Дневник 1905-1907 - Михаил Кузмин

Прокопий Степанович так расстроен Лидочкой, что, я думаю, не будет и денег-то доставать.

12_____

Бодрость продолжается; начал новую «Александрийскую песню»; утром был у Чичериных на минутку, т. к. Н<иколай> В<асильевич> в Финляндии, а у Наталии Дмитриевны была m-me Vertu. Парикмахер занимал меня разговорами, очень типичными. Без меня был Гриша и ушел только что передо мной, не дождавшись и даже не дожидаясь меня. Хотя это было условлено, хотя я этого хотел, но мне было жаль, что он меня не дождался. Были в библиотеке, так хорошо заниматься, но у нас все что-то киснут, и даже Сережа. По его рассказам, на митинге внешне было так романтично, что даже почти привлекает и меня. К Варваре Павловне не поехал. Ну ее!

13_____

Сегодня запасали провизию, как на месяц осады{62}. Сережа в восторге от справедливости и законности забастовок, но мне противны всякое насилие и безобразие (другого слова я не могу найти), все равно, со стороны ли полиции или со стороны забастовщиков. Неделанием выражать свой справедливый протест всякий может, но силой мешать отправлению насущнейших функций культурной жизни — варварство и преступление, за безнаказанность которого всецело ответит признавшее будто бы свое бессилие правительство. Кровь! Разве меньше ее пролилось в Японии за фикцию богатства и влияния, за политическую авантюру? Спокойство нужно, хотя бы для этого все должны бы были лежать мертвыми. Варя побоялась идти в школу. Пр<окопий> Ст<епанович>, расстроенный и Лидочкиной болезнью и преувеличивающий опасность, совсем не похож на самого себя. Приходила m-me Андриевич; она какая-то всезнающая, но симпатичная и приличная дама. Вечером был у «современников» и, проезжая туда и назад по Невскому, видел открытыми кофейни и магазины, обычного вида толпы, и только завтра узнаю из газет, что все было заколочено, ходили ватаги хулиганов и т. п. Кстати, я всегда, а теперь и еще больше, чувствую нежность к ним. У «соврем<енников>» все были в сборе, выбрали 9 романсов. У них мелькает безумная мысль, что, при неотделимости моего исполнения от моей музыки, не возможно ли мне выступить и певцом? Сомов в таком восторге от моего романа, что всех ловит на улице, толкуя, что он ничего подобного не читал, и теперь целая группа людей (Л. Андреев, между прочим) желают второе слушанье. [Издавать думают возможным у «Грифа»{63}.]

14_____

Сегодня все считают особенным днем революции, слухи, один другого пронзительнее, передаются. Внешне все довольно обычно, кроме темноты в некоторых частях города и домах, где провода общества «Гелиос»{64}. Написал новую песню, из лучших после долгого перерыва удачных вещей. Нурок взял роман для переписки; надеюсь, что все обойдется без опасности. Меня очень занимает, какая это «группа» людей, желающих слышать «Крылья». Вечером не ходил позировать и отлично сделал, т. к. там был общий митинг вместо университета{65}.

15_____

Сегодня, по-видимому, то же на улицах, но мне все казались чутче и тревожнее настроенными. И серое небо, и темнота вечером, патрули, заколоченные лавки — все будило воображение.

Политические слухи один другого страннее. Чичерины трепещут. Был у них, потом взял билет на старинную музыку, вечером ходили в библиотеку. Александрия опять меня затягивает, но не «Гармахис». У Н<иколая> В<асильевича> играли trio Регера — недурно, свежо, но на стену лезть не из-за чего.

16_____

Все то же самое; собирался много сделать, но весь вечер проиграл в карты, за что и злюсь на самого себя. Гриши не было. Играли «Сервилию»{66}, и атмосфера Рима меня привлекла еще больше. Но потерянный день сегодня — простая случайность. Завтра день Луны; 17-е может быть началом{67}. Просматривал намеченные сцены из «Возвращения Филострата», они очень интересны и пестры, это Антиной и Рим, не считая Диониса, Зевса, 3 ближайшие драматические темы.

17_____

Никуда не выходя сегодня, я написал 3 главы романа. Я читаю Querlon: «Les amours de Clitophon», мило, местами ярко, тоньше, м<ожет> б<ыть>, Louӱs{68}, но достаточно внешне и французисто. Был Иванов, вечером наши были у Крапивиных, все трепещут, киснут, и даже как-то неловко так противоречить общему настроению. Скорей бы шли дороги, чтобы отправить вещи Большакову и получить от Юши письма; очень боюсь, что в среду концерт не состоится. Как жаль, что дневник 94<-го> года уничтожен.

18_____

Сегодня объявлена конституция; на улицах небывалый вид, незнакомые заговаривают, вокруг каждого говорящего собираются кучки слушателей, красные гвоздики, кашнэ, галстухи имеют вид намеренности{69}. У Думы говорили революционеры с красным знаменем, которое потом убрали, кучка единомышленников аплодировала заранее ораторам, которые толковали, что весь манифест — обман. Когда кричали: «долой красную ленту» и «долой ораторов», я тоже кричал «долой», помимо воли и рассуждения, т. е. наиболее искренне. Об этом у нас с Сережей вышли большие споры, и он упрекал меня в некультурности. Я невольно вспоминал слова мамы о Сереже и, может быть, теперь соглашаюсь с ними, но что он прямо часто сочиняет, притом обвиняя меня в этом же, — это одна из вещей, которые меня наиболее сердят. Речи ораторов, гуляющие, глазеющие дамы, пошлость и общедоступность либерализма делают то, что с тоской и какой-то противоестественной жаждой думаешь о Б. Никольском, «Русском Собрании»{70}, именно теперь, когда они со своею, м<ожет> б<ыть>, не меньшею пошлостью (но меньшею популярностью) затоплены торжествующей болтовней. Даже «современники» говорят о политике; где те эстеты, те хотя бы медные лбы, хотя бы гвардейцы, тупо прожигающие жизнь, которые бы не говорили о митингах и всеобщем голосовании? О, Сомов, погруженный в своих дам 30-х годов, начетчики, находящие события современности в Апокалипсисе, неужели и вы говорите? Где они, блаженные молчальники? Когда казаки (или гусары?) скакали на белых конях во весь опор, молодой рабочий сказал «опричники», и могли он лучше похвалить то, что красиво и сильно? Их песня спета, но ненавижу я тех, <кто> ногой пихает побежденных, и здание, покинутое всеми, мне делается милым, и куда все чистые и аскеты, шарлатаны и чумазые, болтуны и нахалы плюют, мне делается потому уже священным. Ненависть к популярному, к «для всех» и к болтовне пошлейшей меня снедает. Мне очень жаль, что мы с Сережей расходимся, но поделать я тут ничего не могу, кроме того как избегать возможности разговоров.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});