Фанера над Парижем - Людмила Милевская

«Чем же управляет этот пульт? — задумалась я. — В кабинете нет компьютера, — видимо, хозяин пользовался ноутбуком, — нет видика, нет музыкального центра. К тому же пульт не такая уж великая ценность, чтобы хранить его за семью замками. Что-то в нем должно быть не так».

Я принялась тщательно исследовать этот пульт, даже разобрала его. И ничего. Пульт как пульт, на двух батарейках. Чего я только с ним ни делала: и телевизор им пыталась включить, и комбинации цифр на кнопках набирала. Ничего. То есть совсем ничего. Безрезультатно.

В полном разочаровании я вновь уселась к столу (во вращающееся кресло банкира) и стала прицеливаться пультом во все, что попадалось на глаза. Вращалась туда-сюда и, живо представляя своих врагов, расстреливала их безжалостно из ковбойского «Кольта». Долго так я воображала, видимо, не до конца расставшись с детством.

И вдруг случайно прицелилась в округло выступающий угол стены кабинета. Прицелилась, нажала красную кнопочку включения, сказала «пиф-паф» и…

Массивный, украшенный лепниной угол стены с едва слышимым жужжанием начал медленно поворачиваться на невидимой оси. За ним тут же обнаружился шкафчик с множеством полок. А на полках…

Нет!!! Я в жизни не встречала подобной откровенности! На стеллажах в алфавитном порядке, по разделам, стояли папки для бумаг. А каждый раздел снабжен табличками, на которых аккуратным банкирским почерком было обозначено: «компромат», «должники», «кредиты», «защита» и так далее и тому подобное. Просто полное собрание деятельности Турянского.

«Да-а, — подумала я, — простукать такой тайник невозможно: отъехала не декорация там какая-нибудь, а целая стена. А посмотреть, так нет на стене ни щелей, ни других признаков того, что она способна отъезжать».

Но меня уже волновало другое. Первым делом я полезла в папки с пометкой «компромат»…

И тут же наткнулась на свою Тамарку. Легко отыскала ее среди других, неизвестных мне фамилий. Боже, как она влипла! Этот чертов Турянский такое про нее знает, что я сразу пришла в сомнения: должна ли я его искать?

Может, пусть и сгинет с концами?

Чем больше я изучала документы, тем больше проникалась мыслью, что Тамарке очень даже выгодна кончина Турянского, причем именно естественная. Более того, Тамарка просто обязана спать и во сне видеть, что он умер, но при этом не мешало бы каждый день ставить богу свечку, чтобы он сделал это самым естественным путем.

Я бы на месте Тамарки и своих телохранителей приставила бы к нему от греха подальше, потому что подорвись Турянский, скажем, на мине, и это будет конец Тамаркиной свободной жизни. Упекут беднягу за решетку. Почему?

Да потому что муж Лели фантастически осторожный и предусмотрительный человек. На полке с пометкой «защита» лежали записи, из которых узнала я, что Турянский далеко не лох. Он соорудил недурную систему, мгновенно срабатывающую после его насильственной смерти — весь компромат сразу выбрасывается в Интернет, а копии документов отправляются в органы.

Если верить этим записям, то насильственная смерть Турянского просто взорвет наше общество, прокатившись волной потрясающих разоблачений.

И предотвратить эту волну никак нельзя: кто отправит в Интернет информацию, знает один лишь Турянский: та часть записей, которая освещает эту проблему, зашифрована. Живет, думаю, где-нибудь старушенция, которой Турянский ежемесячно добавляет к пенсии солидную для нее сумму, а может, студент там какой, может, просто знакомый или близкий ему человек, бывший сосед, да кто угодно…

Думаю, людей этих много, и сами они понятия не имеют, что за информацию должны явить свету в случае гибели того, кто им платит. Если Турянский умрет после долгой и продолжительной болезни, они, следуя инструкциям, просто уничтожат данный им на хранение материал, если же в СМИ промелькнет сообщение о его убийстве, материал пойдет в Интернет. Все просто. Бедная Тамарка.

Дальнейшее исследование показало, что бедная Тамарка не одна. Вскоре к ней присоединились и другие мои знакомые, к примеру, Маруся.

То, что Маруся шельма, я знала давно, но суммы, из-за которых она рисковала своей свободой, были столь незначительны, что только диву давайся и руками разводи — из-за какой глупости эта хитрая бестия попала на крючок к Турянскому.

Вот к чему жадность приводит.

Каково же было мое удивление, когда среди прочих жертв я обнаружила и Пупса, и не жадного, и не плутоватого, а просто нашего честного Пупса, мужа благороднейшей из благороднейших Розы.

Турянскому, видимо, пришлось изрядно потрудиться, прежде чем он заманил осторожного Пупса в свою ловушку…

Э-хе-хе! В нашей стране заниматься делом и совершать преступление — это одно и то же.

