Случай для психиатра. Легкая добыча. Одержимость кровью - Стенли Эллин

Я бы в этом усомнился.

— У меня нет времени, Винс, но я попытаюсь.

«Держи карман шире», — сказал я про себя.

Когда мы подошли к лифту, пара, которую отказались везти, уже готова была затеять скандал. Англичане среднего возраста, оба пухленькие и одетые в твид.

— Но послушайте, какого черта… — протестовал джентльмен.

Лифтер оборвал их, непреклонно заявив:

— Я вам уже сказал, нужно подождать следующего лифта.

Затем он сделал им знак отойти в сторону и, как загипнотизированные, они отступили, пропуская Грандаля и его свиту в кабину. Винс следовал за ними по пятам. Грандаль на прощание улыбнулся мне и вошел в лифт.

— Вы слишком хорошо приняли меня, друг мой. Mangt tak.

Так как дверь лифта закрылась, я глубоко поклонился, чувствуя себя всецело под воздействием выпитого аквавита. Кабина начала спускаться.

Англичане с удивлением смотрели на меня. Мужчина попытался вновь протестовать, я поднес палец к губам.

— Прошу вас. Его Высочество будет очень недоволен.

— Его Высочество? — воскликнули англичане, глядя на дверь лифта, — Это был король? Король Дании?

— Инкогнито. Поэтому, прошу вас, вы ничего не видели. Никому ни слова.

— Нет, нет, конечно. Я прекрасно понимаю. Прекрасно.

У меня создалось впечатление, что они готовы обнажить головы и встать по стойке «смирно».

— Так.

Я щелкнул каблуками, вновь поклонился, развернулся и удалился по коридору с руками за спиной и головой, полной государственных дел.

Вивьен.

Но вначале надо подготовить почву, мысленно или эмоционально. Я позвонил в приемную из маленького салона, чтобы посыльный пришел убрать остатки ужина. Затем с серьезным видом зашагал взад-вперед. Если учесть Гонкуровскую премию, я заполучил для Макмануса и Нэйджа пару международных лауреатов, которые обедни не испортят, но ничего эпохального уже не родят. Это позволит моим хозяевам покупаться в их славе, как только новость станет достоянием общественности. В будущем тем не менее возможен дефицит. И затруднения. Большие трудности для небольшого издательского дома, всецело существующего на банковский кредит. А как я подготовлюсь к этому? Мои нервы с головы до ног затягиваются в узлы, пока я рассматриваю сомнительное решение этой проблемы.

И самое дерьмовое — контракт Андерса Грандаля там, в комнате. Положи руку на него, он наделен магической силой.

И Вивьен тоже там, в комнате.

Укрытый решеткой, радиатор свистел и клокотал, но комната показалась мне неприятно прохладной. Я заметил, что занавески слегка колышутся. Закрывая окно, несколько мгновений я созерцал лежавший у моих ног Копенгаген, плоский и сероватый на темном фоне. Внизу, неподалеку отсюда, был вокзал, я видел его тускло освещенные перроны. Подошел игрушечный поезд, и из него, как муравьи, высыпали пассажиры. Большая неоновая реклама светилась на здании напротив и отбрасывала зеленоватый отблеск каждый раз, как только зажигалось слово «Боулинг».

Вивьен нежно ласкала мой обнаженный живот.

— Что за город, — прошептала она. — Неудивительно, что Гансу Христиану Андерсену понадобилось погружаться в страну мечты.

— Тем не менее тут есть сады Тиволи.

— С царством сосисок и машин под ними. Задерни занавески.

— Никто не может нас увидеть, мы слишком высоко.

— Я знаю. Но все же закрой.

Я поискал и нашел шнур, потянул за него. Старые шторы сомкнулись.

— Какие пыльные, — заметила Вивьен. — За те деньги, которые ты платишь, дирекция должна бы предупреждать об этом.

— Платит издательство.

— В таком случае, черт с ними.

Обнаженная, она уселась перед открытым ящиком комода, просмотрела ассортимент белья фрау Герды, которое разложила там Карен. Потеребила пальцами кисею и кружева.

— Очень даже «люкс», — заметила она, имитируя говор Карен, — У этой шлюхи Карен неплохой вкус, весьма своеобразный.

Она поднимается, встает перед огромным зеркалом, держа перед собой ночную сорочку. Она такая же рослая, как и Карен, но более массивная. И в то время как Карен использует лишь макияж, эта выделяет не только губы, но и соски. Различия бросаются в глаза. Карен холодна и разыгрывает страсть. На профессиональном жаргоне — она знает, как возбудиться, и возбуждается еще больше, если речь идет о деньгах. Вивьен не разыгрывает страсть, она сама достаточно страстна. Стоя перед зеркалом с полуприкрытыми глазами и приоткрытыми губами при сжатых зубах, с раздувающимися ноздрями, она не восхищается своим телом, как это делает Карен, но оценивает возможности его использования. Тело — это профессиональный инструмент, и обожает она его функции, а не само тело.

