Темный рыцарь Алкмаара - Алексей Чернов

– Двадцать пять? – Ренард высыпал серебро на стол и стал пересчитывать.

– Двадцать… – откашлявшись, сказал монах и ткнул пальцем в нужную строчку.

Ренард ссыпал двадцать монет назад в мешочек и расписался.

– Доволен? – Монах сопел от злости, будто отдал следопыту свои последние личные сбережения.

– Да что уж там! – махнул рукой следопыт.– Давай сюда твою поэму.

Монах открыл рот, чтобы одернуть наглеца, но ни одной подходящей фразы не нашлось. Посему рот захлопнул, свернул свиток с наставлениями и протянул Ренарду.

Следопыт сунул свиток за пояс. Ну что за дурацкое задание! Тащиться в полуразрушенный Ниинорд, когда огромная армия проклятых собирается в землях Империи неподалеку! Да, лучники и рыцари смело сражаются, но как им устоять против тех, кто не боится смерти и, пав в бою, снова возвращается в армию Бетрезена из Преисподней, получив новое тело?

Но приказ есть приказ, и в Империи,– которая сама, в общем-то, и есть одна сплошная армия, только тем и занятая, что постоянно молится и воюет,– приказы не обсуждают.

Монах закрыл чернильницу, сгреб свитки в кожаный футляр и потрусил из залы. Ренард слегка поклонился – получилось так, что поклонился он спине и заднице этого треклятого монаха. Цесарея даже не заметила ни спора из-за денег, ни ухода казначея.

Монахиня-то она монахиня, но при этом совсем девочка, бледное лицо кажется прозрачным из-за темного убора и парчового платка, плотно обхватившего тонкую шею. И платье на ней длинное, до полу – в таком неудобно сидеть верхом на лошади, и уж тем более карабкаться по каменистой тропе где-нибудь в приграничье. Но монахиням не положено иное платье, хотя все же в дорогу можно и переодеться…

Ренард зачем-то вытащил свиток из-за пояса и вновь пробежал глазами начало инструкции:

«Приказываю отвезти монахиню Цесарею в Ниинорд…»

Ну что ж, раз приказано довезти и оставить в этом самом Ниинорде, будто кинуть в пасть демонам, значит, будет сделано.

Мерзкие нынче наступили времена. Немногие купцы, что вернулись из Алкмаара, доносили, что там бушует эпидемия чумы. Все порты на имперском берегу Горгового моря уже закрыли, и прибывших посадили на карантин. Товары сожгли вместе с одеждой, а корабли окуривали дымом можжевельника и чистили потоками сильнейшей магии. На счастье, чума так и осталась в алкмаарских землях. Да, эту беду пока удалось отвести, а вот что делать с проклятыми – никто, похоже, не ведал. Когда расселась земля, и из адского пламени вылезли огромные демоны, дыша огнем, все будто обезумели от страха. Одни бежали, куда глаза глядят, другие в ужасе преклоняли колена перед проклятыми. Каждому вновь обращенному демоны выжигали пентаграмму на лбу, после чего, потеряв остатки воли, одержимые готовы были без звука умереть по приказу Бетрезена.

Ренарду довелось сражаться с одержимыми – они были плохими вояками, но брали числом, ни минуты не колеблясь, кидались на клинки и копья голой грудью.

«А ведь это все наши, наши»,– гнал Ренард мысль, причиняющую почти физическую боль.

Уничтожив Бетренбург, проклятые двинулись не на столицу Империи, как все ожидали, а на северо-восток. Зачем? Неведомо. Ясно было одно – их гонит туда воля Падшего. И движутся они то ли в земли гномов, то ли эльфов, сжигая при этом города и села Империи. Умники в столице предлагали вообще не оказывать сопротивления – отступить, сберечь армию и поглядеть, что будет. Отдельные следопыты, такие как Ренард, пытались увести беззащитных жителей с пути проклятой армии. Две деревни удалось спасти, три были сожжены дотла.

Ниинорд был захвачен легионами проклятых, разграблен, сожжен, а потом внезапно оставлен армией Бетрезена. Отступавшие разрозненные отряды Империи снова заняли развалины и даже кое-как смогли подреставрировать стены и закрепиться в полуразрушенном городке. В крепость теперь стекались уцелевшие беженцы с близлежащих земель, туда же свозили раненых, а их было много, очень много, и они умирали десятками каждый день. Им в самом деле нужна была монахиня, способная магией излечивать раны. Нелепость и безвыходность всегда соседствуют на войне. Хорошо бы найти такого мага, который сумел бы предусмотреть все ошибки и промахи подчиненных. Но с провидцами дела пока обстоят туго, а потому, потеряв отличную крепость Бетренбург, солдаты Империи должны оборонять ни на что не годный Ниинорд.

– Ты хоть лечить умеешь? – спросил Ренард у девчонки, вновь пряча свиток с приказом за пояс.

– Умею.– Голос ее зазвенел, будто колокольчик.

– У меня тут язва.

Он наклонился, сдернул грязный платок и продемонстрировал серую шею, на которой ближе к правому уху цвел алый фурункул, крошечный гнойный вулкан.

– Сядь, пожалуйста, достойный воин, тебе будет удобнее.– Цесарея указала на деревянное кресло у окна.

Одна створка рамы была открыта, и солнечный свет падал ярким платком на каменный пол, вторая половина оставалась затворенной, и лучи, проникая сквозь зеленые и красные стекла тяжелого свинцового переплета, ложились на пол цветным узором.

Ренард передвинул кресло и сел так, чтобы целиком оказаться в потоке солнечного света. Девушка склонилась над ним. Он ощутил, как ее дыхание слегка щекочет кожу.

– Наклонись, достойный, закрой глаза и не двигайся,– попросила она.

Замерла. Развела руки. Едва слышный шепот прошелестел ропотом свежей листвы.

Он повиновался, свесил голову, замер.

Монахиня взывала к Всевышнему, пусть изольет свою милость в ее раскрытые ладони, пусть наделит силой исцеления. Ну надо же! Беспокоить Всевышнего из-за какого-то фурункула! А впрочем, почему Всевышнего лично? У него там наверняка определенный запас магической милости и в подчинении расторопные ангелы, те самые, что так вовремя подставили Бетрезена – вот они и изливают в ладони монахинь и магов потоки полученной от Всеотца великой силы – надо только, чтобы шепот был достаточно горяч, а о чем попросят, неважно в принципе. Фурункул равен пронзенному сердцу.

А потом мыслей не стало – почудилось Ренарду, что он уже не в мрачной зале укрепленного замка, а на берегу реки в теплый солнечный день, лежит на песке и солнечный лучи согревают кожу…

– Ну, вот и все,– долетел до него голос Цесареи.

Ренард открыл глаза. Девушка стояла чуть поодаль, глядя в пол – на узор красно-зеленых пятен, будто пыталась что-то особенное разглядеть в игре света. Сейчас она показалась Ренарду еще более бледной, чем прежде. В имперских землях монахи каждый год обыскивают крестьянские лачуги да дома обедневших сквайров, ищут младенцев, наделенных магической силой, а отыскав, забирают у родителей, оставив взамен кусок пергамента с благодарственной записью самого Великого инквизитора. Клочок пергамента – вот и все, что остается у родителей вместо ребенка.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});