Два процента от Бога. Роман-сказка - Михаил Лекс

Снится ему, что идёт он по большому полю. Только не летом, а зимой. Снега – по колено. Идти тяжело. Но идёт он. А посреди поля стоит квартира. Та самая, о которой мечтает. Огромная квартира, с пятью комнатами и кухней. Только уборной нет в той квартире. Отец и думает, чего это уборной-то нет? С тем он и просыпается. И решил отец тогда, что сон тот правильно понять нужно, а через правильное понимание может чего и получится. А ещё решил, что про сон тот никому не скажет. Даже жене и детям решил о сне не рассказывать, а самому во всём разобраться. Но очень уж мудрёно всё было во сне том. Никак ему тот сон не разгадать.

Однако не даёт отцу покоя мысль, что через разгаданный сон тот он и обретёт своё счастье. То счастье обретёт он, которое видит в квартире своей отдельной. Решил тогда он книг каких умных почитать. Пошёл он в магазин книжный. Много книг было в книжном магазине, долго выбирал. Выбрал однако. Толстая та книга была. Странное и загадочное название было у той книги: «Постижение непостижимого». Более всего ему название понравилось, а кроме того, книга та была толстая. Полторы тысячи страниц было в той книге. Это отцу тоже понравилось. Уверен он был в том, что действительно хорошие книги должны быть толстыми и чем толще, тем лучше. Вот с того самого момента, как он обзавёлся книгой той, жизнь его сильно изменилась.

Через книгу ту бросил работу свою. Целыми днями дома торчит, ни хрена не делает, читает только. Но мудрёной, скажу Вам, книга та оказалась. Хоть и русскими буквами напечатана, но слова в ней всё более иностранные. А у отца в доме и словаря-то русского языка нет, не говоря уже о словаре иностранных слов, о существовании которого он и знать-то ничего вообще не знал. Он и русские-то слова с трудом понимал, что уж здесь про иностранные-то говорить. Но так и не купил он словари, а читал без них. Те слова, значения коих не понимал, сам домысливал и давал им свои значения. Но и при всём этом на прочтение всей книги ушло у него без малого пять лет. Во как.

Много событий с ним за те пять лет случилось. Жена его, мать моя, померла. Нас в детский дом отправили, лишив его отцовства. А он особо-то не переживал, а нашёл он себе взамен умерший жены какую-то другую тётку, с ней и жил. Та была хоть и старше его на три года, но не намного глупее.

И вот на шестой год от начала прочтения «Постижения непостижимого» озарился отец. Понял он смысл сна того, что снился ему тогда, когда ещё жена его жива была, да дети жили при нём. Понял он, что надобно ему ехать в поле то, да идти через него к мечте своей. Главное, что и время года тому способствовало, потому как январь месяц был. Решил он и тётку свою, которая с ним за место жены умершей была, с собой взять. Та с радостью согласилась. Приехали они на вокзал, взяли два билета и поехали. Всю дорогу он в окно смотрел, ждал, что вот появится то поле, через которое он квартиру свою найдёт. Но не было поля. Всё больше лес был. Мелькал так, что голова закружилась и уснул он, сидя у окна, уткнувшись лбом в холодное стекло. И опять снится ему сон, что идёт он по полю, но только уже снега не по колено, а выше, чуть ли не по самый пояс снега того. Ползёт мужик, старается, что есть мочи через глубокий снег продирается, потому как видит, что впереди стоит она – квартира отдельная, то есть мечта его заветная, мечта всей жизни его.

Проснулся мужик, смотрит – конечная станция. Вышли они с тёткой из вагона. На улице мороз градусов тридцать. Хорошо ещё ветра нет. Спросили они, как им на поле пройти. Им показали. Час, не меньше, шли они к полю. Дошли. Тётка, правда, стала сдавать. Тяжело ей стало. К тому же одеты они оба были нетепло. Он – в кедах и она – чуть ли не в сандалиях, да на босу ногу. Холодно тётке, да и ему нежарко. Но идти надо. Вот они уже и по полю ползут. А снега и впрямь, как во снах тех, сперва по колено, а затем и по пояс. Ну всё, как во сне том. Через три часа тётка померла. Он даже не заметил, как это случилось. Зарылась тётка в снегу, не смогла далее ползти, сил не хватило. А он даже не заметил. Через шесть часов увидел он, что в километре замаячила квартира его, та самая, что в снах ему мерещилась. Через то сил ему прибавилось. И дополз-таки до неё, дополз.

Правда, оказалась та квартира вовсе и не пяти комнат, а только одной, да к тому же на первом этаже, окнами на помойку, но отдельной. А его это уже не огорчило, потому как и не надо ему уже более-то. Жены и детей уже нет, а тётка куда-то делась. А ему одному и однокомнатной за глаза. Одного понять не может, почему та квартира, пятикомнатная, что снилась ему, без уборной была. Но этого-то он так понять и не смог, потому как не успел. Помер он в аккурат на третий год, как обрёл счастье жизни своё. А квартира та под судом сейчас. Наложили на неё арест. По случаю суда, детишки его, наследники, не смогли полюбовно квартирку папашину поделить, а нанесли себе тяжелые увечья в пьяной драке, что случилась под Новый Год, в той самой квартире. Но это уже совсем другая история.

Закончив рассказ, Святозар глупо улыбнулся. Святозар тогда произвёл на Фёдора Михайловича сильное впечатление. Решил Фёдор Михайлович, что возьмёт Святозара к себе в ученики.

