Душа и слава Порт-Артура - Сергей Куличкин

Исполнителям приходилось решать: или выполнить все, но плохо, или немного, но точно. Роман Исидорович остановился на втором варианте, но форсировал дело, насколько позволяли силы. Задача перед ним стояла трудная — исследовать верховья реки Бобра, выбрать и рекогносцировать оборонительные позиции в этих болотистых долинах. Большую часть работы Кондратенко проделал на лошади, но походил и пешком. За день сильно утомлялся, но хорошее настроение не покидало его. Работа давала возможность использовать одно из своих изобретений, над которым он работал давно, втайне от друзей и родных.

Разбирая как-то принципы измерения расстояний в военных приборах, Кондратенко напал на оригинальное решение. Сделал расчеты, потом опытный прибор, который давно хотел проверить на практике.

Принцип действия прибора основывался на эффекте двойного отражения от двух зеркал. Примерно так же, как в зеркальном экере или секстанте. Идея была нова. Во всяком случае, в полевых войсках русской армии о таком приборе не знали, хотя на флоте подобные устройства использовались. Уже первые испытания дали отличные результаты. Об этом, конечно, как и о всяком мало-мальски заметном событии в своей жизни, Роман Исидорович сообщил брату:

«…Я напал, наконец, на совершенно новую идею устройства военных дальномеров и высотомеров. Опыты, проведенные мною в последнюю неделю, привели к таким блестящим результатам, что я сам дался диву, а два офицера, моих сотоварища, которых я посвятил в это дело, увлекаются легкостью и удобоприменимостью способа не меньше меня. Особенное впечатление на них произвело сделанное мною определение расстояний ночью по светящимся вдали огням фонарей. Несмотря на примитивность устроенной мной модели, результаты получаются удивительные. Расстояние до окружающих предметов на дальности от нескольких шагов до нескольких верст измеряется одним человеком в несколько минут почти из одной точки. Точность этих измерений может быть изменяема по желанию от 10 % до 1 %…

Я молчал раньше, ибо не вполне был уверен в успехе, но теперь, когда все выяснилось, спешу, добрый брат, сообщить тебе, что половина по крайней мере, а может, и вся затрата, сделанная государством на образование мое в корпусе, училище и двух академиях, мною будет возвращена государству, а следовательно, материальный и нравственный долг мой будет погашен…»

Заявление отдавало самоуверенностью, но Кондратенко это не замечал, чувствуя себя, как никогда, счастливым.

Работа по съемке заканчивалась. Скоро вся группа собралась в Белостоке. Роман Исидорович по пути заехал в Варшаву, приобрел микрометрический винт — очень тонкую и важную деталь для своего будущего прибора. Последние опыты позволили ему сделать вывод, что с применением обычного бинокля его методом можно измерять расстояния до трех верст. Не знал он только, имеется ли уже патент на подобное изобретение. Выяснить это он надеялся через случайного попутчика — моряка, которому в поезде рассказал о своем приборе. Тот ехал в Петербург и обещал выслать справку о всех дальномерах, имеющихся в продаже у Рихтера.

Собравшиеся офицеры делились впечатлениями от работы, жаловались на недостаток времени, плохую организацию и другие неурядицы. Один из них, например, увяз в болоте вместе с лошадью и, когда выбирался, получил сильный удар копытом по голове. Три дня пришлось ему лежать в глухом местечке Суха-Воля, так как корпусной врач, назначенный в поездку, пользуясь хорошим отношением к нему командира корпуса, укатил в Петербург. О питании вообще говорить не приходилось, здесь каждый был предоставлен сам себе. Но работали и днем и ночью. Петербуржец, так и не дождавшись результатов, уехал в Петербург.

Перед самым возвращением в полк Кондратенко получил письмо от Ударова. Друг писал ему, что на смотровой стрельбе 7-я рота была лучшей в полку, получила отличную оценку и благодарность начальника дивизии. Роман Исидорович не преминул поделиться своей радостью с братом:

«…Вот хорошая мне награда за постоянные труды и думы на тему о воспитании и обучении людей роты. Теперь, после похвал, заслуженных моей ротой от начальника дивизии, командующего войсками, и, наконец, после молодецкой стрельбы я могу со спокойным презрением смотреть на происки и наговоры той хозяйственной банды, которая окружает нашего больного и поддающегося влиянию командира полка и которая сумела уже было образовать в нем мнение обо мне как о человеке болтающем, но мало делающем или даже не умеющем делать ничего путного в роте».

