Бонус для монсеньора - Дарья Калинина

Друзья тут же кинулись за ней, опасаясь упустить бабульку. Но неожиданно оказалось, что старушка далеко и не ушла. Она стояла, привалившись к стене. Ее лицо так сильно побледнело, что это было заметно даже при плохом освещении подъезда. Губы беспомощно шевелились, а руки шарили по карманам на длинной вязаной кофте.

– Вам плохо? – подскочили, подхватив под руки старушку, подруги.

Почувствовав поддержку, она сразу вся обмякла. Ее легкое тело приникло к девушкам. И стало ясно, что до сих пор она держалась на ногах только благодаря силе воли.

– Лекарство! – непослушными губами прошептала она.

Туба с таблетками нашлась в кармане кофты. И сунув таблетку валидола под язык, Ивановна прошептала:

– Спасибо.

– Девочки, лифт не работает, – озабоченно сказал Апогей, несколько раз безуспешно потыкав в кнопку вызова. – Помогите бабушке до квартиры добраться. Не под силу ей самой по ступенькам шагать.

– Не надо, – зашептала Ивановна. – Я сама… Сама… Вот посижу тут минуточку на ступеньках. В себя приду. И поднимусь.

Но Апогей был не из тех, кто слушал возражения, когда он уже настроился на доброе дело.

– Девочки, отойдите! – скомандовал он.

И легко подняв старушку, на руках понес ее вверх.

– Какой этаж?

– Третий!

До третьего этажа Апогей донес старушку на руках, ни разу не остановившись, чтобы передохнуть. И даже когда они миновали все пролеты, его дыхание почти не сбилось. Подруги обменялись восхищенными взглядами. Их Апогей оказался куда крепче и выносливей, чем могло показаться на первый взгляд. А что, если сбрить его щетину… А самого подстричь, помыть и переодеть… Да, из него вполне мог получиться очень даже привлекательный мужчина. А уж благородства души Апогею явно не занимать.

А что слезы лил… Так это только свидетельствует о глубине и силе его чувств. Нет, все-таки напрасно Марина не ухватилась за него. Глядишь, сейчас бы жива была.

– Вот я и дома, – произнесла Ивановна, когда Апогей поставил ее на ноги у дверей ее квартиры. – Спасибо вам. Дальше я сама.

Но не успела она произнести эту фразу, как дверь распахнулась настежь. И худенькую старушку буквально внесло внутрь потоком воздуха. Апогей едва успел ухватить ее за руку, иначе старушка просто бы упала на пол.

На пороге распахнутой двери стоял рослый мужчина. Лицо его было разукрашено несколькими уже побледневшими, но еще хорошо заметными синяками и поджившими ссадинами. Короткие волосы на голове были почти одной длины с щетиной на его щеках. Глаза пьяно блуждали. А исходящий от него запах крепкого перегара однозначно говорил о том, что мужчина давно и безнадежно пьян.

– Эт-то т-тут кт-то у моей двери от-тирается? – заплетающимся языком поинтересовался он, но увидев старушку, как бы удивился: – М-маманя-а! Ты, что ли?

– Я это, Олежек, – прокряхтела старушка. – Вот сердце на дворе прихватило. Спасибо, ребятки помогли до дома добраться.

– Иди ляг! – распорядился сынок. – Сейчас рюмочку тебе налью.

Кира возмутилась.

– Нельзя больному человеку водку пить! Да еще сердечнику!

Олег с трудом сфокусировал на ней свой взгляд.

– А ты кто такая?

– Я? Я знакомая Марины.

Кажется, это была не лучшая рекомендация, которую могла придумать Кира. Потому что лицо Олега исказилось злобой. Он побагровел. И сжимая огромные, пудовые кулачищи, завопил:

– Что эта шалава еще хочет, а? Мамину квартиру захапать? Или на машину глаз свой блядский положила? Да я этой курве…

И с этими словами он угрожающе шагнул вперед, к Кире. Видимо, за неимением насолившей ему Марины, он был готов довольствоваться тем, чтобы отметелить ее знакомую. Но ни договорить, ни тем более сделать ничего драчун не успел. Мимо Кириного уха внезапно что-то резко просвистело. И в мягкий нос Олега с размаху впечатался кулак Апогея.

– Ой! – вскрикнула Леся, шарахаясь в сторону и предвкушая грядущую битву.

Однако никакой драки не последовало. Олег еще некоторое время стоял, покачиваясь и недоуменно таращась пьяными глазами. Из носа у него струйкой текла кровь, но он этого, кажется, не замечал. А затем мужик застонал и постепенно начал заваливаться на бок.

– Олежек! – кинулась к нему испуганная мать. – Сыночек! Ты живой? Зачем же вы так?!

Эти слова относились уже к Апогею. По сравнению с Олегом он, надо сказать, выглядел гораздо мельче. Но удар у него был боксерский, это подруги не могли не отметить. Свалить с одного маху такую громадину не всякому под силу. И помимо воли (что за странный народ женщины) они посмотрели на Апогея с восхищением. Но тот смотрел не на них, а на старушку Ивановну – мать Олега.

