Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего не поделаешь. Мы даже разного возраста. – Провела рукой по волосам. – Тогда… пока?
– Пока.
И ушла, таща за собой Того.
Я испугался змей, так, внезапно.
До этой минуты, хотя я уже не однажды был на холме, мне ни разу не пришла в голову мысль о змеях.
У меня в глазах стояла охотничья собака, которую в апреле укусила в нос ядовитая змея. Бедное животное лежало в углу амбара, тяжело дыша, с остановившимся взглядом, и белая пена стекала с его губ и вывалившегося языка.
– Уже ничего не поделаешь, – сказал отец Черепа. – Яд проник в сердце.
Мы стояли кружком, разглядывая собаку.
– Надо отвезти её в Лучиньяно. К ветеринару, – предложил я.
– Выброшенные деньги. Он известный мошенник, сделает укол водой и вернёт её дохлой. Все, уходите, дайте ей спокойно умереть. – Отец Черепа вытолкал нас на улицу. Мария принялась плакать.
Я шёл через поле, и мне повсюду мерещились ползущие змеи. Я всякий раз подпрыгивал, как перепел, и палкой сильно колотил по земле, разгоняя в стороны цикад и кузнечиков. Солнце пекло мне макушку и шею, ни дуновения ветерка, и до самого горизонта равнина дрожала от горячего воздуха.
Когда я добрался до её края, я был чуть живой. Немного тени и глоток воды – вот чего я желал больше всего. Я вошёл в рощицу.
Что-то было не так, как обычно. Я остановился.
Сквозь птичий щебет и стрекот цикад слышалась музыка.
Я осторожно выглянул из-за дерева.
Отсюда мне не удалось ничего разглядеть, но казалось, что музыка доносится из дома.
Мне надо было бы бежать отсюда, и побыстрее, но любопытство толкало посмотреть. Если быть осторожным, прятаться среди деревьев, меня не увидят.
Скрываясь за стволами дубов, я приближался к поляне.
Музыка стала громче. Это была известная песня. Я слышал её много раз. Её исполняли двое: певица с белыми волосами и элегантный мужчина. Я видел их по телевизору. Мне эта песня очень нравилась.
Я заметил большой замшелый валун на самом краю поляны и перебежал к нему.
Я вытянул шею и осмотрелся.
Припаркованный к дому, стоял «фиат» Феличе с открытыми дверцами и багажником. Музыка доносилась из автомобильного радио. Слова были слышны плохо. Голоса дребезжали.
Феличе вышел из конюшни. Он был в слипах. На ногах тяжёлые башмаки, на шее обычный чёрный платок. Он танцевал с распахнутыми руками, покачивая бёдрами, как исполнительница танца живота.
– «Ты никогда не меняешься, никогда не меняешься, никогда не меняешься…» – выводил он фальцетом в унисон с радио.
Затем остановился и продолжил грубым голосом:
– «Ты была моей вчера, и сегодня ты моя. Моя навеки. Ты – моё волнение».
И снова женским голосом:
– «А сейчас наконец-то ты можешь в этом убедиться. Зови меня мучением. Вот она я – твоя».
Он ткнул пальцем в пространство.
– «Ты словно ветер, несущий звук скрипок и запах роз».
– «Слова, слова, слова…»
– «Слушай меня».
– «Слова, слова, слова…»
– «Я прошу тебя».
Классно он это делал. Пел один за двоих. За мужчину и за женщину. Когда пел за мужчину, голос его грубел.
– «Слова, слова, слова…»
– «Клянусь тебе».
На этих словах он упал на землю, прямо в пыль, и начал извиваться. Поднял одну руку, другую, дал себе пощёчину, продолжая петь на два голоса.
– «Слова, слова, слова, слова, слова, одни только слова между нами».
Я повернулся и побежал прочь.
В Акуа Траверсе играли в «раз-два-три, замри!». Череп, Барбара и Ремо стояли, замерев под солнцем, в странных позах.
Сальваторе, лицом к стене, крикнул:
– Раз, два, три, замри-и-и! – повернулся и увидел Черепа.
Череп всегда мухлевал. Вместо того чтобы делать три шага, делал пятнадцать, а когда попадался, то начинал спорить. Ты говорил ему, что все видел, а он тебя даже не слушал. Для него все в этом мире было мошенничеством. Он мог себе позволить такое, другие – нет. И если ты ему говорил что-нибудь, что было не по его, он начинал беситься. Так или иначе, но он всегда выигрывал.
Я проехал между домами, медленно крутя педали. Я был усталым и раздосадованным. Мне не удалось рассказать Филиппо о его маме.
Папин грузовик был припаркован у самого дома, рядом стоял серый мастодонт старика.
Я был голоден, ускакал из дома не позавтракав.
Череп подошёл ко мне:
– Куда ты запропастился?
– Прокатился немного.
– Гуляешь в одиночку? Куда ездишь? – Ему не нравилось, когда делалось что-то без него.
