Вермудский четырехугольник, или Возвращение Редькина - Леонид Треер

— В этом чемоданчике все мои запасы, — ответил Дафникус. — Но как только они получат пищу, то сразу же начнут размножаться с большой скоростью. Мы сможем получить любое количество бактерий.

— Если ваши чистильщики так прожорливы, — пропищал сухонький старичок, — то не столкнемся ли мы с новой опаснотью? Не примутся ли они глотать наши заводы, когда им станет мало отходов?

— Это исключено, — ответил ученый — Бактерии способны питаться лишь частицами вещества. Кроме того, в случае необходимости мы можем их без труда уничтожить.

Вопросы сыпались один за другим. Тараканыч не сводил глаз с заветного чемоданчика и, волнуясь, повторял: «Шаша! Почему не гасите свет?! Не могу работать…»

Обсуждение подходило к концу. Всем было ясно, что выдающееся открытие надо немедленно использовать для спасения планеты. Председательствующий уже поднялся, чтобы произнести заключительное слово, как вдруг из первого ряда выскочил ученый Арифметикс, он же Тараканыч, и громко крикнул:

— Глупости!

В Зале стало тихо.

— Вы хотите что-то сказать? — удивленно спросил председательствующий.

Тараканыч, не отвечая, прошел на сцену и заявил, взмахнув рукой:

— Все эти бактерии — чушь и ерунда! От них одни болезни и никакой пользы!

Аудитория недоуменно загудела.

— Куда ведет нас этот лжеученый?! — распаляясь, продолжал Тараканыч, указывая на Дафникуса. — Он ведет нас к новым трагедиям! Мы не дети, профессор! Мы ученые мужи, и не втирайте нам очки!

— Прошу без оскорблений! — сказал Дафникус, не понимая, в чем его обвиняет этот странный незнакомец.

— Я еще не оскорблял, — холодно глянув на Дафникуса, произнес Тараканыч. — Перехожу к сути. Допустим, мы посадим бактерию в трубу. Вы что же думаете, что она там будет сидеть и нюхать всякую гадость? Ошибаетесь, коллеги! Вон тот старик был прав. Тварь спустится на территорию завода и будет грызть металл, кусать работников — словом, чинить безобразия. Разве мало нам хлопот с непутяками? Нет, профессор, народу Ха-мизона ваши чистильщики не нужны!

В Зале раздались негодующие возгласы «Кто он?», «Лишить его слова!», «Прекратите!»

— Ваше время истекает, — предупредил председательствующий.

— Заканчиваю! — Тараканыч бросил быстрый взгляд на чемоданчик, стоявший в нескольких метрах от него. — Коллеги!

У меня другое мнение. Не надо чистить атмосферу. Хватит болтать про загубленную природу! Пусть все идет как идет!

Возможности организма неисчерпаемы. Мы приспособимся к любой грязи. Сегодня мы кашляем и задыхаемся, а завтра нас будет тошнить от чистого воздуха. Я верю, что народ Ха-мизона выживет! А все эти бактерии…

Внезапно погас свет. В Зале стало темно. Ученые заволновались. Кто-то побежал выяснять, в чем дело.

Председательствующий призвал всех оставаться на местах и соблюдать спокойствие.

Света не было минут десять, затем вновь ярко вспыхнули лампы.

— Мой чемоданчик! — пронзительно закричал Дафникус. — Где мой чемоданчик?!

На сцене не было ни чемоданчика с пробирками, ни Тараканыча.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,

в которой рушится карьера Тараканыча

Да, читатель, в то самое время, когда человечество беззаботно ело пломбир, спешило на стадионы, купалось, смотрело кино — словом, было занято обычными земными делами, в это самое время наш герой сидел в клетке, ожидая казни. Больше всего угнетало Колю собственное бессилие. Он был человеком действия, а такие натуры тяжелей других переносят неволю. Он готов был грызть зубами окружающие трубы, если бы это могло помочь.

«Абсолютно безнадежных ситуаций не бывает!» — вспомнил Редькин папины слова. Он и сам раньше так думал. Но сейчас, первый раз в жизни, Коля усомнился в справедливости этих слов.

А рядом страдал Сид, совершенно павший духом. Кроме страха, Укротителя вареников теперь мучил голод, и он метался по клетке, прося есть. В редкие минуты затишья Сид вспоминал вслух, как целую неделю он питался жареным Кибонгом.

— Какая ужасная была внешность! — Он мечтательно вздыхал. — И какое нежное мясо…

Слезы, крупные, как ягоды крыжовника, ползли по его щекам.

