Ночи с Камелией - Лариса Соболева

Во время следующего посещения гостя она подробно выспрашивала, как да во что одета Камелия. Стешка приобрела подобие этого наряда и уговорила мадам отпускать ее на ночь в город, не поставив мадам в известность, как именно она собирается зарабатывать. Надо сказать, иногда удавалось подцепить пару-тройку мужчин, только много они не платили, по пять рублей давали, а в заведении Стешка шла за два. Все равно выгода получалась, мадам она отдавала по три рубля с клиента, два оставляла себе, о чем не докладывала, – и трешки с мадам довольно. Но настоящие господа распознавали обман, заработать много не удавалось, Стешка бесилась.

Вошла она черным ходом, у себя в «будуаре» обрядилась в парадное исподнее, чтобы гости прелести видели, и спустилась в салон. Тапер – бывший гувернер и нынешний пьяница – бренькал по клавишам фортепьяно и потягивал водку. Не разобрали трех девиц, две из них играли в карты и тоже пили водку. Стешка двинула к мадам отчитаться за полночи, хотя хвастать было нечем, а раскошелиться предстояло.

– Ну-с? – улыбнулась мадам Иветта. На самом деле ее имя Матрена, тоже из деревни, а в люди выбилась.

– Вот, – достала из-за пазухи кровные шесть рублей Стешка и бросила на стойку. Не дать нельзя: завтра не отпустит.

– Не густо, – смахнув деньги в ящик, недовольно бросила мадам. – Здесь от тебя больше пользы.

– Да погодите малость, – с жаром принялась убеждать Стешка. – Я тока начала, ишо не прославилась…

– «Ишо» не говорят, сколько раз повторять, дура?

– Не буду, – замахала руками Стешка. – Клянусь, мадам Иветта, вскорости вы меня сами погоните! Я столечко заработаю…

– Да пойми, глупая, на улице промышлять нехорошо. Тебя ограбить могут, побить. На что ты мне побитая надобна?

– Я сама кого хотите побью.

– Ну, ладно, ладно, иди. Надоела.

– Завтрева отпустите?

– Завтра? – Мадам с сожалением посмотрела на дуру и махнула рукой. – Ладно уж, отпущу.

Стешка упала на диван в стиле «восточная роскошь», заляпанный жирными пятнами, вырвала из руки Коко бутылку водки, отхлебнула.

– Где пропадала? – спросила пьяненькая Коко, здоровенная, как корова перед отелом. – Туточки тебя двое спрашивали, взяли Мими с Люсиль.

– На дому работала, – ответила Стешка, глядя на третью девушку, пребывавшую в глубокой меланхолии. – Чего это Христя исстрадалася вся?

– Ейный студент приходил, задарма поимел, деньги забрал, да ишо оскорблениев насовал, скотина. А она ревет, говорит – любит его.

– «Ишо» не говорят, – сползая с «восточной роскоши», сделала ей замечание Стешка и бухнулась на такой же диван рядом с Христей, псевдоним которой Жази. – Чего приуныла, девка?

– Стих сочиняю, – сказала подружка.

Христя костлявенькая – в чем душа держится? Мадам велела ей одеваться в платьице светленькое, как барышне, чтобы невинность обозначить, которой, кажется, у нее с колыбели не имелось. Мадам Иветта всем девицам велела одеваться в соответствии со вкусами постоянных гостей. У Коко, к примеру, образ восточной пери – прозрачные шаровары, прозрачная туника, брови густо намазаны черной краской, волосы распущены. Что такое пери, Стешка не знала, но решила – что-то очень большое. Был и образ «благородная дама» – девица обряжалась в платье с турнюром, был образ «хористка» – скромно. В общем, на любой вкус полно. Стешка к гостям выходила в исподнем – в панталонах и корсете, чтобы соблазнение в глаза лезло. Когда же гость требовал чего-то особенного, ее наряжали в это «особенное» (даже в платье тринадцатилетней девочки) и выпускали в салон.

Стешке нравилось это дело, особенно когда гость вызывал симпатию, но влюбиться ни в одного она себе не позволяла. Находились дуры в их заведении – завели любовь с гостем, а потом оплачивали долги любовников, да еще побои терпели, как Христя. Нет, Стешка рвалась в Камелии, да только никак не могла понять, в чем секрет успеха.

– А хошь, твому студенту харю набью? – предложила Стешка, ведь Христя за себя постоять не могла.

– Нет, что ты! – испугалась та. – Тогда он не придет.

– Ну и пущай не ходит. Доколе терпеть-то будешь? Зачем деньги ему отдаешь?

– Он голодает, – защищала Христя студента.

– Не подохнет. Шел бы работать, руки завсегда нужны.