– К сухому руслу.
Он уставился на меня с подозрением.
– И чего там делаешь?
Я пожал плечами:
– Ничего. На дереве сижу.
Он скривился, словно съел кислое яблоко.
Подбежал Того и стал кусать колесо моего велосипеда.
Череп пнул его:
– Пшел вон, псина! Ещё прокусишь шину своими дерьмовыми зубами.
Того отскочил, подбежал к Барбаре, сидевшей на парапете, и вскочил ей на руки. Барбара кивнула мне. Я ответил взмахом руки.
Череп наблюдал за сценой:
– Ты что, стал дружком толстухи?
– Нет. С чего ты…
Он смотрел на меня, желая убедиться, что я сказал правду.
– Нет, клянусь!
Он расслабился:
– Ну ладно. Не хочешь мяч погонять?
Мне не хотелось, но отказаться было опасно.
– Жарко очень.
Он схватился за руль.
– Под дурачка работаешь, да?
Я испугался:
– Почему?
От Черепа всего можно ожидать: не понравятся мои слова – может начать драться.
– А потому. Я же вижу.
К счастью, появился Сальваторе. Он шёл, подбрасывая мяч головой. Потом поймал его на ногу и взял под мышку.
– Привет, Микеле.
– Здорово.
Череп спросил его:
– Хочешь поиграть?
– Нет.
Череп взвился:
– Вы два куска дерьма! Тогда знаете, что я сделаю? Поеду в Лучиньяно.
И ушёл, злой как черт.
Мы засмеялись. Сальваторе сказал:
– А я домой. Хочешь, пойдём ко мне? Поиграем в настольный футбол.
– Я не могу.
Он похлопал меня по плечу:
– Тогда пока. Увидимся позже. Чао.
Сальваторе мне нравился. Мне нравилось, что он всегда спокоен, не оскорбляет тебя каждые пять минут. С Черепом же нужно подумать три раза, прежде чем сказать чего-нибудь.
Я поехал к фонтану.
Мария учила плавать своих Барби, используя в качестве бассейна эмалированный таз.
У неё их было две. Одна нормальная, другая вся чёрная с оплавленной рукой и без волос.
Это я сделал её такой. Однажды увидел по телевизору историю про Жанну д’Арк и, схватив Барби, бросил её в огонь с криком: «Сгори! Ведьма, сгори!» Когда я увидел, что она действительно загорелась, схватил её за ногу и сунул в кастрюлю с супом.
Мама отняла у меня велик на целую неделю и заставила съесть весь суп одному. Мария умолила её купить другую куклу.
– Ещё чего. Пока играй с этой. Другую пусть тебе купит твой братик-идиот.
Но Мария добилась своего. Новую Барби она назвала Паола, а ту, что сгорела, – Бедняжка.
– Привет, Мария, – сказал я, соскочив с велосипеда.
Она приложила ладонь козырьком ко лбу – от солнца.
– Папа тебя искал… Мама злая-презлая.
– Я знаю.
Она взяла Бедняжку и окунула её в таз.
– Ты всё время её злишь.
– Я пошёл в дом.
– Папа сказал, что ему надо поговорить с Серджо, и просил, чтобы им не мешали.
– Но я есть хочу…
Она вытащила из кармана абрикос и протянула мне:
– Хочешь?
– Спасибо.
Абрикос был тёплый и вялый, но я слопал его мгновенно, далеко выплюнув косточку.
Папа вышел на терраску, увидел меня и позвал:
– Микеле, иди-ка сюда.
Он был в рубашке и шортах.
Мне не хотелось с ним объясняться:
– Не могу, у меня дела!
Он жестом приказал мне подняться: иди сюда.
Я прислонил велосипед к стене и стал подниматься по лестнице, опустив голову.
Отец сидел на последней ступеньке.
– Садись сюда, рядом со мной.
Он достал пачку сигарет из кармана рубашки, вынул одну, сунул в рот и закурил.
- Сирена - Кристоф Оно-ди-Био - Современная зарубежная литература
- Мне бы хотелось, чтобы меня кто-нибудь где-нибудь ждал… - Гавальда Анна - Современная зарубежная литература
- 29 - Хэлперн Адена - Современная зарубежная литература
- Тремарнок - Эмма Бёрстолл - Современная зарубежная литература
- Полная иллюминация - Фоер Джонатан Сафран - Современная зарубежная литература
- Дворец сновидений - Кадарэ Исмаиль - Современная зарубежная литература
- Бегущий за ветром - Хоссейни Халед - Современная зарубежная литература
- Мир глазами кота Боба. Новые приключения человека и его рыжего друга - Боуэн Джеймс - Современная зарубежная литература
- Ты знаешь, что хочешь этого - Кристен Рупеньян - Современная зарубежная литература
- Куда мы, папа? - Фурнье Жан-Луи - Современная зарубежная литература