«Иметь бы хоть какой-нибудь напильник, — с горечью думал Редькин. — А ведь на рынке, куда Мебиус нас водил, что угодно было… За чужими мыслями погнался! — ругал себя Коля. — Лучше бы ключ взял, который ко всем замкам подходит…»

Мысли завертелись вокруг ключа Тараканыча, но в этот момент на площадь с ревом опустились циклолеты. На одном из них прибыл белобородый старец с двумя крыльями за спиной и чемоданчиком в руке. Он слез с циклолета, подошел к клетке с пленниками, сорвал с лица бороду, сдернул крылья и спросил:

— Тоскуете, чилдрены?

Редькин оторопел. Это был злой волшебник.

— А у меня очередной успех! — похвастался Тараканыч, подняв чемоданчик повыше. — Теперь ха-мизонцам крышка! — И он величественно зашагал во Дворец.

Ему навстречу уже спешил Шаша Бесподобный.

— Не подвел? — взволнованно крикнул король.

— Живи и наслаждайся, химичество, — фамильярно ответил заместитель. — Вот тебе в подарок гнусные бактерии!

Тараканыч открыл чемоданчик, и изумпенный король увидел множество пробирок.

— Но они пусты! — воскликнул Шаша Бесподобный.

Чародей усмехнулся.

— Эх, Шаша, — сказал он, качая головой. — Учиться тебе надо, хотя бы восемь классов… Тебе бы цены не было.

И Тараканыч обстоятельно рассказал королю все, что узнал об открытии Дафникуса. Коля видел, как Шаша Бесподобный обнял чародея, как он бережно взял в руки чемоданчик, а потом приказал собрать непутяков.

Вскоре площадь перед Дворцом была запружена многотысячной толпой непутяков.

— Ша! — крикнул Тараканыч, и стало тихо.

— Великий народ Мусорных гор! — начал свою речь король. — Еще вчера нам угрожала страшная опасность. Ха-мизонцы, эти жалкие хлипаки, решили очистить нашу замечательную атмосферу, чтобы мы задохнулись. Они приготовили бактерии, которые должны были делать это черное дело. Но ха-мизонцы просчитались. Операция, которой руководил лично я, закончилась полным успехом! Бактерии в наших руках!

Он поднял чемоданчик над головой, и оглушительное «Нущяк!» прокатилось по площади.

— Да, сегодня у нас праздник, — продолжал Шаша Бесподобный, — но успокаиваться рано. Ха-мизонцы, цепляясь за жизнь, постараются вывести новые бактерии. Мы должны помешать им. Прежде всего мы уничтожим самого опасного ха-мизонца по имени Дафникус. И сделать это нужно как можно скорей! С завтрашнего дня специальные отряды начнут охоту на этого мерзкого ученого. Будущее принадлежит нам!

И вновь орали восторженно непутяки, и вновь король размахивал кулаками, крича и беснуясь, пока не обессилел.

А потом площадь опустела. Лишь в клетке сидели Редькин и Сид, которые слышали речь Шаши Бесподобного.

— Страшное дело готовится, — сказал Коля. — Они ведь действительно уничтожат этого ученого…

— Да наплевать мне на их дела! — Джейрано застонал. — Жалеть надо нас, Ник, двух гибнущих молодых землян. Какая нам разница, кто уцелеет: ха-мизонцы или непутяки. Мне безразличны и те и другие…

— Нет, Сид, — сказал Редькин, — лично я на стороне ха-мизонцев. Они мне ближе. Конечно, они сами виноваты в своих бедах, но теперь пытаются исправить ошибки. Представьте, что на Земле случилась бы такая история…

— Я ничего не могу представить! — зло закричал Джейрано. — Я голоден! Понимаете?! Го-ло-ден! Я не могу думать ни о чем, кроме еды! Я схожу с ума, а вы лезете ко мне со всякой ерундой…

Коля ничего не ответил. Ему было искренне жаль страдающего друга, но помочь Сиду было нечем.

Ближе к вечеру у клетки остановились Шаша Бесподобный и его заместитель.

— Что, пузанок? — Тараканыч хихикнул. — Небось проголодался?

Сид заскрежетап зубами, но промолчал.

— Огласи приговор! — приказал король.

Чародей кивнул, выдержал паузу и сказал:

— Мы тут с Шашей подумали, посоветовались и назначили вам замечательную казнь. — Он многозначительно посмотрел на Редькина. У Коли по животу и коленям пополз холодный страх. — Завтра в полночь ты, пузанок, публично съешь своего рыжего друга! Слопаешь парнишку — останешься в живых. Не слопаешь — бросим в соляную кислоту. Обоих!

— Нет! — в ужасе закричал Сид, бросившись всем телом на трубы. — Так нельзя! Вы же не звери! Слышите?! Я отказываюсь от этой казни!

— Смотри, химичество, как наш толстячок разволновался, — Тараканыч усмехнулся. — Он, видите ли, благородный… Ему, видите ли, нельзя съесть товарища… Ну ничего, поголодаешь еще сутки, а там кого угодно проглотишь!

— Вот твоя пища! — сказал король, указывая на Редькина. — Завтра в полночь приговор будет приведен в исполнение!