тёмно-зелёном фоне задёрнутой на окне шторы, в глубокое казённое кресло был втиснут лысоватый мужчина. Его неопределённая поза, откинутая навзничь безжизненная голова с опалиной у виска, впившиеся в подлокотники окоченевшие пальцы подводили черту…

В убитом Назар признал приискового снабженца Казимира Косова. Его сомнительная репутация и прошлое были известны оперативной службе милиции. Ясно было и другое…

Глядя на раздавленного страхом соседа, у Назара сорвалось сурово:

– Кто его? – И он кивнул тяжёлым подбородком на Косова.

– Пашка Нырок… – вяло, поднимаясь с табурета, выдохнул сосед и, задержав взгляд на Казимире, продолжал горестно: – Земляк он мне. Наведывался иногда… Однако всё мирно было. Нынче пришёл, бросил у двери котомку… Даже словом не успели обмолвиться, как дверь распахнулась… Пашка Нырок прямо с порога по нему вдарил из двустволки. Схватил котомку и утёк.

Сосед обессиленно опустился на табурет и, сжав голову жилистыми ладонями, сокрушённо застонал:

– Что ж теперь будет-то, Назар? Что?..

– Значит, Пашка Нырок? – как бы пропуская слова соседа, нервно ворочая желваками, соображал с чего начать Назар. – Значит, котомку схватил… – как бы для себя уточнял он. – Ладно, сосед, разберёмся! – гвоздил Назар каждое слово. – Сиди и до прибытия прокурорской группы ничего не касайся – так надо!..

Не замечая февральской стужи, Хватов выскочил из дома и, перескочив через изоляционную обшивку тепловой магистрали, пролегающей вдоль проезжей части дороги, идущей от котельной, пробежал сугробные дворы и, скатившись по шлаковой горке, нырнул в котельную. Дежурный истопник не удивился появлению участкового инспектора милиции. Отставив в сторону гранёный стакан с парящим чаем, он пододвинул к краю стола телефон и спросил, испытывающе уставившись на Назара:

– Никак – чрезвычайное?

– Очень даже серьёзное, Нил Нилыч, – едва перевёл дыхание инспектор и выпулил: – Нырок не появлялся?

– Опять что-то натворил? – всплеснул руками старик.

– Почему опять? – насторожился Назар.

– Так его ж уволили из котельни! – вроде как возмутился Нил Нилыч. – Пил, прогуливал…

– Да-да… – закивал Назар, поймав на себе неспокойный и неискренний взгляд истопника.

Однако рассказал о случившемся.

После короткого телефонного разговора с дежурной частью милиции Хватов положил трубку на рычаг и, уставившись острым прищуром на прыгающие язычки пламени в смотровых отверстиях заслонок котла, некоторое время стоял неподвижно – прикидывал…

– Вы, товарищ старший лейтенант, послушайте меня, старого человека, – прервал Назаровы мысли Нил Нилыч, поднимаясь с лавки. – Вы, наверное, знаете Савелия Кепкина из районного управления рыбнадзора? Так вот у него одно время с Пашкой Нырком отношения не сложились. Пашка хищно браконьерничал. Савелий поймал его и повязал. Нырок ощетинился, лицемерить, выворачиваться было стал, на взятку Кепкина подбивал. Не вышло. Савелий мужик жёсткий, честный, от своего не отступится. Пашку под суд подвёл. Мы-то думали, что Нырка определённо в кутузку упекут, да только вывернулся он, как ни странно. Отделался лёгким штрафом. А уж Савелия Егоровича возненавидел люто. Грозился убить. К чему это я говорю? Да потому что Пашка и на Савелия руку поднять может. Теперь ему одна статья. Нырок может скрыться. У него на протоке Ползунихе места скрытные имеются. Вовек не отыщешь. Правда, Савелий Кепкин Пашкины повадки знает. Нырок тихарь. С ним надобно быть начеку…