Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот теперь всё более и более нам яснеет замысел: значит, так нужен этот канал Сталину и стране, что – ни копейки валюты. Пусть единовременно работает у вас сто тысяч заключённых – какой капитал ещё ценней? И в двадцать месяцев отдайте канал! ни дня отсрочки.
Вот тут и рассвирепеешь на инженеров-вредителей. Инженеры говорят: будем делать бетонные сооружения. Отвечают чекисты: некогда. Инженеры говорят: нужно много железа. Чекисты: замените деревом! Инженеры говорят: нужны тракторы, краны, строительные машины! Чекисты: ничего этого не будет, ни копейки валюты, делайте всё руками!
Книга называет это: «дерзкая чекистская формулировка технического задания»[69]. То есть рапопортовский косинус… (Кстати, в разных тиражах «Беломора» этот косинус – разный.)
Так торопимся, что для северного этого проекта привозим ташкентцев, гидротехников и ирригаторов Средней Азии (как раз удачно их посадили). Из них создаётся на Фуркасовском переулке (позади Большой Лубянки) Особое (опять «особое», любимое слово!) конструкторское бюро[70]. (Впрочем, чекист Иванченко спрашивает инженера Журина: «А зачем проектировать, когда есть проект Волго-Дона? По нему и стройте».)
Так торопимся, что они начинают делать проект ещё прежде изысканий на местности! Само собой, мчим в Карелию изыскательные партии. Ни один конструктор не имеет права выйти за пределы бюро, ни тем более в Карелию (бдительность). Поэтому идёт облёт телеграммами: а какая там отметка? а какой там грунт?
Так торопимся, что эшелоны зэков прибывают и прибывают на будущую трассу, а там ещё нет ни бараков, ни снабжения, ни инструментов, ни точного плана – что же надо делать? Нет бараков – зато есть ранняя северная осень. Нет инструментов – зато идёт первый месяц из двадцати. (Плюс несколько тухтяных месяцев оргпериода, нигде не записанных.)
Так торопимся, что приехавшие наконец на трассу инженеры не имеют ватмана, линеек, кнопок (!) и даже света в рабочем бараке. Они работают при коптилках, это похоже на Гражданскую войну! – упиваются наши авторы.
Весёлым тоном записных забавников они рассказывают нам: женщины приехали в шёлковых платьях, а тут получают тачки! И «кто только не встречается друг с другом в Тунгуде: былые студенты, эсперантисты, соратники по белым отрядам!» Соратники по белым отрядам давно уже встретились друг с другом на Соловках (или ещё раньше потоплены и стоят на дне Белого, Каспийского морей), а вот что эсперантисты и студенты тоже получают беломорские тачки, за эту информацию спасибо авторам. Почти давясь от смеха, рассказывают они нам: везут из красноводских лагерей, из Сталинабада, из Самарканда туркменов и таджиков в бухарских халатах, чалмах – а тут карельские морозы! то-то неожиданность для басмачей! Тут норма – два кубометра гранитной скалы разбить и вывезти на сто метров тачкой! А сыпят снега и всё заваливают, тачки кувыркаются с трапов в снег. Ну, вот так примерно.
Но пусть говорят авторы: по мокрым доскам тачка вихляла, опрокидывалась, «человек с такой тачкой был похож на лошадь в оглоблях» (с. 112, 113); даже не скальным, а просто мёрзлым грунтом «тачка нагружается час». Или более общая картинка: «В уродливой впадине, запорошенной снегом, было полно людей и камней. Люди бродили, спотыкаясь о камни. По двое, по трое, они нагибались и, обхватив валун, пытались приподнять его. Валун не шевелился. Тогда звали четвертого, пятого…» Но тут на помощь приходит техника нашего славного века: «валуны из котлована вытягивают сетью» – а сеть тянется канатом, а канат – «барабаном, крутимым лошадью»! Или вот другой приём – деревянные журавли для подъёма камней. Или вот ещё – из первых механизмов Беломорстроя – пять веков назад, пятнадцать назад?
И это вам – вредители? Да это гениальные инженеры! – из Двадцатого века их бросили в пещерный – и, смотрите, они справились!
Основной транспорт Беломорстроя? – грабарки, узнаём мы из книги. А ещё есть беломорские форды! Это вот что такое: тяжёлые деревянные площадки, положенные на четыре круглых деревянных обрубка (катка) – две лошади тащат такой «форд» и отвозят камни. А тачку возят вдвоём – на подъёмах её подхватывает крючник. А как валить деревья, если нет ни пил, ни топоров? И это может наша смекалка: обвязывают деревья веревками и в разные стороны попеременно бригады тянут – расшатывают деревья! Всё может наша смекалка! – а почему? А потому что канал строится по инициативе и заданию товарища Сталина! – написано в газетах и повторяют по радио каждый день.
Представить такое поле боя, и на нём «в длинных серо-пепельных шинелях или кожаных куртках» – чекисты. Их всего 37 человек на сто тысяч заключённых, но их все любят, и эта любовь движет карельскими валунами. Вот остановились они, показал товарищ Френкель рукой, чмокнул губами товарищ Фирин, ничего не сказал товарищ Успенский (отцеубийца? соловецкий палач?) – и судьбы тысяч людей решены на сегодняшнюю морозную ночь или на весь этот полярный месяц.