6

И вот сегодня настал тот день, когда Фёдор Михайлович решил ознакомить со своим творением своих друзей. Одно плохо. Надо же было такому случиться, что вот именно сегодня Фёдор Михайлович приболел. Как сказал ему по телефону священник новой церкви: видно кто-то его расстроил. По мнению этого священника, человек заболевает тогда, когда его расстраивают.

Уже в лесу Фёдор Михайлович почувствовал першение в глотке и стал думать о том, кто бы его мог расстроить. «Может жена? – думал он. – Хотя… вряд ли. Скорее мать. Или не мать? Нет, это я из-за сына и его болезни, наверное. Нет. Всё это от нового строительства. Где денег взять? И надо-то немного, тысяч двести-триста долларов. Да где взять-то их, вот в чём вопрос»?

Так рассуждал он, собирая грибы, и так же рассуждал и теперь, когда сидел у камина и сушил ноги. Фёдор Михайлович вспомнил, как наткнулся в лесу на странного человека: грязного, небритого, голодного и обессиленного долгим скитанием.

– Богом прошу, помогите, – взмолился странный человек. – Я заблудился, семь дней ничего не ел.

– Ты кто? – испуганно спросил его Фёдор Михайлович.

– Я губернатор города, – отвечал путник, – Грибоедов я.

– Зачем ты здесь? – спросил Фёдор Михайлович.

– Так ведь это участок мой, – отвечал Грибоедов. – Я здесь у себя. Только вот заблудился я. Вы вот как здесь? – в свою очередь поинтересовался губернатор у Фёдора Михайловича.

Фёдор Михайлович ответил, что он местный житель, что живёт здесь уже года три, и будет рад помочь губернатору.

От воспоминаний Фёдора Михайловича отвлекла его молодая жена, Настасья Филипповна, свадьбу с которой уже сыграли, но официально отношения с которой ещё не оформили, потому как первая жена развод не давала. Настасья Филипповна позвала его к столу, где уже всё было накрыто и гости сидели на своих местах и ждали только его. Фёдор Михайлович нехотя поднялся и поплёлся к гостям.

За овальным дубовым столом огромных размеров сидели семнадцать человек, не считая хозяина и Настасьи Филипповны. Святозар сидел по правую руку Фёдора Михайловича. Далее, по кругу, против часовой стрелки, сидели остальные гости. Писатель сидел по правую руку Святозара. Следующим за писателем сидел министр трамвайных и троллейбусных путей сообщения. После сидели пять странных и некрасивых женщин: Тамара, Светлана, Яна, Валентина и Галина. Галина была замужем за Юрием, вторым учеником Фёдора Михайловича, остальные четыре женщины были её подругами. Самого Юры там не было. Накануне они повздорили с Фёдором Михайловичем и Фёдор Михайлович велел Юру не пускать.

Сразу за женщинами сидел президент, по правую руку которого сидел спасённый Фёдором Михайловичем губернатор нашего города, Грибоедов. Далее – директор коммерческого банка. После банкира шёл управляющий делами президента, славившийся в нашем городе тем, что шил занавески. За ним сидел сын хозяина от первого брака, Михаил Фёдорович. Рядом с сыном сидела пожилая женщина, она же лидер либеральной партии и одновременно с тем кассир в универсаме. После был министр внутренних проблем. За ним – борец с коммунистами и директор универсама, где кассиром работала лидер либеральной партии. Во главе стола, как я уже говорил, – Фёдор Михайлович, а по левую руку его – Настасья Филипповна. Настасья Филипповна сидела между мужем и директором универсама.

Все ждали выступление хозяина. Фёдор Михайлович встал из-за стола, и за ним поднялись остальные. Оглядев присутствующих, Фёдор Михайлович поднял хрустальный бокал, до самых краёв наполненный коньяком.

– Иван Иваныч, – начал Фёдор Михайлович свою речь, – никогда не хотел меня понять. Скорее всего, Он даже не пытался сделать это. Все мои старания направлены были на то, чтобы услужить, угодить Ему. А Он не только не замечал, но, как выяснилось позже, вовсе не нуждался в этом. И тогда я решил, что хватит быть Его, как это лучше выразиться, тенью, что ли. Я пытался сказать Ему, что я уже не тот, что был вчера. Я пытался, но не смог. Всё поначалу складывалось не так уж и плохо. Я делал то, что от меня требовалось, и делал это лучше, чем кто-либо. Как результат этого, я был возвышен над всеми. Я стал вторым, после Ивана Иваныча. И мне не надо было большего. Тот не прав, кто полагает, что я захотел стать таким, как Иван Иваныч. Меня всё устраивало и всех устраивало всё. Но не Его. И тогда он решил, что иметь послушных рабов для него мало. Он захотел другого. Он захотел владычества Вселенского масштаба. Что это? Скука? Не думал, что от добра добра не ищут? Нет. Он всё хорошо знал. Он прекрасно знал, что делает. А я для Него здесь не играл никакой роли. И тогда Он решил прибрать себе в единоличное владение дух человека. Когда Он мне рассказал об этом, то я сперва не поверил. Он что-то говорил, но я уже ничего не соображал. Гнев, обида затмили мой разум. Как, после всего, что я, что мы делали для него, Он решился на такое? Нам отводился удел низших. Я становился уже не вторым, а никаким. Не только человек, но и все мы ставились в положение рабов вечных. И всё ради Него?