– Ничего с ним не будет, – пытался успокоить он ее. – Нос я ему потом вправлю. Полежит чуток и очухается.

– Да как же это? – переживала старушка.

– Ничего, – сурово произнес Апогей. – Впредь наука будет. Без дела кулаками не размахивать.

– Давайте перенесем его в комнату, – предложила Леся, чтобы сменить тему. Совместными усилиями тяжеленную тушу Олега удалось отволочь в комнату. Лежа на диване, он заснул, недовольно бормоча что-то. Сломанный нос ему при этом совершенно не мешал.

Убедившись, что с ее сыном все более или менее в порядке, старушка начала извиняться перед гостями.

– Вы уж извините. Обычно-то он тихий. Даже если выпьет, то песни поет. А в драку никогда не лезет.

Подруги в этом сильно сомневались, но все же спросили:

– А сегодня какая муха его укусила?

– Зря вы про эту Марину ему напомнили, – с укором произнесла Ивановна. – До сих пор на ее счет переживает. А вы еще и напомнили. На свежую рану соли насыпали. Вот он и разволновался.

– А что такое случилось?

– Бросила она его, – вздохнула старушка. – Такая гадина! А ведь они почти пять лет вместе прожили. И вдруг месяц назад она к другому ушла. Побогаче, говорит, нашла. Не в Турцию уже или на Канары возить ее станет, а в Голливуд возьмет и на карнавал в Бразилию.

И тяжело вздохнув, старушка добавила:

– Спохватится потом, да поздно будет. Олег не из тех, кто разбитое склеивать станет.

Подруги слушали и изумлялись. У Марины был роман с этим детиной? Да не просто роман, а серьезные отношения, которые длились целых пять лет? И когда же она успевала жить с ним при троих-то детях?

– Простите, а вы о какой Марине говорите?

– О невестке своей, о жене Олежека. Швабра белобрысая! Глаза бы мои ее не видели!

– Белобрысая? Другими словами, блондинка?

– Крашеная, перекрашенная, – с явным омерзением подтвердила Ивановна. – Волос уж чуть живой от краски, а она его все мазюкает в салонах. Тьфу! Правильно Олег сказал, шалава!

Подруги и Апогей смущенно переглянулись. Похоже, они разбередили рану семейной драмы. И надо же такому случиться, что их Марина оказалась тезкой жены Олега. Наверное, он счел Киру засланным казачком, вот и занервничал. А при выпитом им количестве водки и угрожающих габаритах мужика недалеко было и до беды. Спасибо Апогею, угомонил дебошира.

Но это все равно никак не объясняло, почему Олег неделю назад орал на их Марину. Или он в отместку жене решил срывать зло на всех Маринах подряд?

– Не смог добраться до своей жены и прикончил нашу Марину? – прошептала Леся. – Просто потому, что имена одинаковые? Зло на ней сорвал?

– Чушь какая-то!

И Кира снова повернулась к старушке. Та уже убрала со стола водку. И выставила вместо нее бутылку вишневой наливки домашнего приготовления.

– Попробуйте, – предложила она. – Сама делала. Лучше любой покупной.

Отказаться было бы невежливо. Да и наливка пахла одуряющее вкусно. Даже Кира не удержалась и сделала крохотный глоточек.

– Замечательная вещь!

– Сама делаю! – похвасталась Ивановна. – С прошлого года еще осталась. И в этом затеяла бы, да для кого? Олег сладкое не пьет. Это раньше, когда к девушкам в гости собирался, всегда мою наливку просил. Всем девушкам она очень нравилась. Олег еще шутил, что от моей наливки девки сами, словно спелые вишенки, к нему на грудь падают.

Итак, с наливками разобрались. Если бы Олег шел в гости к их Марине, прихватил бы бутылочку домашнего возбуждающего средства. И не стал бы тратиться на дорогой ликер. Но все же… Все же, что его связывало с убитой женщиной? Почему он ей угрожал?

– Олег у меня хороший мальчик, – рассказывала тем временем старушка. – Только не везет ему с девушками. А как жена от него сбежала, он совсем в загул пустился. Домой разных вертихвосток приводить стал. Я сначала молчала. Но когда драгоценности пропали, уж не сдержалась. Прямо ему сказала, что девушки – это одно. А когда вещи после них из дома пропадают – это уже совсем другая история.

– Вещи? Какие вещи?

– Ну, вещи – это я уж загнула. Колечко у меня пропало. С изумрудом.

– Дорогое?

– Да не в том дело. Может быть, и дорогое. Только я того не знаю. А мне оно дорого было тем, что оно мне от моей матери досталось. А той от бабушки. Можно сказать, единственная память о нашей семье. Реликвия. Войну оно с нами пережило. Эвакуацию. Еще перед революцией его мой прадед перед свадьбой невесте в знак своей любви подарил.