В том-то и величие этой постройки, что она совершается без современной техники и без всяких поставок от страны. «Это не темпы ущербного европейско-американского капитализма. Это – социалистические темпы!» – гордятся авторы (с. 356). (В 60-е годы мы знаем, что это называется Большой Скачок.) Вся книга славит именно отсталость техники и кустарничество. Кранов нет? Будут свои! – и делаются «деррики» – краны из дерева, и только трущиеся металлические части к ним отливают сами. «Своя индустрия на канале!» – ликуют наши авторы. И тачечные колёса тоже отливают из самодельной вагранки.
Так спешно нужен был стране канал, что не нашлось для строительства тачечных колёс! Для заводов Ленинграда это был бы непосильный заказ!
Нет, несправедливо – эту дичайшую стройку Двадцатого века, материковый канал, построенный «от тачки и кайла», – несправедливо было бы сравнивать с египетскими пирамидами: ведь пирамиды строились с привлечением современной им техники. А у нас была техника – на сорок веков назад!
В том-то душегубка и состояла. На газовые камеры у нас газа не было.
Побудьте-ка инженером в этих условиях! Все дамбы – земляные, водоспуски – деревянные. Земля то и дело даёт течь. Чем же уплотнить её? – гоняют по дамбе лошадей с катками! (Только ещё лошадей вместе с заключёнными не жалеет Сталин и страна – а потому что это кулацкое животное, и тоже должно вымереть.) Очень трудно обезопасить от течи и сопряжения земли с деревом. Надо заменить железо деревом! – и инженер Маслов изобретает ромбовидные деревянные ворота шлюзов. На стены шлюзов бетона нет! – чем крепить стены шлюзов? Вспоминают древнерусские ряжи – деревянные срубы высотою в 15 метров, изнутри засыпаемые грунтом. Пользуйтесь техникой пещерного века, но ответственность по веку Двадцатому: прорвёт где-нибудь – отдай голову.
Пишет железный нарком Ягода главному инженеру Хрусталёву: «По имеющимся донесениям (то есть от стукачей и от Когана-Френкеля-Фирина) необходимой энергии и заинтересованности в работе вы не проявляете и не чувствуете. Приказываю немедленно ответить – намерены ли вы немедленно (язычок-то)… взяться по-настоящему за работу… и заставить добросовестно работать ту часть инженеров, которые саботируют и срывают…» Что отвечать главному? Жить-то хочется… «Я сознаю свою преступную мягкость… Я каюсь в собственной расхлябанности…»
А тем временем в уши неугомонно: «Канал строится по инициативе и заданию товарища Сталина!» «Радио в бараке, на трассе, у ручья, в карельской избе, с грузовика, радио, не спящее ни днём, ни ночью (вообразите!), эти безчисленные чёрные рты, чёрные маски без глаз (образно) кричат неустанно: что думают о трассе чекисты всей страны, что сказала партия». То же – думай и ты! То же – думай и ты! «Природу научим – свободу получим!» Да здравствует соцсоревнование и ударничество! Соревнования между бригадами! Соревнования между фалангами (250–300 человек)! Соревнования между трудколлективами! Соревнования между шлюзами! Наконец и вохровцы вступают с зэками в соревнование (с. 153)!?.
Но главная опора, конечно, – на социально-близких, то есть на воров! (Эти понятия уже слились на канале.) Растроганный Горький кричит им с трибуны: «Да любой капиталист грабит больше, чем все вы, вместе взятые!» (с. 392). Урки ревут, польщённые. «И крупные слёзы брызнули из глаз бывшего карманника». Ставка на то, чтобы использовать для строительства «романтизм правонарушителей». А им ещё бы не лестно! Говорит вор из президиума слёта: «По два дня хлеба не получали, но это нам не страшно. (Они ведь всегда кого-нибудь раскурочат.) Нам дорого то, что с нами разговаривают как с людьми. (Чем не могут похвастаться инженеры.) Скалы у нас такие, что буры ломаются. Ничего, берём». (Чем же берут? и кто берёт?..)
- Любовь длиною в жизнь - Максим Исаевич Исаев - Остросюжетные любовные романы / Прочие приключения / Русская классическая проза
- Красное колесо. Узел 1. Август Четырнадцатого. Книга 2 - Александр Солженицын - Русская классическая проза
- Бедный Борис Бешенный - Максим Исаевич Исаев - Прочие приключения / Русская классическая проза / Юмористическая проза
- Собрание сочинений. Том 1 - Варлам Шаламов - Русская классическая проза
- Реабилитирован в 2000 (Из следственного дела Варлама Шаламова) - Варлам Шаламов - Русская классическая проза
- Мечты одинокого ребёнка - Марк Эльтер - Периодические издания / Русская классическая проза / Триллер / Ужасы и Мистика
- Виланд - Оксана Кириллова - Историческая проза / Русская классическая проза
- Письма из деревни - Александр Энгельгардт - Русская классическая проза
- Потёмщики света не ищут - Александр Солженицын - Русская классическая проза
- Образованщина - Александр Солженицын - Русская классическая проза