Она надевает сорочку. Красные соски кажутся черными под дымчатой кисеей.

— Так любишь? — спрашивает она у моего отражения.

— Люблю.

Она с интересом изучает отражение. Как балерина, поднимает и закладывает за голову руки.

— Волоски в подмышках, надеюсь, тебя не шокируют?

— Нет, но как американцу мне кажется это неудобным.

— Но я уже давно интернациональна, дорогой. И может быть, несколько упряма.

Она поворачивается к зеркалу, смотрит на меня, вначале на меня, а затем на кровать. Я киваю.

— Спешить некуда.

— Я вижу. Ожидание — половина удовольствия. Как когда идешь к дантисту.

Я смеюсь, это ее удивляет, поэтому я объясняю.

— Теперь я знаю, кто ты. Впервые, когда я тебя увидел, я действительно шел к дантисту.

— В тот день в отеле? Маленький обалдевший разносчик?

— Нет, накануне. На тротуаре Фледжер-стрит. Ты выходила из своей машины. Первое, что бросилось в глаза, — твой зад и ноги. Ты наклонилась поправить застежку на туфле. Прямо посреди дороги.

— Я делала это мастерски. Чтобы возбудить мужчин.

— Ты странным образом возбудила и меня.

— Я знаю. Ну что же, выпьем стаканчик за приятные воспоминания?

— Аквавит со льдом?

— Отлично. Правда, если лед старика Грандаля не растаял.

Несмотря на звонок, никто не пришел убрать со стола, и, зная теперь обслуживание в «Регале», я был почти уверен, что все останется до утреннего визита горничной.

Вивьен, гримасничая, оглядела стол, выудила белый кусочек курицы и принялась его жевать.

— Грандаль с компанией неплохо поработали.

— Безусловно.

— Это датская привычка.

— Как и все остальное.

— Я предпочитаю остальное, — заметила она. — Остался лед?

Горстка льда плавала на поверхности. Я выловил его, бросил в стакан и залил водкой. Все это протянул Вивьен.

— Ты не будешь?

— Выпьем вместе.

Поочередно мы пили до тех пор, пока стакан не опустел, затем она мне улыбнулась.

— Не правда ли, все было не зря? Грандаль теперь твоя собственность?

— Да.

— Ты знаешь, ведь ваш издательский дом может просто выбросить деньги на ветер.

— Не исключено.

— А тот французский гений, с которым ты недавно подписал контракт? Ведь он не сможет с успехом разойтись в Америке, не так ли? И даже в Англии?

— Я не думал об этом.

— А все эти бородачи, которых ты собрал под крылышко издательского дома в обмен на их нерожденные шедевры? Необоснованный риск, тебе не кажется?

— Крайне рискованно.

— И все лишь для того, чтобы не чувствовать духа Винса Кенны?

— Может быть, отчасти.

— Отчасти? А остальное? Старый добрый культ устарелых героев?

— Мне кажется, это не так.

— Нет. Но тем не менее какой забавный пантеон! Добрый старый Том Хаббен спина к спине с Андерсом Грандалем.

— Послушай, дорогая, может быть, ты позволишь мне самому заняться маленькими парадоксами моей жизни?

Она покачала головой.

— Время волнений уже давно прошло. А судя по этим мелочам на прикроватном столике, настал час расслабления и сна. Время принимать пилюли.

— Скорее, время сладкой лени, ясно тебе? Ты в самом деле знаешь обо мне очень многое.

— Все самое важное, дорогой.

— Тогда как я практически ничего не знаю о тебе, за исключением имени.

Смех ее напоминает смех Карен.

— А Вивьен даже не мое имя.

— Что же это тогда?

— Неважно. Это часть меня самой. Скрылась и забылась.

— Почему ты выбрала имя Вивьен?

— Ты помнишь «Унесенные ветром»?

— Вивьен Ли?

— Верно. Моя кормилица, если можно так выразиться. Я находила ее просто фантастической. Полное перевоплощение.

— Бедная малышка. Брошенная Кларком Гейблом до наступления половой зрелости!

— Не так все было у Скарлетт. Я точно знаю, что когда он ее в конце бросает, это не настоящее прощание. Он вернется на следующее утро, привязанный своею страстью, как осел, и овладеет ею прямо у входа. На ковре.

— Жаль, что из фильма эту сцену вырезали.

— Я тоже так подумала. Но дело в том, милый, что тебе лучше не задаваться вопросом, кто я… Дверь закрыта на замок?