Принцип домино - Адам Кеннеди

— На полуостров Никоя, — ответил он. — Очень красиво. Playas hermosas[1]. Приятно купаться. Великолепные пляжи.

— Можно взять туда машину?

— Вашу машину? Да. На пароме.

Когда мы подошли к доку, я спросил Телму:

— Хочешь прокатиться на пароме?

— Ну конечно.

— Возьмем с собой машину. Раз туда перевозят машины, значит, должны быть дороги, по которым можно ездить.

— Но ведь уже поздно. Когда мы приедем, нужно будет уже возвращаться домой.

— Мы не будем возвращаться, там и переночуем.

— Но я не взяла с собой одежду.

— Купим что-нибудь.

— Я даже не взяла свитер.

— Мы купим тебе свитер. Ну поехали. Давай позволим себе праздник. На полуострове мы отпразднуем наш медовый месяц.

Она обняла меня за шею.

— А мне казалось, что последние три дня мы и празднуем медовый месяц.

— Ты права. И давай продолжим праздник.

40

Мы провели на полуострове пять дней: поехали на север в Никою, дальше в Санта-Крус, потом пересекли его в сторону пляжей на западном берегу. Оттуда по совершенно разбитой дороге, на которой машина скользила и вихляла, полуголые и загорелые, мы ездили с одного пляжа на другой, смеялись, пили вино, спали в мотелях, в машине, на одеяле, брошенном на землю; в наших волосах застревал песок и морская соль, нам нечего было возить с собой, нечего собирать, не было ни расписаний, ни книг, ни карт. Покупай и неси, спи и ешь, иди и беги, купайся, раздевшись, кидайся на кровать или на пол, или в машину, потом поднимайся и плыви еще, потом опять вперед, дальше неважно куда.

Я хотел, чтобы эти дни прошли именно так, хотел провести их с Телмой. В кармане были деньги, и ничто не принуждало нас думать о вещах известных, знакомых, принадлежавших тому или иному периоду в нашей жизни. Я хотел, чтобы эти дни прошли бешено и нереально, чтобы мы слышали чужой язык, ели незнакомую пищу, видели незнакомые места и лица, которые не могут вызвать воспоминаний о Западной Виргинии, Северной Каролине, Чикаго, Индианополисе или тюремной камере.

Съезжая в Пунтаренас с парома, я понимал, что оставленная позади паутина ждет меня — люди и загадки, вещи, которые я не мог понять, которые нельзя было забыть. Но пока мы снова не встретились, пока завтрашний день не начал давить на меня, я хотел для нас с Телмой чего-то особенного, скрытого от посторонних. И поездка получилась лучше, чем можно было мечтать или даже заранее подготовить.

41

Мы приехали в Пунтаренас в десять часов. Телма осталась в машине, когда я остановился возле бюро по продаже недвижимости. Седовласая дама и на этот раз была в серебряном ожерелье. Сквозь дверь она увидела, как я подхожу, и с улыбкой встретила меня возле главной стойки.

— Новостей пока нет, мистер Уолдрон.

— Я вас не понимаю.

— Как — не понимаете?

— Мне казалось, что за это время вы найдете покупателя.

— Я тоже так думала, но иногда мы ошибаемся. Потерпите немного. Вскоре что-нибудь появится.

Руиса в кабинете не было. Его секретарша сообщила, что он пошел выпить кофе.

— Где он пьет кофе? — поинтересовался я.

— Иногда он ездит домой.

— Сегодня он поехал домой?

— Не знаю.

Я стоял перед столом и смотрел на нее, пристально смотрел и молчал.

— В чем дело? — сказала она.

Я не шевельнулся, и выражение моего лица не изменилось. В конце концов она не вынесла молчания.

— Честно говоря, я не знаю… — начала она.

Но она сама себе не верила, и знала, что я ей не поверю. Поэтому она объяснила, где найти Руиса.

Я нашел его недалеко от концелярии — на третьем этаже массивного старого дома, окнами выходящего на гавань; над потолком вращались вентиляторы, за столами сидели люди в белых костюмах, играли в карты и пили кофе. И курили черные сигары.

— Счастлив видеть вас, — сообщил мне Руис.

— Я заходил к вам в канцелярию. Мне хотелось бы получить паспорт назад.

— Разумеется. Думаю, завтра или послезавтра.

— Вы говорили, что это просто формальность, которая займет всего несколько минут.

— Обычно так и бывает.

— Что вы хотите сказать?

— Раз в год мое начальство в Сан-Хосе знакомится с паспортами всех иностранцев. Когда ваш паспорт находился у меня, его запросили. Такое вот совпадение. Здесь я бессилен что-нибудь сделать.

— Вы даже не дали мне расписку, помните?

— В ней нет необходимости. Когда ваш паспорт вернут, я сам его привезу. Вам незачем беспокоиться.

Когда я вернулся к машине, Телма спросила:

— Почему ты так задержался?

