Развод. Цена моего прощения - Чарли Ви

сомнения и чувства.

— Всё хорошо. Ничего не болит. Очень рада оказаться дома.

— Может, чаю?

Киваю.

— Давайте вместе. Мне так хочется поговорить с вами.

Сидим до полуночи. Я рассказываю ей о том, что случилось, даже про первую ночь. Она вздыхает и качает головой, переживает, но не перебивает.

— А завтра Кирилл пригласил меня впервые на банкет. И я не знаю, как быть. Там будет элита. Его любовница, эта Наташа. Помощница. Я боюсь.

— Леночка, ты же сильная. Посмотри, какой ты путь уже прошла. Я думаю, тебе надо идти. Кто они такие, чтобы смеяться над тобой или посметь что-то сделать. Да и Кирилл Борисович не даст вас в обиду. Мне кажется. Он может и не сюсюкается с ни с кем, но есть в нём мужское начало. Не должен он бросить вас. Он ведь понимает, что вы в первый раз.

— Да? Вы так думаете? Ну хорошо, — кручу в руках чайную ложечку, чай уже давно выпит. — А вдруг я его опозорю. Я даже не знаю, как одеваться на банкет. То есть теоретически знаю. Читала. Но сама не собиралась.

— Ой, Лена, вот об этом вам надо переживать меньше всего. Сейчас в магазинах чего только не продаётся. Вам там и подскажут, и помогут.

После разговора с Зинаидой Степановной мне становится легче не столько от советов, а сколько от того, что высказалась и поделилась сомнениями.

Мы прощаемся, и я иду к себе в спальню. Долго ворочаюсь, вспоминаю, как Кирилл прикасался ко мне. Мне кажется, я даже его запах чувствую.

Вибрирует телефон. Сообщение от Кирилла. Открываю. А там фото луны в ночном небе, она будто укутана облаками. Очень чёткий и красивый снимок. Сердце подпрыгивает от радости, значит, и он думает о том же, о чём и я. Как мы сидели после аварии и смотрели в небо, он обнимал меня, и я испытывала к нему не ненависть, а совсем другие чувства.

Сижу в кровати, смотрю на фото и улыбаюсь, от осознания, что Кирилл думает обо мне. Не думала, что для меня это так важно.

А может ему тоже что-нибудь написать?

Но в голову ничего не приходит, кроме банального: «Ты где?». Появляется галочка, о доставке, но оно висит не прочитанным. Проходит минута, другая, пять. Я решаю лечь спать окончательно. Выключаю телефон и ложусь. А через несколько минут экран телефон мигает, предупреждая о сообщении. Хватаю телефон, открываю сообщение.

«Дома»

Как информативно. Блин. Мог бы написать и ещё что-нибудь. Сама не понимаю чего хочу. Но мне мало этого, мало одного слова. Хочется, чтобы он снова стал открытым и мы могли поговорить. Почему-то, мне кажется, не такой он и плохой, просто наверно, так жизнь сложилась. Он закрылся от всех, как и я. И не подпускает к себе никого. Мне приходит в голову озорная мысль, и поддавшись порыву, я скрещиваю ноги на постели и фотографирую свои коленки. Они вроде у меня ничего такие. Симпатичные. Гладенькие, а в свете ночника ещё и блестя красиво. Секунду думаю и нажимаю отправить.

Прочитано. Молчание. Блин, я наверно, зря это сделала. Вот дура! Теперь фиг знает, что он обо мне подумает.

А вслед за моим сообщением прилетает ещё одно:

«Сейчас приду».

Сердце отбивает чечётку по рёбрам от мысли, что он всё не так понял. А во рту всё пересыхает от мыслей, какой смысл скрывается за его сообщением.

«Ё-моё! А-а-а! — ругается мой внутренний голос и визжит в панике. — Что сейчас будет!»

Глава 21

А когда открывается дверь и на пороге появляется Кир, моё сердце бухает вниз. Страшно просто капец. Продолжаю сидеть на кровати, потому что не знаю, что надо делать. Боюсь самой себя. И того, что творю. Всё нелогично, неправильно. Он грубый, бесчувственный и изменил мне, а меня тянет к нему со страшной силой.

Как всегда, хмурит брови, молчит. Подходит к кровати и начинает раздеваться. Расстёгивает ремень, пуговицу, ширинку. Я слежу за его движениями, боюсь даже вздохнуть. Становится очень жарко, у меня полыхают щёки.

Стягивает футболку. Мышцы перекатываются под кожей, и мне нестерпимо хочется потрогать его руки. Огромный ушиб на груди в тусклом свете ночника отдаёт чёрно-фиолетовым цветом. А светлые тейповые полоски подчёркивают цвет синяка.

Я встаю на колени перед Кириллом, прикасаюсь аккуратно к раненой коже.

— Выглядит просто ужасно, — говорю тихо больше для себя.

— Наверно, — пожимает плечами.

Кожа кажется очень горячей. Ещё раз прикасаюсь к его груди, веду ладонью выше, опускаюсь ниже на талию. Он очень горячий. Очень.

Встаю на ноги, чтобы дотянуться до его лица, обхватываю лицо руками и тянусь к нему, трогаю губами лоб.

— У тебя температура!

На лице Кирилла растерянность, он, наверно, думал, что я его поцелую.

— Не выдумывай. Нет у меня ничего.

Тянет руки ко мне, хочет обнять, но я соскакиваю с кровати.

— Сейчас подожди. Я за градусником.

Бегу на кухню, аптечка у меня хранится там, хватаю её и возвращаюсь обратно. А в голове перебираю всё, что я знаю о сломанных рёбрах и бывает ли при ушибах высокая температура.

Тороплюсь, боюсь, что уйдёт, но когда захожу в комнату Кир уже раздетый, в одних боксерах лежит на моей кровати. Подхожу к нему, ставлю аптечку на прикроватную тумбочку. Открываю её, и на дне нахожу ртутный градусник. Электронных у нас три, но я им не особо доверяю.

— Подними руку.

— Зачем?

— Градусник поставлю. Температуру измерить хочу.

— Я никогда не болею. Нет у меня температуры.

Вот упрямый. Слов нет. Но я тоже умею проявить твёрдость.

— Вот давай и проверим. Подними.

К моему облегчению он слушается. Ставлю градусник, а Кир уже лезет рукой под халат.

— Ты что ещё в трусиках? Я думал, ждёшь меня раздетая.

Глаза у него лихорадочно блестят. И мне не нравится этот блеск. И вид болезненный, сейчас вблизи это особенно заметно.

— У тебя градусник, — напоминаю ему, а сама ловлю его руку, которая бесцеремонно лезет дальше. — Ну Кир, подожди немного.

— Не хочу.

— Пять минут ты можешь подождать?

— Нет.

— Да в кого ты такой упрямый?

— Ни в кого. Всегда таким был. Садись на меня.

Ненароком бросаю взгляд на его бёдра и вижу его возбуждение, бугор топорщится почти вертикально вверх. А от его предложения в коленях слабость. Резко отворачиваюсь, прогоняю эротичные картинки с нашим участием.

— Ты озабоченный, — кусаю щёку изнутри, чтобы не начать улыбаться.

— Кто бы говорил. Смотрите-ка, монашка, а на мой член смотришь, как кошка на сливки.