Великая судьба - Сономын Удвал

Наступил первый месяц лета. Однажды из столицы прискакал гонец с письмом Га-гуну. Вот что было в этом письме: «Милосердный властелин наш и покровитель, великий жанжин и тушэ-гун! Ваши недостойные рабы желают Вам бесконечного благоденствия и, смиренно моля о прощении, припадают к стопам Вашим. Молодая госпожа наша Гунчинхорло занемогла, и мы очень тревожимся за нее. В начале осени она должна родить. Старые ведьмы Дума и Долгор утверждают, что грех лежит на Вашем, высокоблагородный нойон, работнике Того. Сама же Гунчинхорло говорит, что соблазнил ее какой-то знатный господин, проникший на подворье. Но имени его она не назвала. Мы же, недостойные рабы Ваши, знаем, что через ограду к нам сможет перелететь разве что птица, да и ту мы заметим и прогоним тотчас же. Нижайше просим высокородного жанжина и тушэ-хуна смилостивиться и снизойти к мольбам нашим о прощении. Пусть на многие годы будут благословенны дни Ваши и неисчислимы благодеяния и милости Ваши».

Прочитав первую половину письма, Га-нойон вздрогнул и в изумлении остановился, потом его охватила ярость. Хатан, не зная, в чем дело, обратилась к мужу:

— Тебе нездоровится? Хочешь, я подам бульону?

Нойон даже не удостоил ее ответа. Она поняла, что это письмо, полученное из столицы, взволновало мужа, и, когда нойон вышел, она позвала Максаржава и заставила его прочесть послание. Тот прочел, и его охватила тревога. Что теперь будет с Того?

Нойон не знал, как ему поступить. Если отдать девушку за Того, сплетни и толки об этой позорной истории будут преследовать его всю жизнь. Оставить все как есть тоже нельзя — сочтут еще ребенка батрака наследником нойона. А носему Га-гун решил: отправить распутницу домой, к отцу. Он отдал распоряжение: выдать ей коня, а для сопровождения подыскать попутчика из ее нутука Все его подарки он велел отобрать, выдать ей только дэли и еще кое-что из одежды. Нойон предупредил: если кто-нибудь из прислуги посмеет присвоить себе какие-либо вещи Гунчинхорло, ему несдобровать. С этим приказом князь направил гонца в столицу.

Максаржав искал случая поговорить с Того. Вечером, покончив с ужином, он обратился к другу:

— Давай-ка, Бого, я сгоняю с тобой в табун, помогу тебе немного. Ты еще не был там?

— Не возражаю. Поедем, коли охота. — Того подтянул пояс и вместе с Максаржавом вышел из юрты.

Максаржав долго не решался начать разговор. Ему очень хотелось помочь другу, но он не знал, как это сделать. Сходить попросить за него нойона? Пожалуй, из этого ничего не выйдет. Может, дать ему денег, одежду и коня, пусть уезжает отсюда подальше? А вдруг Того не виноват? Тогда зачем ему куда-то уезжать? Ясно одно: что бы там ни было, нойон его при себе не-оставит. Что же тогда его ждет? Все-таки, видно, он тут не без греха. Недаром был словно не в себе, когда они возвращались из столицы.

— Бого! Младшая хатан нойона собирается вроде рожать, — с деланным безразличием сказал Максаржав. Было совсем темно, Максаржав не видел лица друга и не мог понять, как он принял эту новость.

— Кто тебе сказал об этом?

— Учителю привезли письмо из столицы.

— Ну и как он? Что собирается делать?

— Учитель, конечно, вышел из себя и приказал срочно отправить Гунчинхорло к отцу.

Того ничего не сказал, только насупился еще больше. «Эх,, опоздал я! Что же теперь будет! Надо немедленно ехать к ней, а то плохо ей придется. Сейчас же поеду!»

— Ма-гун, а что говорит обо всем этом нойон? — спросил он.

— Говорю тебе, он прямо взбеленился.

— А не говорил, что оторвет мне голову?

Максаржав понял, что Того виноват.

— Чему быть, того не миновать, дорогой Бого. Я очень за тебя беспокоюсь, потому и решил поговорить с тобой об этом.

— Ладно, дружище, возвращайся домой. Я сам поеду к табуну, мне нужно поразмыслить обо всем этом. Поезжай. А я со-своим конягой поделюсь бедой.

Максаржав уже повернул было коня, но вдруг остановился..

— Бого, я тоже подумаю, чем помочь тебе.

— Спасибо, малыш! — И Того исчез в темноте.

Худая молва бежит, словно добрый скакун. Весть о том, что молодая хатан забеременела и что виновником является батрак Того, вскоре дошла и до ушей Очир-бээса.

В поисках выхода из создавшегося положения Того набрался храбрости и попросил Максаржава рассказать нойону все, как было, и уговорить его отпустить Того из хошуна. Максаржав согласился поговорить с учителем.

