Песни в пустоту - Александр Горбачев

Эдуард “Рэтд” Старков

У меня китель такой – кажется, что такие кители должны носить только нацисты. А у меня на кителе нашивки – я сам сделал – нашивки эзотерические. На которых изображен просто человек. Юг, Запад и Восток там изображен – и человек посередине Юга, Запада и Востока. А люди проходят мимо и считают меня нацистом. Такие вот с обществом отношения: иду по улице, а меня нацистом называют. Мать родная меня называет… теперь никак не называет. Считает меня дебилом с соседкой и говорит: “Теперь у меня дома свой Сукачев завелся” – они Сукачева считают фашистом. Кругом политика.

(Из интервью журналу Fuzz)

Виктор Волков

Музыканты в “Химере” были очень разными людьми. Все где-то учились, работали – словом, могли вписаться в обычную жизнь. А Эдик не мог.

Алексей Михеев

Как-то раз Лена Гудкова, очень умная дама, сказала: “Ребята, главное, чтобы вы работали. Человек должен работать. Это сущность человека. К сожалению, ваш рок не является работой. Вы не встраиваетесь в социальную структуру, ничего не происходит”. И устроила Рэтда торговать вразнос на улице фильтрами для китайских мундштуков. Он торговал ими две или три недели. Потом ему просто выделили что-то типа штатной должности в клубе: после концерта он сметал разбитые бутылки, которые били об стены и об головы. Это была его единственная работа. Когда жил в Выборге, он еще был кочегаром вроде как. И еще несколько раз в сезоне они играли с “Химерой” саундтрек к какому-то спектаклю в Балтийском доме. Сидели за кулисами и издавали всякие звуки.

Егор Недвига

Однажды случайно получилось так, что мы оказались в одной электричке Выборг – Петербург лютой зимой. Утренняя, вторая электричка. Я даже помню, во сколько она уходит. В 5:25. Я был тогда студентом второго курса института кино и телевидения, а Эдик ехал из дома, я думаю, в “Там-Там”. И вот ужасно холодно, мы невыспавшиеся, даже разговаривали мало – были озадачены одной мыслью, чтобы это долбаное криогенное ведро добралось до Питера и мы скорее бы нырнули в теплое метро. Эдик тем не менее не унывал, шутил, мы покурили, а потом он залег на скамейку спать. И где-то в районе станции Рощино в вагон зашли бродячие музыканты. У одного было некое подобие гармошки, второй с гитарой, на которой было всего четыре струны. И они начали играть и петь нестройными голосами, пытаясь перекрыть грохот и стук колес. А во всем вагоне было пять человек. Все неохотно завертели головами, и вот музыканты уже прошли весь вагон, как вдруг Эдик вскочил, побежал за ними и дал денег. Я не помню сколько, но помню, что удивился – это были достаточно реальные деньги. И я подумал – ни фига себе, Эдик последнее отдает. Денег-то у него вообще не было никогда.

Алексей Никонов

Ему было похуй на все. Я знал только трех человек в своей жизни, которым было похуй на все, и он был одним из них. Вот мы шли с ним на концерт, у него была с собой гитара, он вдруг берет и по перрону – хуяк ее! И гитара пролетела сорок метров по перрону. А он на ней должен был играть. Но он об этом не думал в тот момент, и это было очевидно. И это не было, знаешь, позой какой-нибудь. Мне, конечно, очень повезло, что я с ним встретился. Из всех моих знакомств это главное, оно изменило всю мою жизнь.

Эдуард “Рэтд” Старков

Мне все время хорошо живется. Я как родился, так и понял: “Вот кайф-то”. Правда, иногда в детском садике задавался вопросами: “Ох ты!..” У меня бывало, я помню: в детском садике, знаешь, как будто кома такая, пелена на глаза наезжает… Однажды – прекрасно помню – в детском саду сижу, как пелена такая – бум! “А как же я, а что же я, ох, ни фига себе, как же, чего, почему?” А потом думаю: “Нормально”, думаю: “А, бог с ним”. Не знаю, чего париться-то?

(Из интервью журналу Fuzz)

Алексей Михеев

У него было очень мало личных вещей: гитара, татуировочная машинка и какой-то психоделический фотоальбом.

Алексей Никонов

Для Рэтда вообще не существовало материальных ценностей. Ты бы видел его рюкзак! Он жил на Бакунина, спал на полу – когда я увидел, как он там жил, я вообще охуел. Какой-то матрас валялся, и все. У него вообще вещей не было. В рюкзаке – какие-то загогулины железные, которые он на улице нашел, блокнот, ручка и луковица, которую он спиздил с Тимой Земляникиным на рынке. Когда я увидел такую францисканскую аскезу в роке, меня это потрясло. И я видел, что это не наебка.

У него ничего не было, даже гитару ему, насколько я знаю, дал Бачинский.