— Да опять бюрократические штучки.

— Все в порядке?

— Все в порядке.

42

Когда мы вернулись, возле дома уже стояла машина. В гостиной нас ждали Тэгг и Пайн в рубашках с расстегнутыми воротничками, и с ними еще человек, которого я раньше не видел; подтянутый, с холодным взглядом и седыми волосами стального цвета. Он держал в руке тонкую сигару. В комнате стояла тяжелая духота, пепельницы были полны окурков.

— Мы ждем вас с самого утра. Последние два дня мы пытались связаться с вами, — сказал Пайн, как только мы с Телмой вошли в комнату.

Тэгг резко оборвал его:

— Все в порядке, Росс. Ничего плохого не случилось. — Затем он повернулся ко мне, показал третьего человека и сказал: — Познакомьтесь с вашим коллегой генералом Ризером…

— В отставке, — добавил человек, быстро и жестко улыбнувшись. — Том Ризер.

Он протянул мне руку.

— Рой Такер, — продолжал Тэгг, — и его жена Телма.

Мы поздоровались с Ризером за руку, и Тэгг продолжал говорить, не выпуская из рук баночки с маслом и медом.

— Прошу прощения за вторжение в ваш дом, миссис Такер, но мы не хотели возвращаться в город и упустить вас. Должен сказать, что со времени нашей последней встречи вас обоих просто не узнать. Вы загорели и отдохнули. Коста-Рика благотворно действует на вас.

— Нам здесь нравится, — ответила Телма, потом повернулась ко мне. — Наверное, вам нужно поговорить о делах. Я пойду прибрать комнату.

Как только она вышла, Ризер сказал:

— Пойдем-ка на веранду.

Пайн все время следил за мной, мускулы его лица подергивались, губы были плотно сжаты. Как только мы вышли на веранду, он сказал:

— У меня уже не хватает терпения, Такер. Если вы до сих пор не поняли, кто здесь отдает приказы, объясняю — мы. Когда мы говорим, что свяжемся с вами, это означает, вы должны находиться здесь, где вас можно разыскать.

Я повернулся и смотрел на него, а он продолжал говорить.

— Вы не делаете нам одолжение, дело обстоит совсем иначе. Для нас вы просто пара рук…

— Пайн, достаточно, — Ризер отрубил, как топором.

— О чем он говорит? — спросил я.

— Не обращайте… — попытался ответить Тэгг.

— Нет, он что-то хочет сказать. Так что он имеет в виду?

— Почему мы должны возиться с этим человеком, как будто он стеклянный? — заявил Пайн. — Если вы сразу не приведете его в чувства…

— Послушайте, вы, сукин сын… — заговорил я.

Тэгг встал между нами.

— Ну ладно, хватит.

— Подождите в комнате, Пайн, — сказал Ризер.

— Что?

— Я сказал — откройте дверь и закройте ее за собой.

— Подождите минуту. Давайте-ка сразу договоримся…

— Спокойствие, Росс. Не забывайте, кто мы и чем занимаемся, — Тэгг повернулся и посмотрел на Ризера.

— Мы все должны об этом помнить.

Он достал пачку сигарет и закурил.

— Итак, — заговорил он. — Мне нужно поговорить с Такером. Лучше всего, если мы останемся наедине. — Он кивнул в сторону двери, ведущей в дом. — Идите, мы скоро придем.

На этот раз никто с ним не спорил. Ризер повернулся, пересек веранду и вошел в дом. Пайн последовал за ним.

Тэгг сел за столик у края веранды, а я — по другую сторону стола. От солнца нас закрывал большой зонт.

— Великолепный здесь климат — жаркий и влажный, как раз мне по вкусу, и с давних пор. Я прожил восемь лет в Западной Африке — в Нигерии, Камеруне и Конго, неоднократно пересекал экватор. Это были лучшие годы моей жизни. В жаре у большинства людей реакция ослабевает. У меня наоборот, движения убыстряются. Мозг работает лучше, мускулы свободны и расслаблены. — Он посмотрел на небо. — Солнце нещадно палит, потом дождь льет, как из ведра, и от земли поднимается пар. Это очень хорошо для здоровья, как мне кажется. По крайней мере, моего. Конечно, если человек выспался. В этом климате нужно спать после обеда. — Он задрал ноги на перила, скрестил их и посмотрел на океан через деревья.

— Я хочу вам рассказать про Пайна, — продолжал он. — Это выдающийся молодой человек, один из гениальнейших умов, с которыми мне приходилось сталкиваться. Он видит вещи насквозь. Но он молод — вы сами это видели, и нетерпелив. Между книгой о вкусной пище и самой едой проходит длительное время и большое расстояние. Вот этот факт он никак не может понять. Кроме того, он сноб, сноб-интеллигент. Он считает, что людей, не таких умных, как он, не стоит и слушать. И поскольку вряд ли кто-нибудь так же умен, как он… Вы понимаете, что я имею в виду?