Порой преступление уже просто жить.

Как тут осудишь Пупса?

Естественно, у меня сразу же возникло желание документы, компрометирующие Пупса, порвать и сжечь, но не тут-то было. Мгновенно выяснилось, что это всего лишь копии, с помощью которых, думаю, Турянский проводил свой текущий шантаж и которые поэтому ему нужны были частенько и всегда находились под рукой. Подлинники же он хранил в каком-то надежном и отдаленном месте.

Но я же не бесчувственный чурбан — конечно же, я расстроилась, распереживалась за них, за шельмоватых своих друзей: ах, Тамарка, ах, Маруся, ах, Пупс!

Больше всего огорчилась за Пупса. Раз в жизни человек согрешил, и так неудачно. Бедная Роза, она-то за что пострадает? Ах, как она любит своего Пупса, как не захочет его лишаться, но если Турянского нет в живых, участь Пупса предрешена.

«Не будут нарушать законы! — от бессилия тут же разозлилась я. — Почему бы им не жить честно, как это делаю я, давая неподражаемый пример благородства и непорочности!»

Не успела я так подумать, как обнаружила папку, на которой стояло и мое громкое имя.

Сначала я не поверила глазам, произнесла свое имя вслух и не поверила ушам.

Я-то здесь при чем?

Откуда у Турянского компромат на меня?

Господи, да что же могла я нарушить, если никогда ничем от роду не занималась, не считая, конечно, сплетен, флирта и обжорства. Изредка, правда, спасала от неприятностей друзей (над чем и сейчас работаю), но это все от скуки, «промежду прочим», как любит говорить моя Маруся.

Открыв папку, я вынуждена была признать, что оставаться честной в нашей стране невозможно даже теоретически. Эти депутаты — господи прости — понаставили, понимаешь, ловушек. Шагу не сделаешь, какой-нибудь закон не нарушив. Даже такой кристально честный человек, как я, вынужден жульничать, мошенничать и плутовать.

Обидней всего, что я совершала противоправные поступки не ради себя, а из самых чистых, из самых благородных, из самых благих побуждений!

Но Турянскому-то как стало известно о моих грехах?

Ах он жук!

Каков подлец!

Своими руками задушила бы его…

Стоп, своими руками нельзя. Если этот негодяй умрет насильственной смертью, весь мир узнает о моих грешках…

Соседи узнают…

Подруги узнают…

Муж узнает…

Издатель мой узнает!

Ну и пусть знают, я же от этого не похудею. И очень жаль, что не похудею, была бы прекрасная диета. Нарушаешь себе закон и худеешь, хотя все, что хочешь ешь: пирожные, всяческие копчености, балычок, икорочку с маслицем и даже сало.

Боже, лет десять, наверное, не ела сала! Даже вкус его забыла… Этак нет-нет да и позавидуешь хохлам.

Но куда опять меня понесло? При чем здесь сало с хохлами, когда о моих грехах узнают не только подруги и соседи, но и читатели, елки-палки, узнают.

Мои читатели узнают!

Боже!!!

Подлый Турянский замахнулся на святое!

Меня бросило в жар. Пот прошиб. Током прошило. Начался озноб. Мурашки по коже забегали.

Нет, Турянский — подлец, он должен, конечно, умереть, но лишь своей смертью: от сердечного приступа, спровоцированного клаустрофобией.

В этом месте я, как порядочный человек, не могла не задать себе вопрос: «А почему, собственно, я возлагаю на себя такой труд — решать: должен умереть или нет этот несчастный Турянский?»

Ответ появился вместе с вопросом: "Только я, порядочный человек, могу соблюсти справедливость в таком сложном и деликатном деле. Турянский опутывает людей густой сетью компромата и заставляет их действовать себе во благо. Вот пылится на полке папка с моими мелкими грешками, которые не тянут даже на приличную статью, но которые для меня, как человека незапятнанного и с именем, очень губительны.

Мое счастье, что я абсолютно ни на что негожая. Лишь в силу своей бездарнейшей никчемности и лени я не понадобилась Турянскому. Но есть же люди, одержимые жаждой деятельности. В какие только сферы их не несет. Да взять, хотя бы, мою Тамарку…

Это же не значит, что их надо шантажировать и заставлять совершать нехорошие поступки.

Ах, как не повезло моей Марусе! О Пупсе с Тамаркой уже и не говорю. Им совсем будет нехорошо, если вдруг киллер случайно влепит Турянскому пулю в лоб. Следовательно, нельзя подвергаться такому риску, и нужно срочно помочь Турянскому умереть достойно и (главное!) своей смертью. Ведь, возможно, наступит час, когда и я вдруг пригожусь Турянскому со всей своей ленью и бездарностью. Бывают и такие парадоксальные исключения.