Но вскоре ему пришлось столкнуться с «хозяйственной бандой» и вновь испортить отношения с начальством. На другой день по возвращении в Бобруйск Кондратенко вынужден был снять завесу с той, как он выразился, «безобразной вакханалии», которую устраивал хозяйственный комитет на солдатские гроши.

Каждый месяц от рот в полковую канцелярию представлялись за подписью командира роты сведения о расходе продовольствия. Сюда же прилагалась ведомость о количестве продуктов, получаемых ротой от подрядчиков. Выяснилось, что в канцелярии цифры в этих ведомостях во всех шестнадцати ротах полка подчищались и оплата подрядчику проводилась по увеличенному итогу. Делалось это грубо, примитивно, нагло.

Роман узнал про это случайно и немедленно отправился к командиру полка. Доклад командира 7-й роты удивил Цитовича и расстроил, но не из-за того, что вскрылись безобразия, а потому, что это мешало его спокойной жизни да и ставило под угрозу карьеру. Немедленно были вызваны делопроизводитель и завхоз подполковник Зыков. Завхоз сразу набросился на Кондратенко, обвиняя его в клевете. Тот твердо стоял на своем, и командиру полка пришлось назначить расследование.

В канцелярии выяснилось, что путем подчисток подрядчику передано полком только в июне месяце и только с одной роты сверх положенного 60 рублей. И так во всех ротах. Завхоз и делопроизводитель сникли. Кондратенко подал рапорт по команде.

Дело тянулось долго. Командир по совету завхоза, считая, что спасает честь полка, приказал каждой роте принять на приход то количество рублей, которое якобы ошибочно записали в расход. Командиры рот смеялись, так как прежде успели получить ведомости со вторичными исправлениями.

В конце концов дело потихоньку замяли. Обвинили в недобросовестности одного из полковых писарей и примерно наказали его, отдав под строжайший надзор того же завхоза.

Обстановка в полку все ухудшалась. Многое зависело от командира, но и сами офицеры не всегда были на высоте. Занятия проводили кое-как, а контрольные стрельбы и полевые учения вместо того, чтобы подстегивать отстающих, наоборот, создавали атмосферу зависти и недоброжелательства.

Кондратенко переносил моральные невзгоды стойко, находя отдушину в ежедневном кропотливом труде: занимался дальномером, по воскресеньям учил солдат грамоте. Рота его оставалась в числе лучших, но ее командиру это уже не доставляло удовольствия. С горечью наблюдал Роман Исидорович, как за несколько месяцев развалился здоровый коллектив. Даже во втором батальоне, который жил в Заславле одной семьей, стало чувствоваться влияние общей атмосферы. Больше всего страдало, конечно, дело. В эти дни Роман Исидорович писал брату:

«Теперь у нас происходят маневры: кавалерия бездействует, артиллерия стреляет по своим, а пехота действует вразброд, часто без всякого смысла. Подобного безобразия я давно не видел. Понятно, что с таких маневров возвращаются измученными и физически, и нравственно. Каждый, до последнего солдата, более или менее сознает эту чепуху и теряет доверие к начальникам. Все это вообще деморализует войска.

В офицерской среде понятия о товариществе, воинской чести и доблести совершенно исчезли: все стараются только потопить друг друга с целью достижения хотя бы небольших выгод для себя…»

Хотя и втянулся Роман Исидорович в строевую службу, но в этих условиях с нетерпением ждал конца своего командования ротой. На счастье, скоро пришел приказ об откомандировании капитана Кондратенко в распоряжение штаба корпуса в Минск.

7 сентября в Минске он в торжественной обстановке сдал роту, тепло и сердечно попрощался с солдатами, долго благодарил их за хорошую службу. Для Кондратенко началась новая пора жизни.

Глава 6

Дороги военной службы

Начальник штаба корпуса находился до 15 сентября в отпуске, и решить вопрос о назначении на должность, равно как и об очередном отпуске, до его приезда было немыслимо. Роман Исидорович занялся поисками жилья и скоро нашел небольшую квартиру на Садовой улице. Днем он продолжал заниматься совершенствованием дальномера, работу над которым в последние дни лагерей прекратил. Причиной тому служило то, что в Бобруйске был только один сносный оружейный мастер — в 120-м полку, всегда заваленный по горло работой.