Марк - Автор Неизвестен

И тем не менее Звана Трейк не отрывала от тела Петра напряженного взгляда, усиленно массируя свои соски и сладострастно причмокивая.

Капитан Глорвилт оторвался от изучения фонографии капитана «Лоуфула» и потянулся. Неисповедимы пути Господни — вот и их с Дерни дороги разошлись кардинально, чтобы вновь встретиться. Наверное, он был не прав тогда — но чего ворошить прошлое. Правда, если они встретятся снова…

В кабинет вошел Бен Дереви, преданный и старейший его помощник и друг, вместе ступивший с Глорвилтом на опасную тропу вольной жизни.

— Когда приблизимся к «Лоуфулу» настолько, что сможем взять в поле? спросил он у Бена.

— Через часов сорок-сорок пять, — моментально ответил его правая рука.

— Та-ак…. - задумчиво произнес Глорвилт. — Значит через четверо суток мы должны ступить на борт «Лоуфула». Ты уверен, что груз на борту?

— Да, капитан. Наши ребята основательно поработали с их техником в темпском госпитале. Данные стопроцентные. Осечки быть не может…

Марк стоял под душем, подставляя лицо ледяным упругим струям. Он был счастлив. Ибо сегодняшний день привнес в его жизнь то, чего он был по глупости своей дотоле лишен. И сейчас придет Ларса Твин — женщина, достойная мечты. Придет не к мальчику, но к мужу. У которого кроме бугров мышц, есть пусть маленький, но опыт, и большое желание. И главное, в отличие от Петра, возможности. Хотя Петра, конечно, жалко…

Ларса Твин шла по еле освещенному коридору звездолета, в роскошном вечернем платье, тщательно вымытая, искусно подкрашенная и талантливо причесанная. В руке она несла бутылку «Шампанского». Марк должен по достоинству это оценить — «Шампанское» один из многочисленных символов Земли, которую Марк так обожает. «Шампанское» запрещено изготавливать и продавать везде, кроме как на самой Земле. И эту бутылку Ларса берегла семь лет (правда, из двадцати пяти это еще только предпоследняя). Что же в этом мальчике такого, что многоопытное сердце Ларсы бешено колотиться от ожидания свидания? Ведь такие ночи стали давно для нее обыденностью. Но в этот раз…

Она еще не знала, что сегодняшняя ночь будет для нее лучшей в жизни. Но надеялась на это.

3

— Нет, святой отец, мне больше не надо, — Марк закрыл своей могучей дланью хрупкое жерло хрустальной (наверное) стопочки.

Капеллан обиделся.

— Что значит не надо? — забасил священник. — Я тебя что, спаиваю, что ли? — («Разве это пить?» — подумал святой отец.) — Я исповедова-ик-аю тебя, заблудший овен мой!!! На чем мы остановились? На этой белобрысой стерве? — капеллан попытался поймать вилочкой ускользающий по тарелке блестящий маленький грибок.

— Почему это стерва?! — поразился Марк. — И о ком это вы? Совершенно неосознанно он поднял стопку, едва закрашенную кагором и чокнулся.

— Стерва и есть стерва, — парировал святой отец, как будто читал проповедь с амвона.

— Нет, та-ак нельзя. — Марк хотел взять последний кусочек стерилизованного анчоуса, но воспитание не позволило и он воздержался.

Капеллан был стар, но выглядел пышущим здоровьем, неутомимым забулдыгой. Они сидели в его кабинете, что позади комнаты священных церемоний. Три четверти часа назад капеллан отслужил вечернюю воскресную мессу, Марк подошел к нему по своему личному делу и капеллан затащил его сюда. Марк сам не был верующим, хотя причислял себя к католикам-гуманистам (он верил во Всепобеждающий Разум Земли), но ко всем религиям относился с уважением. И разглядывая сейчас довольного священника, после выпитой стопки активно накладывающего в тарелку их салатницы аппетитного вида оливье, он подумал, что зря, наверное, вообще пришел сюда. Марк отчаянно, залпом опрокинул в себя обжигающую жидкость.

Пока он морщился и закусывал, капеллан успел налить еще по одной.

Марк собрался с силами, вздохнул и выпалил:

— Я и Ларса Твин хотим, чтобы вы нас обвенчали. — Он перевел дыхание и добавил: — И как можно скорее.

Святой отец отложил вилку, вытер салфеткой губы и посмотрел на Марка. Во взгляде его не было удивления, скорее такое отечески-опытное, с высоты прожитых лет среди звезд, осуждение: «Эх, несмышленая, вечно торопящаяся молодость…»

— Так. Это серьезно, — сказал он и отставил стопку. — И чья это инициатива, твоя или этой… или твоей избранницы?

Марк смутился.

— Ну, вообще… наша. Но к вам я сам пришел: решили — так решили, чего тянуть!

— Что ко мне сам пришел — это я понимаю, она-то бы этого никогда не предложила.

Марк вдруг отчетливо представил Ларсу и капеллана в постели — и замотал головой, отгоняя неприятное видение. Ларса тоже отзывалась о святом отце без должной почтительности. Может, он просто домогался ее и она ему отказала, вот он и ненавидит Ларсу? Марк вспомнил о пресловутом графике исповедей, о котором как-то обмолвилась Ларса. Он не удержался и спросил:

— А Ларсу вы тоже… исповедовали?

Священник недоумевающе посмотрел на него. Потом неожиданно расхохотался — громко до неприличия — и потянулся к графину.

— Я никогда ничего не делаю против чьей-либо воли, — сказал он, разливая розоватую влагу по стопочкам. — А если тебя интересует — спал ли я с твоей нынешней избранницей… Я боевой офицер, я должен поддерживать боевой дух на корабле. Высший офицерский состав в этом не нуждается. К тому же, — добавил он, поднимая стопочку, — Inter caecos regnat luscus конкурентов мне здесь обычно нет. А мне и так хватает на этом корабле, я уже стар. Я довольствуюсь малым. Мое призвание — утешать нуждающихся. — Он смотрел в дальний угол ярко освещенного маленького, уютного помещения и слегка барабанил пальцами по столу, покрытому изысканной желтой скатертью. — Да, утешать нуждающихся, в чем бы это не выражалось. А не навязывать что-либо кому-либо. Будь то мои убеждения, будь то моя любовь… На этом корабле представители восьми религиозных конфессий, и по-человечески заповеди как минимум двух из них для меня неприемлемы. Но я ни жестом, ни движением лицевого мускула не выдам этого, ибо уважаю чужие убеждения. «Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены…» Если бы я не чувствовал, что тебе сейчас необходим мужской разговор, наше общение ограничилось бы пятью минутами. Прозит. — Капеллан поднял стопку.

Марк чокнулся, но выпить не спешил.

— Не судите, и не будете судимы… — задумчиво повторил он. — Почему же вы называете Ларсу «белобрысой стервой»?

— Если бы она пришла ко мне, — размеренно, отчетливо выговаривая слова сказал священник, — я бы подобрал необходимые ей в этот момент слова, подобрал бы подобающую интонацию голоса и участливое выражение глаз — это моя профессия. Даже больше — моя жизнь. Я бы ни намеком не выдал бы своего отношения к ней — хотя, наверное она об этом прекрасно осведомлена… полагаю я. — Капеллан вздохнул и пронзительным взглядом одарив Марка, прямо спросил. — Зачем тебе все это надо, юноша? Затем тебе эта женитьба?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});