Но, как назло, Га-нойон в последнее время редко бывал дома: то был занят в хошунном управлении, то ездил на богомолье, то навещал чин-вана с дарами, то занимался разбирательством тяжб. А у Максаржава было полно своих дел — перекочевка и связанные с нею хлопоты. И все же однажды, выбрав дождливый день в начале первого летнего месяца, Максаржав, творя про себя молитву: «Пусть сбудется желание Бого, пусть нойон простит его грех!» — вошел в юрту нойона. У Га-гуна был такой вид, будто он решил замолить все грехи свои, — столько благочестия было в его облике.

— Ты что, сын мой? — Нойон поднял голову и пристально посмотрел на Максаржава. — Со скотом все в порядке, потерь нет?

— Скот весь в целости, учитель. У меня к вам нижайшая просьба: отпустите Того, он хочет уехать в столицу.

— Что это он там забыл?

— Я не знаю, учитель.

«Ты-то, может, и не знаешь, глупая твоя-голова», — подумал нойон. И вдруг сорвался на крик:

— Совсем распустился твой Того! Пусть убирается, да поскорее! Передай этому негодяю, чтоб духу его не было в наших краях, пока я жив!

Узнав об этом разговоре Максаржава с князем, Того повеселел и стал собираться в дорогу. Максаржав дал ему бычка-двух-летку. Того выпросил у кого-то старую телегу и починил ее. И вот он сел на единственного своего коня, в телегу запряг бычка и положил в нее два небольших сундучка с нехитрым имуществом — оставшиеся еще от отца старинная серебряная пиала да огниво, несколько янчанов[Янчан — так называемый «китайский доллар», денежная единица, имевшая хождение в старой Монголии.], заработанных заготовкой дров, кое-какая одежонка да запас провизии, собранной ему в дорогу соседями.

Максаржав поехал проводить друга.

— Слушай, дружище, ты вот все занимаешься простой аратской работой, а ученье свое как будто совсем забросил. Взрослым стал. Можешь уже и подушку разделить с Цэвэгмид да детей наживать. Раныне-то я тебя остерегал, считал, что ты еще не возмужал... Хотел я повидаться с нойоном на прощанье, да не осмелился. Передай ему от меня большое спасибо за оказанную милость. Видно, добрый он все же человек, что так просто отпустил меня. Эх, были бы у меня родители да братья с сестрами, все легче пускаться в дорогу. Если когда-нибудь будет у меня своя семья да юрта, хоть на краю земли, — я тебе дам знать. И мы всегда будем рады видеть тебя. Запомни это, Максаржав.

— Конечно, я навещу вас. Пусть у вас будет все хорошо! В дороге будь осмотрителен, не то потеряешь единственного коня.

— Ничего! Кто на меня позарится? С меня и взять-то нечего! А ты давай возвращайся. Проводил, и довольно.

Они спешились, закурили. Посидели молча. Но вот Того встал.

— Дай-ка я тебя поцелую на прощанье. Живите счастливо! — Он вскочил на коня и скоро скрылся из глаз.

Вскоре Того добрался до перевала и положил камешек в обо[Обо — груда камней на перевале, посвященная духу горы. Путники, чтобы задобрить духа, клали в обо камень, оставляли монетку, цветную ленточку и т. п.]. Потом опустился на колени, поклонился на все четыре стороны и стал читать молитву. Он молился о том, чтобы путь в столицу был для него счастливым. Когда он спустился с перевала, начало смеркаться. Того решил переночевать на опушке леса, а утром ехать дальше — надо было переправиться через видневшуюся невдалеке речку. Едва он скрылся в зарослях, свернув с дороги, как послышался конский топот и Того окружили несколько всадников.

— Вот ты где решил спрятаться, подлый ворюга! Натворил дел, а теперь в кусты!

Не успел Того опомниться, как на голову ему опустилась тяжелая дубина. Он упал. Сначала Того еще чувствовал удары, потом потерял сознание.

— Кажется, готов! — сказал кто-то. И всадники ускакали.

Когда он пришел в себя, был уже день. Коня и повозки на месте не было. Пропал и бычок. Того попытался подняться, но не было сил. Напрасно он считал нойона добрым человеком — злобным и мстительным оказался «милостивый Га-гун»!

«Кто же были эти люди? — думал Того. — Что-то я не узнал никого по голосу. Вот и добрался я до столицы... Придется подыхать здесь. Пожива для комаров да мух». Он попытался ползти, но не смог.

* * *

Приближался надом. Га-гуп надумал съездить в столицу и на этот раз решил взять с собой жену. В ставке нойона начались поспешные приготовления. Хатан знала, что в столице надо показаться во всем великолепии. Ведь придется появляться на людях, посещать молебны. Со всего хошуна были созваны мастера-умельцы, которые срочно готовили украшения для госпожи — подвески, серьги, браслеты. Рукодельницы шили наряды. Срочно обновлялись и украшались носилки-паланкин, парадные повозки, бунчуки и гербы. Была еще одна забота — отбор лучших скакунов, метких стрелков из лука и сильнейших борцов для состязаний на надоме. Приготовления длились почти весь год.