– Он работает. Умом-с.

– Умом? Гляди-ка! Чтой-то не вижу я ума-то. Ну, как хошь. Тады не реви.

Стешка отхлебнула из бутылки водки и призадумалась: Камелия покоя не давала. Кто она такая, что вздумала поперек дороги встать?

Она прибыла в город из деревни за лучшей долей, ее подцепила сводня и определила в дом терпимости. Стешка хороша собой – с телом, молода, лицом пригожая, с характером смелым, оттого и нравилась гостям. Мадам души в ней не чаяла, но, когда Стешка проявляла строптивость, угощала пощечинами. Попала она в среднего разряда бордель, где в основном девушки шли за рубль-два. Были ниже заведения, там за полтинник и меньше трудились, но были и выше. Вот куда мечтала попасть Стешка, но там образованные мещанки, с манерами и пониманием, а у Стешки ни того ни другого не имелось. Она не тяготилась своим ремеслом, хотя «гостям» на вопрос: «Как ты дошла до жизни такой?» – рассказывала сочиненную слезливую историю: «Полюбила я барского сына, сбежала с ним в город, а он обманул и бросил». На жалость давила, иногда это помогало, гости дополнительно давали по полтиннику, который она утаивала от мадам. Подобные сказки имелись в запасе у каждой проститутки, пересказывались по десять раз за ночь, надоели хуже горькой редьки.

– Ну, погоди, – сказала вслух, глядя на дырку в ковре, Стешка. – Попадись мне тока, Камелия, я тебе волосья-то повыдеру, век помнить будешь.

– Лоло! – сладко позвала ее мадам Иветта. – Тебя спрашивают.

Мигом Стешка переменилась, лицо ее засияло улыбкой, глаза засверкали игривым лукавством, голос стал нежно-воркующим:

– Мое вам почтение… котик.

Раз в неделю графиня Шембек устраивала вечера. Известная либералка, она собирала в своем салоне поэтов и художников – зачастую людей вульгарных и грубых, чем подчеркивала исключительную снисходительность к представителям низших сословий. У Шембек слушали стихи и музыку, смотрели картины, потом обсуждали, очень модной темой была забота о народе, но последняя новость оказалась слишком необычной, чтобы пропустить ее.

Марго приехала с большим опозданием, пожилая дама как раз закончила мысль:

– …Никто не может дать объяснения, зачем он пришел в тот дом.

– О чем идет речь? – будто не догадавшись, тихо спросила Марго у графини Шембек.

– О Долгополове, – шепнула Амалия Августовна. – Присаживайтесь, Маргарита Аристарховна, нынче у нас невесело, так ведь и событие ужасное.

В это время говорила молодая женщина, недавно вышедшая замуж, оттого старательно игравшая в великосветскую львицу, обремененную опытом:

– А я слышала, будто Долгополов снял квартиру, где его нашли.

– Помилуйте, – расширила глаза пожилая дама, – у него дом есть! Зачем же ему снимать квартиру да еще в квартале мещан?

– Для встреч с женщиной. – Несмотря на молодость, она оказалась догадливой. – Для тайных встреч, сударыня.

– И кто ж согласится прийти в эдакую квартиру? – А пожилую даму отличала редкая дремучесть. – Там, поди, бедно да грязно.

Марго не решалась напрямую рассматривать Вики – неприлично, тем не менее она не упускала ее из виду.

Галицкая не принимала участия в обсуждении, заметно скучала, однако прислушивалась к тому, что говорилось, значит, скука была напускной. Стоявший за креслами дам со скрещенными на груди руками поэт, стихи которого издавали в губернских газетах, молвил свое слово:

– Для влюбленной женщины не существует границ, она пойдет за любимым хоть на берег реки, хоть в пещеру…

– Голубчик, – повернулась к нему пожилая дама, – ну что вы такое говорите? Пещера хороша для стихов, а благородной даме прийти на свидание в бедный квартал… это дурно.

– Простите, но кто же говорил, что к нему приходила непременно благородная дама? – вступил в диалог художник с помятым лицом. – Это могла быть любая женщина…

– Любая не годится, – категорично заявила пожилая дама. – Долгополов – столбовой дворянин, он не мог увлечься… любой! Это безнравственно.

По залу пролетел легкий смешок, обидевший наивную даму.

– Должно быть, вы плохо знаете мужчин, – сказала юная новобрачная.

– А вы-то откуда их знаете? – нашлась пожилая, заставив покраснеть собеседницу.

– Господа! – почувствовав, что диалог готов выйти за рамки светского, графиня Шембек встала. – Мы все равно не узнаем, что за дама приходила или должна была прийти к Долгополову. К чему ж гадать?