Виктор Волков

Эдик был весь в татуировках. Я часто видел, как их набивали. Часть сделал он сам, куда мог дотянуться, остальное набили друзья. Если бы он был жив, думаю, сейчас был бы забит весь, до пяток.

Владислав “Витус” Викторов

Он был весь забитый, зататуированный, левую руку сам себе забивал, а правую – кто-то из друзей. И как-то Гена у него спросил: “А что ты будешь делать лет в пятьдесят или в шестьдесят с этими татушками?” А он говорит: “Я не собираюсь до пятидесяти жить”.

Алексей Никонов

Они спиздили с Бенихаевым в одном месте хэт, мини-пульт и дешевую гитару. И Рэтд написал записку: “Извините, пожалуйста. Это взяли мы. Мы поиграем и если станем звездами, то принесем назад”.

А еще как-то раз пришел и говорит: “Блядь, мои картины не взяли в библиотеку”. А картина эта – ну, пластинка с дыркой и на ней какая-то хуйня нарисована. Я говорю: “Рэтд, ну ты чего, дурак? Ты что, думал, что в районной выборгской библиотеке такую картину повесят?” “Да!” Ну боже мой – человек старше меня на пять лет. Но эта-то открытость в нем и подкупала. Мы жили по суровым законам, а Рэтд умудрялся своей ироничностью эти суровые законы обходить.

Его никогда не забирали менты. У него вся рожа была в татуировках, фотография в паспорте была приклеена на резинку жевательную. Мент берет этот паспорт и видит: “Житель планеты Луна”. Бред полнейший, он сам написал. И он так на них действовал, что его просто отпускали. Никогда не задерживали. Я не знаю, как ему так удавалось.

Рэтд всегда был честен. То есть для меня он был таким настоящим воплощением героя рока. Только я тогда думал, что все такие, что их много. А в результате оказалось, что это был единственный человек, который соответствовал моим представлениям о том, какой должна быть андеграундная рок-звезда.

* * *

Как и было сказано, “Там-Там” был территорией свободы, в буквальном смысле слова домом терпимости: здесь могли соседствовать примитивный панк-рок и забористый авангард, скинхеды и антифашисты, тишайшие вегетарианцы и буйные потребители всего, что можно купить за деньги. Это был не столько клуб, сколько сообщество вольных художников, постоянно выходивших за всевозможные флажки, – прежде всего потому, что флажки эти перестали соответствовать каким-либо реальным границам. Все здесь играли со всеми, каждая новая группа на сцене сулила что-то неизведанное, музыканты вольготно бродили по полю экспериментов, не подозревая, что поле это еще и минное, – или просто не обращая на это никакого внимания. Немудрено, что и в Эдуарде Старкове, для которого “Там-Там” быстро стал необходимой и достаточной средой обитания, быстро обнаружились самые разные ипостаси. К середине 90-х “Химера” начала плодить химер – побочные группы с удивительными названиями, неопределенным составом и свободным звуком.

Алексей Никонов

Первый концерт, на который я с Рэтдом попал в “Там-Таме”, – это была не “Химера”, это был параллельный его проект, назывался “Егазеба”. Они играли нойз, хотя тогда это не называли нойзом. Это была открытая группа, там мог играть кто угодно. Некий эквивалент “Поп-механики”, только утяжеленный во много раз.

Андрей Алякринский

“Егазеба” – это был музыкальный авангард. Там ничего никто не репетировал и никто ничего не придумывал заранее. Абсолютная импровизация: ни состава, ничего – кто попадался под руку, тот и играл. Перкуссионист Marksheider Kunst, покойный Паша Литвинов из “Аукцыона” – у них всех были там рядом репетиционные точки, и они с радостью вписывались во всякие затеи. Я помню только один концерт “Егазебы”. Эдик принес таз на сцену, намылился и стал делать у себя на голове какие-то разные психоделические фигуры – ну и подо все это игралась музыка совершенно невменяемая. То есть перформанс в чистом виде. Границ никаких не было – насколько далеко тебя может увести воображение, настолько далеко и заходило.

Эдуард “Рэтд” Старков

Есть такой фильм “Эльвира – повелительница тьмы”, главная героиня – ведьма Эльвира. Она как бы такая добрая ведьма. Потешная такая, смешная и с юмором. Но, если ей всякие подляны устраивать, она на них отвечает. Ну и однажды она приехала к своей бабушке, которая тоже была ведьмой. Пришла в дом, там стояли на полочке всякие препараты: разные скляночки, баночки… Она решила приготовить ужин для своего кавалера. Короче, она взяла скляночки, намешала все в кастрюльке, поставила на плитку, и все это стало там вариться. Варилось, варилось. И на одной скляночке там было написано: “Егазеба”. И она взяла насыпала туда этой “Егазебы”, сняла с плитки, принесла в гостиную. Открывает крышку, а оттуда такое чудовище выносится, которое и называется Егазеба. Ну вот у нас такой проект и есть – когда мы играем всякую дурацкую музыку. Такую – авангард ее называют… Экспериментальная, короче, музыка.